Тетя Тоня попробовала из большой кастрюли и говорит ей:
— Ты у меня пошипи, пошипи! Я тебя живо сейчас помешаю!
К удивлению ребят, кастрюля перестает шипеть, начинает спокойно булькать.
— Как это она вас слушается, теть Тоня? спрашивает Аля Захматова.
— А так, деточка. Я кто, думаешь, повар? Э, нет.
— А кто? Артистка?
— Ну, это ты загнула, милочка. сказала тетя Тоня, а сама при этом довольно улыбнулась. Приятно ей было вспомнить. как недавно она играла дьячка в «Канители» А. П. Чехова. Бог ты мой. сколько было восторгов, когда ребята увидели свою тетю Тоню в длинном балахоне, с усами. Лоб она сморщила, а на носу пятна всех цветов от розового до темно-синего. Но это еще не все. На голове у нее уморительно торчат косицы, как будто букву «с» положили на спинку. Изобретательная тетя Тоня вплела в волосы проволоку. А когда она забубнила: «Дальше кого? Скорей, убогая, думай, а то мне некогда. Сейчас часы читать стану», ребята просто покатились со смеху.
Но больше всего аплодировали тете Тоне за роль Василия в пьесе «Пустяковые дела». Надо сказать, что ей ужасно шли мужские роли: военный в пьесе «Билет в Ейск», чеховский злоумышленник. В общем, тетя Тоня была настоящая артистка и все. Нечего тут скромничать
— Эх. заговорили меня, разбойники. А клецки кто будет делать?
Ребята в три голоса закричали- Ура! Клецки!
— Тише вы, кастрюли спугнете — улетят!
Ребята засмеялись, побросали свои дела, налетели на тетю Тоню, взяли ее в плен. Она пыталась вырваться из их объятий, уморительно изображая отчаяние. И тут пошла такая кутерьма! Столько было визга, шума, что никто не слышал, как открылась дверь.
В кухню вошла сначала целая гора валенок, а потом уж Людмила Васильевна Корнеева, воспитательница, совсем еще девочка, прехорошенькая, большеглазая. Два года назад она закончила Дубовское педучилище. Она только что каталась с ребятами на лыжах. А на улице начиналась метель, да и горок много, вот и промочили ребятишки валенки. Посушить их надо. А где? Кроме, как у тети Тони, негде.
Первой Людмилу Васильевну увидела повариха. Она энергично замахала руками:
— Кыш-кыш! Чур меня!
Людмила Васильевна сразу прикинулась лисанькой:
— Тетя Тонечка, миленькая! Ну, пожалуйста! Кто же нас пожалеет еще?
— Да вы что, Людочка! Вы хотите, чтобы врач отрубил мне голову, когда увидит рядом с кастрюлями этих серых уродцев? И какой леший, я спрашиваю, носил вас в такую погоду? Прости меня господи, и это накануне женского дня! Чистое безобразие — метель! Ну, чего стоишь? Поди, устала держать этакую махину? Валяй их в угол, да мешком прикрой— «картошка» будет. А вот когда наступит темная-темная ночь, я этих уродцев так и быть поставлю на печку. Но, клянусь вам, ни одной кастрюли рядом с ними не будет!
От такой речи Людмила Васильевна долго хохотала и все приговаривала:
— Ну, артистка! Ой, умру!
Тетя Тоня тем временем энергично орудовала ложкой — готовила тесто для клецок. Она сказала с чувством:
— Людочка! Ради бога, не умирайте. Вы такая молодая и красивая! Лучше давайте клецки с нами запускать.
— Не могу, тетя Тонечка. Мои архаровцы меня ждут.
И ушла.
Наконец, тесто было готово, и ребята приступили к самому главному: взяли ложки, окружили чашку с тестом и — отправляйтесь, клецки, в кастрюлю. Тетя Тоня сразу предлагает игру «кто быстрее», но при этом предупреждает:
— Берите по чуть-чуть.
Ребята очень стараются. Ведь за то, как они приготовят обед, им тетя Тоня поставит оценки.
После обеда в кухню заглянули человек десять. То сухариков попросят у тети Тони, то дров нарубить предложат. Пришел и ее «хвостик» Толя Беликин. Бывало, раздает она варенье по группам (по 50 граммов на каждого), а он обнимет ее сзади и ходит за ней.
— Что за хвостик за мной ходит? — спросит тетя Тоня, а мальчик ответит:
— Сынок твой.
