половину закончил медицинское обучение, но работал только в галереи. Несмотря на свою
новую профессиональную сферу, мой брат накопил в аптекарском шкафчике, который украшал
стену в его спальне, внушительный арсенал лекарственных препаратов. Я не беспокоилась о
том, что Пауль принимал их, так как все упаковки были полностью заполнены. Он хотел иметь
эти вещи, как раньше. Даже пустые сложенные коробочки, которые мама и папа выкинули, он
вылавливал из мусорного ведра, хранил их в своей детской комнате, а инструкции по
применению читал как детские книжки. Другие мальчишки в своих играх в магазинчик
продавали муку и сахар. У Пауля же были пустые коробки от аспирина. Вещи в аптекарском
шкафчике он точно украл из больницы. Может быть, таблетки теперь в первый раз будут
использованы.
Я попыталась притупить нервозность. " Где ты сможешь прийти в себя", сказал Колин. А
не: "Где тебя смогут похоронить". Только живые люди могут прийти в себя. Пауля, скорее всего,
атаковали каждую ночь, и, учитывая это, он хорошо справлялся. Значит, так ужасно это не
будет. Кроме того, я решала сама, что подарю Колину, и я доверяла ему.
Колин притянул меня к себе и прижал моё лицо к своей груди. Из-за его запаха у меня
закружилась голова.
- Я не хочу этого делать, Эли, но голод всё возрастает, а с ним опасность, что я причиню
тебе вред. Давай не будем терять время. Слушай меня внимательно: облокотись на меня и
думай так интенсивно об этом воспоминании, как только возможно. Сосредоточься только на
нём. Тебе нужно заслонить свой разум, всё остальное не должно волновать тебя. Дыши
спокойно. Я почувствую, когда ты будешь готова, и потом я заберу его и разбужу тебя. Ты
поняла меня?
- Да, - сказала я устало, и у меня было такое чувство, что моё тело начало растворяться.
Мои веки отяжелели, словно свинец. Вместе с Колином я опустилась на холодный пол. Его руки
крепко держали меня, а рокот в его груди заглушал рёв моря. Это может начинаться.
83
Беттина Белитц – Расколовшаяся луна / Bettina Belitz – Scherbenmond (Splitterherz, #2)
Глава 17. Взгляд в прошлое
Теперь тепло поползло по моему телу, сначала как дрожь, потом знакомо и ласково, как
колыбельная песенка. Я тяжело облокотилась на папино плечо, моя спина была накрыта
шерстяным одеялом. Только иногда я открывала глаза, чтобы убедиться в том, что на улице,
перед маленьким окном, ещё шёл снег. Потому что я любила смотреть на снежинки, как они
великолепно кружатся в свете масляной лампы, через темноту зимней, полярной ночи, словно
пьяные, почти как в сказке. И я любила после этого бросить короткий взгляд на маму, которая
стояла в крошечной кухне и пекла вафли. Они так вкусно пахли, что у меня бежали слюнки.
Мы как раз только вернулись с прогулки. Я замёрзла, что аж плакала от боли, а слёзы на
моих глазах застывали в льдинки. Но теперь опять всё было хорошо. Пауль играл перед
камином со своей сумкой врача и пришивал моему медведю его правую ногу, которую он
сегодня утром вырвал - скорее всего, специально для этой цели. Мы чуть не подрались. Но мы
были брат и сестра и у нас никогда не получалось злиться друг на друга дольше, чем два часа.
Папа поставил одну из своих старых пластинок, я её знала, и хотя не понимала слов. Я
тихо подпевала, глаза закрыты, моя голова прижата к локтю отца, пока усталость не отняла у
меня голос и не сделала меня тяжелее.
Я просплю, когда будут кушать вафли, но это не имело значения, я была с мамой и папой -
не было лучшего, более защищённого места в мире, чем папина прохладная и всё-таки такая
тёплая, сильная грудь ...
Теперь она поддалась. Я скользнула в сторону, и моё лицо ударилось о голую плечевую
кость, истощённую и бледную. Кожа, отсвечивая зелёным, была натянута на тонкие мышцы.
