все более нереальным. Включая тот день, когда я начала сомневаться, что все это пережила.

Потому что не было никаких реальных доказательств. Да, у меня на ноге был шрам, который

сделал бы честь даже монстру Франкенштейна. Но в медицинском заключении стояло:

нападение дикого кабана.

Загонная охота. И так оно и было, если исключить незначительный факт, что как раз по

близости сражались два Мара не на жизнь, а на смерть, и что Мар-мужчина сломал Мару-

женщине где-то от трех до пяти раз шею. Я все еще просыпалась от страха, от сухого хруста,

который раздавался, когда сломанные кости Тессы снова срастались, прерываемые только

удовлетворенным причмокиванием, когда позвонки становились на место. Но мой шрам

происходил от разъяренного кабана.

Так же и Мистер Икс был только уликой, а не доказательством. Колин не доставил мне его

лично. Кот сам прибежал ко мне, прежде чем он решил остаться со мной. С исчезновением

Колина в нем не осталось ничего мистического. Два раза в день он выкладывал зверски

вонючие сосиски в туалете для кошек и пытался затем, дико скребя, из впитывающего

наполнителя построить замок Нойшвайштаин. Безуспешно. Он съедал, хрустя, как и любой

совершенно нормальный домашний кот, свой сухой корм, позволял хозяйке почесать ему за

ушками и строил пещеры под всеми коврами и одеялами этого слишком большого дома. Нет,

Мистера Икс нельзя было принимать в расчет, хотя меня снова и снова утешало его черно-

пушистое присутствие.

Возможно, Тильман был бы своего рода доказательством. В конце концов, мы ведь

пережили это приключение вместе. Он видел Тессу, даже почти был ею атакован. Он отвез

меня в лес, к битве, даже если саму битву он не видел.

Это досталось мне одной - опыт, от которого я бы с удовольствием отказалась. Только я

знала, какая жестокая сила дремала в Тессе. Исключая Колина. Колин тоже знал это, но он

плавал где-то в океанах.

Да, Тильман мог бы помочь мне отличить сон от яви. Но он предпочитал притвориться,

будто бы мы знакомы только мимолетно. Даже хуже: последние недели он даже не ходил в

нашу школу. Перед Рождеством я видела его в последний раз. Мы встретились на перемене,

вблизи мусорных контейнеров. На том месте, где я вызволила его из беды в начале лета.

- Привет, Эли, - сказал он, чтобы потом, не глядя на меня, пройти мимо. Он приветствовал

меня; я не могла обвинить его в том, что он меня игнорировал. Но мои попытки поговорить с

ним о том, что нас связывало - свидание с Тессой - каждый раз с треском проваливалось. Он

блокировал разговор. Почему - я не знала. И когда после бегства Колина прошло несколько

недель, мне стало ясно, что Тильман и я в действительности не знали друг друга. Мы пережили

вместе экстремальную ситуацию. Тем не менее, этого было мало, чтобы можно было говорить

о дружбе. Это было как раз то, что теперь он мне демонстрировал: мы были всего лишь

случайными знакомыми. Ничего больше.

С нового года я даже больше не знала, куда он делся. Господина Шютц, который оказался

отцом Тильмана, я не решалась спросить. Почему-то мне было стыдно расспрашивать моего

учителя биологии о его сыне. Кроме того, оба почти не общались друг с другом. Может быть,

этим я только потревожу старые раны.

Нет, не было никакого доказательства, не считая две записки и два письма, которые

написал мне Колин. Четыре листка бумаги, которые я вскоре после его исчезновения положила

в маленький металлический ящичек. Ящик я поставила на шифоньер и сдвинула его подальше

в угол, так далеко, что я не могла его больше видеть, так как я не была уверена, что смогу

7

Беттина Белитц – Расколовшаяся луна / Bettina Belitz – Scherbenmond (Splitterherz, #2)

прочитать эти строчки снова. Я хотела подождать, пока мое сердце больше не будет таким

израненным и все трещины и порезы не начнут заживать. Но они не заживали. Они только

зарубцовывались, и хватит лишь одного потрясения моей души, чтобы они открылись и начали

кровоточить.