Сынок да сынок — так и привыкли звать его. А потом он на самом деле стал тетитониным сынком.
Помогал тете Тоне и Володя Ермаков — сильный, трудолюбивый мальчик. Бывало, забежит на кухню, а тетя Тоня скажет:
— Ничего у меня не кипит, Володенька.
— Что, мама, дров?
— Дров!
Пойдет, нарубит. А дрова не всегда были хорошие, вернее, чаще всего привозили краснотал, вербу. Мокрые, длинные.
— Корни в печке, а макушки около двери. Уж дети их рубят, рубят. А особенно старается Володя Ермаков.
Удивительный все-таки этот человек — тетя Тоня! Деревенская русская женщина, с одним классом образования, столько пережившая сама. Была у нее дочка, вернее, есть и сейчас, ровесница детдомовцам, растила ее без мужа. Работы было — выше головы. Никто не знал, когда спит тетя Тоня- в семь вечера кончался ужин, а там — получала продукты на завтра. В полночь репетиция, часов так до двух. А там воза два картошки надо перечистить.
Правда, ребята хорошо помогали. Вот пришла Юля Щелкунова со своей подружкой Людой Варакиной. Надо сказать, они были две противоположности. Люда спокойная, тихая, а Юлька… О таких говорят, что она на боку дыру вертит. Семилетняя Юля позже Люды попала в детдом вместе со своими сестрами. Среди трех сестер она была самая младшая. Отец у них погиб на фронте, а мать умерла. Всех новичков сначала помещают в изолятор. Карантин там нужно выдержать и все прочее. В изоляторе кровати заправлены белоснежными простынями. Чистота стерильная. Тихо. И Юля сразу поскучнела. Для начала она стала кидаться в сестер подушками. А когда они пытались ее урезонить, пристыдить — смотри мол, вон детдомовцы пришли (так уж повелось: привезут новеньких, все идут глядеть), — Юлька-кнопка, от горшка два вершка, крикнула, что есть мочи:
Подходи, кто смелый!
Первым подошел Коля Кулюков. Как вежливый и вполне воспитанный мальчик, он представился. Юлька тотчас выдала частушку:
Сидит Коля на заборе.
Штаники латает…
Дальше в частушке было такое оскорбительное, что у Коли брови сошлись углом. Насупился. И сразу побежал жаловаться.
Через полчаса пришла воспитательница и сказала, чтобы Щелкунова попросила прощения.
Какое еще прощение? — спросила Юля подозрительно тихо. А когда воспитательница попыталась объяснить ей, Юля сразу скисла, замолчала.
— К ней подошла беленькая Люда Варакина. Взяла ее за руку. Глядя кроткими глазами на воспитательницу, просительно сказала: Вы не ругайте ее. Юля хорошая, Юля умница, а «кошка дура».
Юле это понравилось, она улыбнулась. А слезы — кап-кап. С тех пор девочки подружились и никогда не расставались.
Вот и сейчас они вместе пришли помочь тете Тоне.
Юлька с порога крикнула:
— Теть Тонь, а мы картошечку чистить!
Без долгих разговоров она взяла нож, села на лавку верхом, пришпорила ее, как коня. И понеслась! Нож мелькает в руках, а Юлька старается изобразить скачку в такт частушке, которую тут же откуда-то выудила:
Девочки-девчоночки
Отбили печоночки.
Тетя Тоня хохочет.
— От девка — сатана! Да ты посмотри на свою подружку. Сидит, как приклеенная. А ты?
— А я — как отклеенная, — тотчас парирует Юлька.
В кухню постучали. Было ясно, кто идет.
— Войдите! Войдите! — кричит тетя Тоня.
Но дверь не открывается. Коля Бузолин, краснощекий карапуз, никак не может осилить. Ему помогают. Он перешагивает порог, говорит «здласьте» и протягивает тете Тоне открытку. Повариха начинает причитать, сюсюкать.
— Ах ты, Настенка! Ах ты, умница! Что он принес, лапонька?
Настенка принес поздравительную открытку от Вити Высоцкого. Его перевели в другой детский дом, в Котово. Витя писал: «Здравствуйте, тетя Тоня! Поздравляю вас с Международным женским днем. Желаю вам наилучшего здоровья, успехов в работе. Я имею двойку, но исправлю».
Настенка видит, как довольна тетя Тоня. Он сейчас же использует этот благоприятный момент. Он поет:
Курица-красавица у меня жила,