Лоуренс сумел сохранить спокойствие лишь потому, что в определенном смысле это было не его дело. Иначе с него бы сейчас пот лил градом, как с сидящего рядом Ле Руа.

– О, вы можете не волноваться, – тихо проговорил Эрингин. – В наших обычаях предоставлять вести дела в незнакомых нам областях тем, кому эти области знакомы.

Каждый может говорить все, что пожелает. Но ни одно дело не начинается без доверия.

Работорговцы продают и покупают людей, полных боли и страха, или по крайней мере гнева и ненависти.

Столь великолепными способностями можно было лишь восхищаться.

***

По окончании переговоров Эрингин пожал руки Лоуренсу и Ле Руа и пригласил обоих отобедать с ним.

У Ле Руа был такой вид, будто он просто умрет, если ему придется еще дольше сдерживать тревогу; Лоуренс сомневался в своей способности удержать в желудке пищу, принятую в компании людей из Торгового дома Делинка.

Поэтому они оба с извинениями отказались; Эрингин принял разочарованный вид. В какой степени это было лицедейством, понять было трудно; не исключено, что он в самом деле испытывал разочарование.

Эрингин и мальчик-слуга проводили их до выхода, и Лоуренс с Ле Руа покинули наконец этот дом. На город давно уже опустилась ночь.

Но было не очень темно. Порт освещало множество фонарей – одни свисали с носов лодок, другие держали над головой грузчики, возящиеся с товарами. И, конечно же, лампы висели во всех заведениях, торгующих вином; там уже начинали веселиться люди, желающие смыть усталость после трудного дня.

– …Ни один маркиз или граф не может быть таким кошмарным, – первое, что сказал Ле Руа.

– Однако городские чины обращались к нему очень почтительно.

– Если бы такой тип обзавелся аристократическим титулом, он бы правил страной. От одной мысли в ужас бросает.

Ле Руа потел так отчаянно, словно и впрямь был в ужасе. При виде этого Лоуренс подумал: быть может, у него самого храбрость выше среднего? Впрочем, едва ли. По словам Хоро, это было просто тугоумие.

– Но сделку мы заключили.

В этом, по крайней мере, ошибки быть не могло. Лоуренс взял руку, которую ему протянул Ле Руа, и крепко пожал. Переговоры принесли им шанс из тех, которые меняют судьбы.

– Я быть может, немного пользы смогу принести, но что смогу, я сделаю, – произнес Лоуренс.

– Ха-ха-ха! О чем ты говоришь? Если бы тебя там со мной не было, я бы просто задохнулся! И я буду одалживать твои знания. Я ведь плачу триста серебряков!

У Лоуренса возникло ощущение, что Ле Руа напоминает, что за то, чтобы Лоуренс представил его, он обещал заплатить деньги; однако, естественно, это был не повод сердиться. Подобного ожидал бы любой торговец.

– Ладно, пойдем куда-нибудь отпраздновать! У меня от волнения в горле совершенно пересохло.

Предложение звучало заманчиво, но Лоуренс подумал о Хоро и остальных.

– Спасибо, но…

Однако против него был Ле Руа со своим нарочитым дружелюбием и приветливостью. Он мгновенно все понял и отступил.

– А, ну конечно. Впрочем, совсем скоро мы будем трапезничать вместе, и достаточно долго. Быть может, нам удастся избежать ссор, если до того мы будем встречаться не слишком часто, – и он захихикал.

Лоуренс мог лишь натянуто улыбнуться.

Но когда они расстались, снова пожав руки, это рукопожатие было крепче предыдущего.

– Ну, доброй ночи! – воскликнул Ле Руа и удалился.

Лоуренс помахал ему рукой и отправился своим путем. Однако он успел сделать лишь несколько шагов, прежде чем изумленно застыл.

– Ты… – пролепетал он, глядя на возникшую перед ним пошатывающуюся и очень недовольную Хоро, лицо которой было искажено от чувств. «Пошатывающуюся» – отнюдь не фигура речи: Хоро действительно нетвердо стояла на ногах и дрожала, обхватив себя руками.

– Ты что… была здесь все это время?

– …

Хоро не ответила. Она попыталась кивнуть, но настолько замерзла, что и это ей толком не удалось.

Лоуренс понял, что ее недовольное выражение лица было вызвано всего-навсего холодом.