А теперь, теперь у меня появилось опасение, что никакого ящика на шифоньере нет. Что

эти письма были только еще одним блуждающим огоньком сознания, моего полного

галлюцинаций лета.

Открытый, честный разговор с мамой, вероятно, будет лучшим доказательством, которое

я вообще смогла бы найти, так как мама ничего себе не воображала. Это я точно знала.

Тем не менее, я этого не хотела, так как существовало два варианта объяснения, из

которых один был возможен, как и другой: или я узнаю из нашего разговора, что Колина

никогда не существовало, во всяком случае, он был не Колином, а простым психопатом, что

Тесса была кошмаром, а я на была грани того, что сойду с ума. Другой вариант тоже не

придавал мне мужества. Он означал, что весь этот вздор о Марах был правдой, Тесса

существовала, а папа из-за нее исчез. Нет, не из-за нее. А из-за меня. Потому что я пошла

против моих родителей, чтобы снова и снова видеть Колина, вопреки их запрету, и этим

привлечь Тессу. После чего мой папа посчитал своим долгом предать Тессу. Он сказал Колину,

что она на пути сюда. Я и никто другой устроила все это. Мысль об этой вине я так же не могла

вынести, как и представление о том, что мое лето с Колином было фантазией.

Даже моя любовь к нему не была доказательством. Я и в Гришу была влюблена при том,

что он никогда не существовал. Был мальчик с его именем, который ходил со мной в одну

школу, это да. Но он не имел ничего общего с тем парнем, который посещал меня во снах и

сновидениях. Тем не менее, я любила его. Я думаю, я способна на это, влюбиться во второй раз

в выдумку. На это у меня, очевидно, был талант.

- Ладно, ты не хочешь говорить. Но я собираюсь кое-что предпринять, - вырвал меня

спокойный голос мамы из терзающих меня размышлений.

- И что же ты собираешься предпринять? - зашипела я.

- Если сказать честно, мне все равно. Главное, что я дальше не буду пассивно ждать. Во

всем этом я ненавидела ожидание больше всего, и я все еще продолжаю ненавидеть его.

Завтра я сообщу обо всем в полицию.

- Полиция..., - я сухо рассмеялась. Мучительно медленно я повернулась к маме. Она

сидела бодрая с выпрямленной спиной на краю моей кровати и внимательно на меня

смотрела. Ее мягкие каре-зеленые миндалевидные глаза слегка светились в полутьме. Она

выглядела отдохнувшей. Я никогда не видела ее такой отдохнувшей, и, из-за неожиданного

порыва, мне захотелось обвинить ее в этом. За то, что она спит, в то время, когда нас должен

беспокоить вопрос о том, жив ли еще папа. Я с трудом поборола гнев. Мама всю мою жизнь не

могла спать должным образом, потому что подсознательно боялась, что папа украдет ее сны.

Она никогда не говорила об этом, но я и так знала. И это было естественно, что ее тело теперь

наверстывало упущенное то, в чем восемнадцать лет ночь за ночью ему было отказано.

- Да, полицию. Может, он попал в аварию, при которой все его документы потерялись.

Теперь беспомощно лежит в какой-нибудь итальянской больнице и только и ждет того, что кто-

то справится о нем.

Я остановилась, и кровь бросилась мне в голову. В больнице? Из-за аварии? Это звучало

слишком нормально. Тогда мне действительно только все пригрезилось.

- Или может быть, - мама откашлялась, и у меня тоже внезапно появилось такое чувство,

что я не могла больше говорить, не говоря уже о том, чтобы дышать, - Они похитили его из

мести.

- Они, - повторила я хрипло.

Мама кивнула.

8

Беттина Белитц – Расколовшаяся луна / Bettina Belitz – Scherbenmond (Splitterherz, #2)

- Нам нужно все остальное вычеркнуть, прежде чем мы сами что-то предпримем. И я