Думай, Мареев, думай. Итак, сегодня все началось с того, что… Уже не сегодня, а вчера. Он проскользил по извилинам биоритмов — вот и еще один плюс на данный момент, интеллектуальный. Дан тебе плюс — соображай.

«Я достал его, Командор!» Кого можно достать из тех, кто в упор не видел Мареева, а видел Бэда?

«Мозг — у меня!» И у Мареева мозг, и он этим мозгом еще как раскинет. Даром что ли — плюс?!

Мареев взвинченно накрутил диск телефона.

— А-ал-ле-о!!! — вьюжно провыл он, когда длинные гудки оборвались слушающей тишиной.

— Вы не туда попали! — отбарабанилась Люська на одном дыхании.

Да, красивая женщина должна быть глупой, но нельзя же быть столь бесконечно прекрасной! Мареев же еще ничего не сказал. А ему: «не туда попали»!

Туда! Туда!

— Я тебе сейчас покажу «не туда»! — напустил ярости Мареев и затребовал:

— Где там…

— Улетел! — выпалила бесконечно прекрасная Люська. — Срочная командировка. Улетел! Самолетом!

Мареев раздельно сказал: «Ха! Ха! Ха!» — и дал отбой.

А вот попробуем ему в кабинет!.. И с оттяжкой завертел диск. Улетел, значит?! Раз — Бэд, два — Бэд, три — Бэд… семь — Бэд, один ответ. По этому новому номеру ответа не было. Тянулись гудки. А вот Мареев сейчас проверит!

Еще раз набрал кабинетный номер Кириллова, выдержал два длинных сигнала, придавил рычаг. И снова набрал. Через прозвон, что называется. Уж Марееву ли эту систему не знать! Не первый год знакомы!

Трубка тут же отозвалась:

— Что?! Как у нас там?!

Боится, зайчик! Хранитель хренов!

— А-ал-ле-о! — вожделенно повторил вьюгу Мареев.

Линия тут же отрубилась. В ухо жалобно, обреченно запищало:

«Ма-ма-ма-ма-ма».

Сиди-ит! Пря-ачется! Ку-уда ты денешься!

Мареев заскакал по комнате, хватая нужное и ненужное.

Спокойно, спокойно!

Что ему нужно? Там же на ночь все закрыто-перекрыто. Вот что ему нужно! Мареев вырвал ледоруб из пола, накинул на плечо канатную связку. Памир, Тянь-Шань, Кавказ. А тут всего-то второй этаж! Йо-хо-хо! И бутылку брома! Бэд так Бэд!

«Я достал его, Командор!» …Липа дрыхла. Мареев, сбегая по ступенькам, иерихонски проревел: «Па-а-адъе-о-ом!!!» — и долбанул дверью, выскочив на улицу. В подъезде расслышалось приглушенное, падающее: «Ду-дум!»

Он готов был покрыть все расстояние пешком — вкрадчивыми, мощными прыжками. Настроился. Бэд так Бэд! Пропрыгал сотню метров — до ХРУЭМ ПРСТ. Сторож все «требовался».

Учреждение безмолвствовало. Но! В этой же стене чуть поодаль масляно разъехались ворота, высунулся грузовик — кузов под брезентом, тусклые подфарники.

Мареев махнул. Силы надо поберечь.

Грузовик выполз целиком, ворота сдвинулись. Шофер бибикнул — залезай. Мареев залез.

— В горы собрался? — шофер раздирающе зевнул, ощерив зубы грызуна.

— В горы! — подтвердил Мареев. Ответ был необязательным, как и вопрос. Просто для поддержки контакта. — А ты из этой конторы? — свойски и тоже для поддержки спросил он.

— Чего? — шофер никак не мог окончательно проснуться, промаргивая красные глаза грызуна.

— Из ХРУЭМ? Из ПРСТ? — уточнил Мареев И снова закипели легкие газированные пузырьки. Сейчас он узнает! Дежурная переброска фразами и на тебе! Успех! Крошечный, неважный, но рождает веру в успех большой. Все получится. Все у него должно получиться! И чтоб каждой загадке — своя разгадка. В малом и в большом.

Шофер загодя стал кивать головой, вперив сонный взгляд перед собой, на дорогу:

— Из нее, из гадюки! Все возят, возят! А чего возят?! Среди ночи подняли! — он совершил еще один рапидный зевок и передразнил кого-то с презирающим пиететом: — Хозрасчетный! Участок! Эксплуатации! Механизмов!.. Производственный! Ремонтно! Строительный! Трест!

Понятно. И ничего не понятно. Вот и расшифровали Марееву. Толку-то! Прозаично, буднично, но не менее загадочно. Газировка внутри пробулькала. Стало безвкусно, и язык не пощипывало. Мареев оперся на ледоруб, свесив кисти. Калика перехожий. Взморозило: сейчас он приедет, всю подноготную выяснит и… ничего не выяснит. Просто станет прозаично и буднично. ХРУЭМ ПРСТ.

