ведро. С беспокойным трепетом в животе я вошла в фойе Кунстхалле.

- Могу я вам чем-нибудь помочь? - спросила леди в очках за кассой, когда я послушно

заплатила за свой билет и стала в поисках оглядываться по сторонам. Кроме леди и меня не

было видно ни одного человека. Откуда-то до меня доносились приглушённые шаги. В

остальном царила тишина, почти церковная, которая неизбежно побуждала меня дышать

более поверхностно и понизить свой голос.

- Я ... я хочу присоединиться к экскурсии пенсионеров.

- К экскурсии пенсионеров? - Женщина изумлённо заморгала.

- Да, я, хм ... я, ну моя бабушка ...

- А ясно, понимаю. В девятнадцатом веке. - Теперь я была та, кто изумлённо моргал

ресницами.

- Что вы сказали? - заикалась я.

- В девятнадцатом веке, там, где Каспар Давид Фридрих. Зал сто двадцать!

О, хорошо. Каспара Давида Фридриха я знала. Я поблагодарила и начала блуждать по

пустым залам, пока не нашла девятнадцатый век и подходящую комнату. Пенсионеров я

увидела сразу же. Нет, на самом деле сначала я почувствовала их запах. Слабый аромат

ментола, мокрых подгузников и старой кожи. Некоторые из них сидели в инвалидных колясках,

другие опирались на свои опоры-ходунки. Тусклыми глазами и со склонёнными в бок головами

они смотрели на Меловые скалы на острове Рюген, в то время как худой мужчина размахивал

указкой и сетовал о таком, какой трагический апоплексический удар Фридриха. Да, о нём мой

учитель искусства тоже всегда рассказывал, но я считала не очень подходящим сообщать об

этом толпе старцев.

Джианну мне не пришлось долго искать. Она выделялась из серо-бежевой толпы, как

бабочка в рои ночных мотыльков. Однако бабочка в довольно дурном настроении. Я зашла за

колонну, чтобы можно было спокойно рассмотреть её. Она облокотилась о стену между двух

картин, в одной руке был блокнот, в другой - ручка, и иногда она что-то записывала, даже не

бросая взгляда на бумагу. Почему-то я была уверена, что она даже не положит свои записи

рядом с клавиатурой, когда позже будет писать статью. Она записывала потому, что этого от

неё ожидали. Но на самом деле ей это было не нужно. Она могла всё запомнить. Такие

события она уже посещала тысячу раз. Так, по крайней мере, ей самой казалось.

Я удивлялась своим изощрённым выводам, но ни одного мгновения не сомневалась в их

верности. Теперь Джианна заметила, что за ней наблюдают, подняла голову, и наши глаза

встретились. Быстро я спряталась за колонной. Моё сердце забилось быстрее.

Она мне кого-то напоминала. Я стала перебирать в памяти женщин её типа, с которыми

встречалась, но не нашла ни одной. У Джианны были прямые тёмные волосы, с тем шёлковым

128

Беттина Белитц – Расколовшаяся луна / Bettina Belitz – Scherbenmond (Splitterherz, #2)

блеском, который своим волосам раньше могла придать только с помощью утюжка. Её лицо

было овальным, а рот мягким, но всё-таки таким решительным, что у меня уже сейчас было

желание никогда не начинать с ней ссоры. Мы, наверное, при этом снимем друг у друга

скальпы.

Её глаза были странного цвета. Коричневыми их нельзя было назвать, нет, они были

скорее янтарными. Как и у меня, у неё на рёбрах не было и грамма жира, и она не старалась

скрыть это с помощью одежды. Её бёдра были мальчишески узкими, а осанка просто скверной.

Если бы она выпрямилась и вытянула подбородок, то прошла бы за гордого воина. Но так я

видела её напряжённые мышцы плеч на расстоянии десяти метров. Её возраст, предположила

я, был около двадцати пяти. Примерно, как и у Пауля.

- Вот она ..., - прошептала я и подошла незаметно на пару шагов ближе. Теперь я знала,

кого она мне напоминала. Лили. Большую любовь Пауля. Это были не цвета Джианны и тем

более не её фигура, которые напоминали мне Лили. Лили была как кошечка, маленькая,

нежная и игривая, с большими грудями и глазами девочки. Нет, это было выражение её лица.

