— А передом наголо можно?

— Ты о своей мужественной красе? Половой член можешь выставлять на солнце, но вот облучать мошонку ультрафиолетом, как врач, не рекомендую, нежные яички и живчики стоит поберечь.

— То же касается и женской груди?

— Любая кожа, братец Фил, не выносит передозировки ультрафиолетового излучения. Чрезмерный загар здоровья не прибавляет.

Хотя если ты спрашиваешь об этиологии злокачественных опухолей молочной железы, то ультрафиолет этому способствует в минимальной степени. Тут работают совсем иные неблагоприятные факторы…

Чего это тебя на врачебную тематику потянуло?

— Старею, наверное. Только сейчас заметил, как у тебя грудь с осени увеличилась, округлилась, соски круто вверх идут, кружочки посветлели…

Смотришься изумительно и прельстительно.

— Как вы галантны, месье Филипп! Ареолы побледнели — это от загара. Но, вообще, я на себе испытываю новую пластическую методику — стимуляция тканей, и всякое такое. Хочу к летнему сезону иметь дамский размерчик на три-четыре, как у твоей Насти Заварзиной.

Хочешь, младожен, тебе естество-мужество потолще, подлиннее вырастим, — а?

— Не надо.

На четвертый день отдыха на Красном море рыцарь Филипп с утра стимулированно распорядился:

— Кавалерственная дама Вероника, прошу вас, не мешкая лично, сегодня же отправиться к неофиту Анастасии и предложить ей на выбор: либо продолжить покаяние в Афоне до конца января, либо присоединиться к нам в Шарм-эль-Шейхе.

— Ой не введи ее во искушение, но избави отроковицу от зла, не правда ли?

— По модулю я оставляю свободу выбора за неофитом Анастасией.

— И любое ее решение может оказаться правильным?

— Ей решать…

Настя Заварзина выбрала любимого Филиппа и ближе к вечеру, размахивая широкополой шляпой, решительно стрелой устремилась к нему на дальний пляж. Не говоря ни слова, стремительно набросилась с поцелуями, отдышалась и робко спросила:

— Фил, ты, правда, меня простил?

— Яко на небеси и на земли мы отпускаем должникам нашим…

Немного помолчав, Филипп добавил:

— Пойдем, Настасья душа моя Ярославна, прогуляемся по бережку, потолкуем… Шляпу-то надень. Пусть вам и на закате зимой, но солнце-то здесь все равно злое…

В тот вечер Филипп многое рассказал Насте о ней самой и о себе.

— …Равным обзаведением, неофит Анастасия, мы отрицательно оцениваем различные аналогии бытия, присущие положительному, то есть катафатическому мировосприятию, будь оно в благолепии религиозном. Уразуметь сие как днесь вам не трудно в итоге экстатического просветления и покаяния-метанойи, изменяющей наше осознание материальной действительности, в малой толике приближая нас к Богу.

Наше истинно эзотерическое вероисповедание основано на отрицательном, апофатическом богословии. Мы последовательно отрицаем метафорические атрибуты и аллегорические номинации Всевышнего, воображаемые поскудоумием людским в словесности приблизительной. Ибо Вседержитель априорно трансцендентен и непознаваем в абсолютной сверхрациональной непостижимости Его. Он бесконечен и безграничен.

Посему наше людское и ограниченное служение Богу происходит в положительной, катафатической области, стремясь от минуса к плюсу, от нуля к единице, между светом духовным и соприкасающейся с ним материальной тьмой. Наш свет не есть отсутствие тьмы, аналогично, тьма не отменяет свет.

Мы не античные языческие боги и далеко не ветхозаветные иудейские ангелы. Мы суть смиренные служители Господни, соработники Его и хранители рода людского вплоть до возможного, вероятного, желательного Второго пришествия Спасителя в неведомом и неизреченном Боговоплощении.

Нам лишь дозволено смиренно веровать в Бога, осторожно предполагать, прорицая Второе Искупление, возможно, вероятно, призванное спасти плоть тварную от неотвратимой гибели. Подобно тому, как уже состоялось наше спасение духовное в Первом Искуплении, кое свершил Иисус Мессия в ипостаси Сына человеческого.