Грузовик трясло.

Шофер покосился на сложенные руки Мареева, понимающе спросил, показав на них убывающим подбородком грызуна:

— Занимаешься?

Мареев включился: и этот туда же! Тоном тех парней с повязками у ДЕМОСа. Ой, ладошки, вы мои ладошки! Не чета мозольным секачам всепобеждающего Бэда. Значит, чета.

— Сетокан, — как бы нехотя бросил Мареев. И сжался. До каких же пор!!!

Он — Мареев. Ему официально заявили компетентные лица: он — Мареев. Компетентным лицам никогда ничего не кажется! А кому кажется, тому Мареев еще покажет. Бэд так Бэд! Пусть ему станет прозаично и буднично, но кое-кому он праздник устроит! С фейерверком!

— Тормозни! Я приехал!

— До гор еще далековато, — сыро предупредил шофер.

— Бывай!

Все окна института были незрячи.

Мареев на всякий случай качнул толстенные пластиковые створки, еще качнул. Заперто. По вестибюлю заметались лунные зайчики, пущенные колебанием.

«Мирная НТР» в полумраке просто-таки устрашала. Ниче! Мареев сейчас кое-кого устрашит почище какой-то там «Мирной НТР»!

Он отступил от фасада, высчитывая нужное окно. Да, вот оно! Сейчас будет известная картина «Не ждали»… Между прочим, очень даже и скорее всего «ждали». И могут, как только он взберется, распахнуть окно и столкнуть вниз — шмяк!

Нет, не смогут. Внутрь открывается.

Мареев отмотал канат, взялся за ледоруб…

Он шел вверх, не скрываясь. Хакая, хекая, громко скребя подошвами. Не спеша, нагнетая. Психологическая атака.

Наконец встал во весь рост на узком карнизе, прилип сплюснутым лицом к стеклу. Плотоядно, кровожадно, людоедно впился в кабинетные сумерки.

Из кабинета, из самого дальнего угла, вжавшись в шкаф, стиснув телефонную трубку, на Мареева смотрел лунно-зеленый Матвей. Сокурсник, однокашник, начальник. Матвей Кириллов. Он был постыдно — до визга устрашен.

Мареев показал ему на шпингалет. Кириллов обморочно замотал головой: нет! Мареев показал, что сейчас как ахнет ледорубом по окну, хуже будет. Кириллов полумертво кивнул и побрел отпирать. Спиральный телефонный шнур поволокся за ним, потом натянулся, натянулся. Шпингалет звякнул.

Мареев впрыгнул в кабинет. Кириллова упруго отбросило назад, в угол и шнур сработал, и… флюиды.

— Положите на место! — сладострастно отомстил судьбе Мареев.

Кириллова стала колотить икота, трубку он выронил.

— Вы знаете, кто я?! — еще отомстил Мареев.

Матвей старался запихнуть икоту вглубь, меленько и часто затрясся. Повисла дрожащая слюна.

— Вы знаете, для чего я здесь?!

Глаза у Матвея — сплошные зрачки. У страха есть порог. За ним — уже сумасшествие. Кириллов был на этом пороге.

Мареев сбавил. Азарт растворился. Стало неловко, неуютно, негоже. Он повернулся спиной. Дедом-Морозом был Мареев! Дедом-Морозом, залетевшим поздравлять двенадцатилетнего верзилу и плетущим про Северный полюс, Снегурочку. А верзиле — уже десять и диплом победителя викторины «Звери, птицы, люди». Неловко, неуютно, негоже. Но вдвойне, втройне, ВТЫСЯЧЕРНЕ — если верзила лупает восхищенными ресницами и… верит!

И все же фальшрадость от Деда-Мороза ВМИЛЛИОННЕ переносимей, чем фальшужас от Бэда. Ужас, когда железный Матвей бросает Люську одну дома («Улетел! Самолетом!» — Марееву ли не знать Люськин голос и уровень ее внеслужебных отношений с Кирилловым). Ужас, когда железный Матвей сидит при потушенных огнях в своем рабочем кабинете, надеясь, что здесь не достанут, и покорно дожидаясь, когда достанут. Ужас, когда ни рубаху нет сил рвануть, если уж пропадать, ни… тюкнуть по темечку, если уж к тебе повернулись спиной.

Тюкни! Тюкни же!

Мареев ждал этого избавления. Лучше получить по темечку от сокурсника, однокашника, начальника, чем наблюдать, как сокурсник, однокашник, начальник, растекается в слюни и сопли.

Сзади ворохнулось. Мареев не выдержал, обернулся, чтобы упредить удар. Кириллов сидел на полу, ноги не выдержали. И на удар Матвея не хватило.