Испуганно я глубоко вздохнула, и в тот же момент меня вырвало. Пахло отвратительно сладко
разложением и гниением. Пахло смертью. Я хотела помахать руками, чтобы освободиться, но
не могла пошевелить ими. Я была зажата между голыми мёртвыми телами. Пустые глаза
смотрели на меня, застывшие и расширенные, в них всё ещё по-прежнему был виден чистый
ужас.
Некоторые из гримас выглядели удивлёнными, как будто что-то случилось, чего они не
ожидали, но и в их лицах непоколебимо застыл ужас. Это было их последнее чувство - чистый
ужас. Только я, я была жива. Я была жива, хотя больше не дышала, потому что из-за вони чуть
не теряла сознание.
Внезапно трупы вокруг меня начали скользить. Я знала точно, что мне нельзя двигаться,
нельзя моргать, нельзя вздрагивать, не то те внизу увидят, что я ещё жива, и всё начнётся
заново: эксперименты, избиения, пытки ... Но мне это не удалось. Мне это не удалось, потому
что тела потянули меня за собой, и я была прижата к девочке, в чьё лицо я смотрела, когда это
началось. Она глядела наверх, на насадки для душа, и внезапно поняла, что происходит.
Несколько из старших уже падали на землю, потому что они были слабее, чем дети. Но у
девочки было больше сил, и она наблюдала, как люди вокруг неё умирали, и знала, что и её
очередь придёт. Я, не задумываясь, стала действовать и похитила у мужчины рядом со мной
последнюю его мечту, чтобы подарить её ей, чтобы ей было легче, и она всё ещё стояла, когда
все остальные уже давно умерли - не считая меня.
Я потянула её к себе, прижала к груди, гладила её по спине и не могла ответить ей, когда
она сказала свои последние слова:
- Почему ты не умираешь? - Почему ты не умираешь ... Почему ты не умираешь ...
Уже мозолистые руки схватили меня за лодыжки и оттащили меня от девочки, которой я
не смогла помочь. Никому я не могла помочь, все, что я могла, это каждый день снова и снова
смотреть на то, как они умирают ...
- Просыпайся! Эли, чёрт, просыпайся! - Я слышала его, но не была готова сказать хоть ещё
одно слово, воспринять хоть одно чувство, разрешить себе двинуться с места. Я хотела быть
мёртвой. Во всём этом больше не было смысла.
84
Беттина Белитц – Расколовшаяся луна / Bettina Belitz – Scherbenmond (Splitterherz, #2)
Я позволила с собой сделать это - то, что Колин вытащил меня из хижины, в объятия
шторма, окунал мою голову в прибой, безжалостно давал мне пощёчины, заставляя мои веки
открыться, потому что я лелеяла надежду, что он при этом убьёт меня.
- Дыши, Елизавета! Ты сейчас же начнёшь дышать! Сейчас же, слышишь меня? - Мои
лёгкие подчинились ему, но мой взгляд, которым я на него теперь смотрела, кипел
ненавистью. Я не хотела дышать, а моё тело всё-таки делало это. Его я тоже ненавидела. Я не
хотела иметь его, не хотела чувствовать его, не хотела пользоваться им.
Колин потащил меня через прибой к лодке, привязал меня к железным рейкам, верёвки
вокруг груди, верёвки вокруг ног. Его кожа расцвела, а его глаза сверкали, как брильянты. Он
был сытым. Я же никогда больше не хотела есть. Никогда больше. У меня в носу всё ещё
застрял запах трупов, а глаза девочки я не смогу забыть никогда. Поэтому я хотела, чтобы
жизнь сегодня закончилась.
Забери меня, думала я, когда смотрела, оцепенело, в ночь, в то время как лодка
бороздила по открытому морю. Забери меня, наконец. Переверни нас. Утопи меня. Но от
шторма было не дождаться пощады. Он оставил меня жить.
Снова и снова Колин заставлял меня вдыхать, откидывал мою шею назад и вдувал поток
прохладного воздуха в моё горло, в то время как я оставалась неподвижной.
Потом внезапно меня охватила слепая паника. Я кричала, пока не охрипла, попыталась