– Ладно, в любом случае, давай зайдем в ближайшую лавку. И кстати, что ты здесь делала?

Он снял свой плащ и накинул его на плечи Хоро. Ее балахон был так холоден, будто его поливали ледяной водой. Хоро, мелко дрожа, ответила:

– Я… я подумала, что тебя здесь могут обмануть, и поэтому…

– Ты беспокоилась обо мне? Но это не значит, что тебе надо было оставаться все время на улице…

Лоуренс не мог не восхититься умением Хоро даже в такой момент его оскорблять. Но он решил не задаваться вопросом, стоит ли рассмеяться над ее ответом или закатить глаза, а просто положил руку на ее худые плечи, накрытые его плащом.

К счастью, в доме Эрингина горело множество очагов и каминов, так что плащ был уютный и теплый. Кинув взгляд на лицо Хоро, Лоуренс увидел, что оно начало оттаивать.

– Смотри, вон там лоток. Погоди минуту.

Хоро послушно кивнула и села, съежившись, под окном торгового дома; сквозь щель в ставнях пробивался лучик света.

Лоуренс кинул на нее еще один взгляд. Она сидела понуро.

– Ох уж… – пробормотал он и быстро заказал крепкого вина. Вернулся и сказал: – Вот, выпей.

Вино, которое продавали с этого лотка, прекрасно подходило для холодной зимы в холодной стране. Хоро взяла у Лоуренса чашку, поднесла к губам и зажмурилась.

– Твой хвост, – с улыбкой сказал Лоуренс, но Хоро даже не попыталась скрыть распушившийся хвост. Она резко выдохнула, потом вдохнула и сделала еще глоток. Спиртное явно помогало от холода.

– Не торопись! – предупредил Лоуренс и попытался забрать чашку, прежде чем Хоро глотнет в третий раз. Однако его рука застыла, не дотронувшись до чашки.

Взгляд Лоуренса поднялся от груди Хоро к ее лицу.

– Это… – начал было он, но Хоро тут же сделала третий глоток, словно пытаясь убежать от его слов.

Она выдохнула второй раз; наконец ее лицо вернуло себе румянец, и она улыбнулась настоящей улыбкой Хоро.

– Дуреха я, верно?

Она, должно быть, имела в виду, что продолжала пить, хотя уже была пьяна.

Если бы Лоуренс потребовал объяснений, он бы их, несомненно, получил. Хоро держала чашку обеими руками, но локти плотно прижимала к телу. Отчасти это, конечно, было из-за холода, но существовала и другая, более важная причина.

Она что-то удерживала; это можно было видеть даже в тусклом свете, выбивающемся между ставнями.

– Их принесли почти сразу после того, как ты ушел. Но… – начала Хоро. Она протянула Лоуренсу чашку и достала из-под балахона то, что держала там. Два запечатанных письма, одно заметно больше второго. Как будто там внутри была карта.

– Здесь то, что ты искал ради меня. Было бы неправильно, чтобы ее разглядывали только мы с Коулом. Не говоря уже о той твердолобой.

Голос ее звучал резко, но лицо пьяно улыбалось. По-видимому, Хоро смущалась того, что не могла скрыть счастья.

Она стояла на улице, на холоде, лишь для того, чтобы вморозить эту глупую улыбку в свое лицо.

– Я подумала, – добавила она, поднимая глаза на Лоуренса, – что правильнее всего будет посмотреть ее нам с тобой.

Отчасти это было из-за вина, но лицо Хоро в выбивающемся из окна свете очага цветом напоминало медовый леденец. Лоуренс потянулся к ней свободной рукой. Провел большим пальцем по левой щеке, точно возвращая на место мягкий изгиб ее лица.

Даже если она приняла разумное решение относительно того, как добираться до Йойтсу, очевидно, это отнюдь не означало, что все последующие решения она тоже будет принимать под диктовку разума. Это и привело к ее глупому – настолько, что даже забавно! – решению отправиться на улицу и ждать Лоуренса посреди зимней стужи.

– Да, ты и впрямь дуреха.

Хоро клыкасто ухмыльнулась, и облачко дыхания вылетело у нее изо рта. Лоуренс легонько обнял ее, затем подался назад.

– Ты их даже не вскрыла?

– Нет, но много раз пыталась смотреть на просвет.