По великой милости Пресвятой Троицы нам позволено на время иметь в трансцендентном разделении и имманентном единстве апофатический лик духовный и катафатическое воплощение телесное. Не прейдет род cей общечеловечески.

Надолго ли? Наши годы и пределы нам неведомы. Ибо не наше дело знать времена или сроки, которые Бог-отец положил во власти Своей…

Благорасположившись в катере под тентом, Филипп отдыхал душой и телом, предаваясь созерцанию воплощенной красоты моря. Зрелище того стоит, если две нагие нереиды — любительницы дайвинга Ника и Настя — грациозно и невесомо перемещаются в прозрачных теплых водах на небольшой глубине. Поднимаются к искрящейся водной поверхности, синхронно переворачиваются на спину и снова уходят ближе к морскому дну.

Из купальных одеяний на них лишь акваланги. Маски и ласты не в счет, если у обеих волосы собраны в косы. Настина коса слегка посветлее, у Ники потемнее и чуть толще.

Вкупе пропорции гибких тел отчасти искажены преломлением света, бликами на воде. Но, как ни смотри, воображение и память Филиппа возвращают его к истинным формам и статям двух обнаженных прелестниц.

У Ники фигура в целом посуше, подбористые ягодицы поуже. Настины округлости немного пышнее, надо сказать, изобильнее в бюсте. В сравнении с Никой у Насти груди помещаются чуть-чуть выше, подчеркивая стройность ее нынче безупречной талии.

С прошлого лета Настино тело значительно окрепло; под гладкой упругой кожей угадываются сильные женские мышцы. Ее окрепшие плечи теперь красиво развернуты. Она совершенно перестала сутулиться, пряча грудь. Выросла на полтора сантиметра, почти сравнявшись с Никой.

Физические занятия у сэнсэя Тендо и арматорский фитнес, «до упада и до упора», пошли Насте явно на пользу. Не то что раньше… Теперь ее пышные прелести не обвисают к поясу, живот подтянут, а изящным ягодицам и точеным бедрам отныне не страшен никакой целлюлит.

«От подмышечных волос она навсегда избавлена. Ресницы, брови, волосы на голове стали гуще. Хорошо бы ума добавить… В подражание Нике и по орденской моде она решила гладенько депилировать лобок…»

Тут Филипп внезапно прекратил расслабленно сибаритствовать. Алмаз в его рыцарском сигнуме озарился фиолетовым светом. И какой-то морской скат, опрометчиво вознамерившийся пересечь охраняемую черту купальной зоны, свежемороженой тушкой отправился ко дну.

Убедившись, что возможные угрозы от морской фауны не наблюдаются, а горизонт по-прежнему чист, Филипп заново принялся эстетически созерцать прекраснейшие тела двух обнаженных купальщиц.

Подумать только! Ведь когда-то он, пытаясь представить их будущее, оконтуривал Настину фигурку, банально налагал ее на расплывшиеся обвесы и кормовые обводы 37-летней маменьки. То бишь, насколько Настя через 20–25 лет может быть вульгарно похожа на «ейную несравненную матильду».

Дочь Настя весьма непочтительно и саркастически отзывается о матери, наделив ее таким именем нарицательным. В то же время Ника, имеющая со Стефанией Мартиновной кое-какие деловые связи, прибегает к термину едва ли не зоологическому. Стефу Заварзину злоязычная Ника Триконич давно охарактеризовала в эмфатическом образе «жопоносицы брюхоногой».

«Так-то вот… Каких-то полгода тому назад и предположить не мог: Настеньку мою надо сравнивать-то не с брюхоногой, мать ее, Степанидой, а с девочкой Никой. И ныне, присно, и через 20, Бог даст, спустя 40 или 240 лет. Коли нам с Настей назначено и будет позволено как-то дожить до будущих веков…»

Между тем продрогшие аквалангистки поднялись на борт, поскорее избавились от водолазного снаряжения, взяли полотенца…

«Сейчас глянуть на обеих — ни дать ни взять девочки-ровесницы. Косы расплетают, хихикают, за сиську друг дружку дернуть норовят, щиплются, будто маленькие. Одной через два месяца 19 лет стукнет, другой в декабре 119 сравнялось…

Кавалерственная дама-зелот Вероника и субалтерн-неофит Анастасия вне службы, орденского распорядка и секулярного окружения, из рака ноги…