Лили всегда получала то, что хотела, и, тем не менее, что бы она ни делала, выглядела всегда

так, будто что-то ищет. Будто жизни, которую она вела, было для неё недостаточно.

В Джианне я тоже чувствовала это искание, хотя она точно не всегда получала того, чего

желала. Я почти не могла это различить, но оно присутствовало. И, наверное, в Лили было как

раз это искание, которое так быстро завоевало сердце Пауля. И сердце моего отца тоже.

Папа клялся, что не ухаживал за Лили. Нет, было всё наоборот. Она влюбилась в него и

затем бросила Пауля. И я ему поверила. Но почему тогда он дал мне адрес Джианны? Визитку

журналистки, которая вечером в среду сопровождала пенсионеров на гериатрической

экскурсии искусства? Почему именно её он считал достойной доверия? Потому что разыгрались

его гормоны?

В первый раз я засомневалась насчёт папиной версии о Пауле и Лили. Я страдальчески

вздохнула, и мой взгляд скользнул дальше. Миссия Джианна Виспучи провалилась. После того,

как господин Шютц попытался повысить свои шансы у мамы, не должно ли я объединиться с

подружкой папы? Исключено. Я хотела развернуться и исчезнуть. Но картина, которая висела

передо мной на стене, в считанные секунды так привлекла моё внимание, что я внезапно

больше ни о чём не могла думать, а тем более что-то решать.

Картина была небольшой, и рамка, тёмно-синего цвета с золотой каёмкой, показалась

мне мещанской. Но сама картина поразила меня в самое сердце. Инстинктивно я положила

руку себе на грудь, потому что, как случалось часто в последнее время, чувствовала себя так,

будто не могла по-настоящему вздохнуть. И уже кончики моих пальцев начали покалывать, а

волоски на спине встали дыбом. Моя кожа была холодной, но под ней моя кровь пылала, будто

у меня была температура.

- Крушение надежды, - расшифровала я с трудом. Буквы танцевали перед моими глазами,

но картина ясно выделялась, близко, слишком близко. Она засасывала меня в себя. Я

чувствовала острые края сломанных льдин, которые тянули меня вниз, в чёрную пустоту

Арктики, как и корабль в их середине, от которого остался виден лишь только бортовой леер.

Уже скоро лёд похоронит его под собой, вместе с его трупами и всеми их потерянными

надеждами ... Я была там ... Я была одной из них. Я больше не видела картины. Я смотрела

прямо в своё сердце. Я пошатнулась вперёд и прижала руки к холсту. Мои ногти скользнули с

тихим скрежетом по высохшей масляной краске. Потом мой лоб глухо ударился о стену.

- Эй, осторожнее, это ценно. - Кто-то схватил меня за локоть и помог восстановить мне

моё равновесие. - Трогать запрещено. Не волнуйся, никто не видел.

- Я ... - Я сглотнула, чтобы избавиться от сладковатого привкуса на языке. - Плохой воздух.

Картина ... так холодно.

129

Беттина Белитц – Расколовшаяся луна / Bettina Belitz – Scherbenmond (Splitterherz, #2)

- Да, воздух здесь не ахти, это точно. И сильный сквозняк. Всё в порядке? Я надеюсь, ты не

облюёшь меня сейчас, или что-то в этом роде.

Постепенно я снова могла видеть ясно, и прежде чем поняла, что Джианна было той, кто

поддерживала меня и теперь отпустила, я почувствовала её страх. Она боялась.

- Нет, не облюю. Всё хорошо. Правда, - уверила я её механически.

- Твои слова да Богу в уши. - Джианна не смотрела мне в лицо. Её янтарные глаза бродили

по моей одежде, моим волосам, моей обуви. Но мой собственный взгляд они избегали. - Тогда

я снова пойду туда. - Она указала на свой клуб пенсионеров. Мимолётная улыбка обнажила её

передние зубы, которые образовывали впереди небольшую щель. - Я скорее ожидала того, что

коллапс случится с одним из них.