– Ноги лень таскать. Если что-то надо, неси свою водяру сюда, здесь и перетрём. До твоей тачки километр пёхать. И у нас компания, не видишь, что ли? Если уж идти, то за двумя пузырями! Пройдёмся, пацаны? – обратился он к корешам. – Парниша за что-то стаканит!

– В падлу туда таскаться! Пусть тогда уже три пузыря готовит, тогда и пробздимся! – предложил один из этой компании.

У меня даже перехватило дыхание от такой наглости:

– Ваша троица мне совсем без надобности. Пролетаете, как фанера над Парижем, самолётами «Люфтганза». Ваш рейс: «ноль-нуль-еднадцать»!

Другой ханыга, гревшийся на солнышке, моментально повернулся ко мне:

– Слушай, фраерочек! Я вижу, ты издалека сюда припёрся, но это твоё дело. Ты отдыхать нам мешаешь, и хамишь «не по понятиям»! У нас ещё мероприятице одно намечено, при свечах, а ты – «не в нашей теме»!

Я понимаю романтический ужин с дамой, с бутылкой дорогого вина и дешёвыми котлетами с макаронами.

Я даже допускаю, что это можно сделать у себя дома, а не в ресторане, если дама не очень привередлива. Но представить себе этих четырёх забулдыг с бутылкой дешёвого портвейна под канделябром?

Может, в этом и есть «эстетика наших дней»?

– Мужики! Мне по-фигу ваша романтика, да и базарить с вами не о чем, а к Никколо у меня дельце есть!

– «Мужики на зоне пашут», а за «базар» ты ответишь! – услышал я ещё от одного.

Он сидел ближе всех ко мне.

Слово, абсолютно безобидное для рядового работника офиса, может быть оскорблением для тех, кто прошёл «другую реальность».

На «зону» попадают по-разному: кто-то ворует с самого детства, кто-то решил поторговать среди однокурсников «дурью», а кто-то в сердцах покалечил любовника жены, застав его на месте преступления.

Из них формируются разные касты. Те, «чей дом – тюрьма», всей душой ненавидят и презирают тех, кто мечтает поскорее вернуться на свободу, и ради этого честно работает. Назвать этих «блатарей» «мужиками» – это означает: бросить им вызов, но извиняться перед этими «урками» я совсем не намерен!

Блатарь и поднялся самым первым, подобрав валяющуюся рядом пустую бутылку.

За ним встали ещё двое, но Никколо оставался сидеть, внимательно следя за развитием событий.

Я машинально сделал два шага назад.

* * * * *

Десантники и спецназовцы тренируются годами, а я занимался борьбой всего один месяц.

Но моя левая рука автоматически дёрнулась вверх, остановив удар бывшего «зэка», а правая нанесла ответ прямо в его солнечное сплетение.

Бутылка выпала из его рук и покатилась куда-то за моей спиной.

Пока он ловил ртом воздух, я схватил его за ступни, и резко дёрнул на себя.

После шумного падения на спину этот «бывалый» решил отдохнуть.

«Совет тебе да любовь!»

Второй попытался ударить меня в пах, но я заблокировал его ногу, скрестив руки, и потянул её вверх. Он оказался в положении танцовщицы «канкана», и сделать ему подсечку не составляло уже никакого труда.

Он тоже упал, больно ударившись копчиком о землю, и тихо застонал.

Третий схватил меня за шею сзади.

Два резких удара локтями в грудь – и он отпустил её. Ситуацию он оценил грамотнее приятелей, и предпочёл ретироваться, убежав за ту пятиэтажку.

Продавщица, увидев такое зрелище, немедленно засуетилась, и закрыла свой киоск, вывесив дежурную табличку: «Ушла на пятиминутку, буду через час!».

Вероятно, подобные разборки она видела не впервые.

Я нанёс каждому из поверженных противников по паре контрольных ударов, и повернулся к Никколо.

Откуда у меня взялись такие навыки?

Во время тренировки на мне был шлем, который всё время издавал очень странные звуки.

Некая секретная методика, позволяющая запоминать мышцам и всему организму все движения, но во много раз быстрее?

И сколь долго я буду это всё помнить?

* * * * *

– А теперь пошли, там уже водка закипела!

Никколо меня понял правильно: «тебя либо поят на халяву, либо очень больно бьют!»

Он предпочёл первый вариант.

– За что это их так? – спросил он, нехотя вставая.

– За тёплый приём гостей!

Он не стал рвать на себе рубашку и кричать, что «теперь я покойник»: Никколо покорно поплёлся за мной следом.

Первый стакан он одолел одним махом, и я протянул ему пару бутербродов с колбасой.

Судя по тому, как он их сожрал, я понял: этот «гот» уже неделю ничего не ел, а только пил.

– А корешам моим тоже нальёшь?

– Я не такой идиот: они только что пытались меня замочить, а я их ещё поить буду?!

– Креста на тебе нет! – ехидно заметил он. – Христос велел: «подставь и другую щеку»!

– Ошибся адресом: я некрещёный, а за пощёчину в морду дам! Могу даже трижды!

Тут он серьёзно задумался:

– Тебе повезло: я такой же философии. Может, ты тоже станешь нашим, только не сегодня. Налей ещё! Краёв, что ли, не видишь? Можешь и себе налить!

Я оторопел от такой борзости:

– Я за рулём, и это моя водка! Это мне решать, кому и сколько! Мог бы и «спасибо» хотя бы сказать!

– За рулём не пьют только трусы, а этого твоего слова я давно уже не употребляю. Для этого имеется и другое: «Благодарю!»

Я вспомнил, что на зоне слово «спасибо»[14] тоже нельзя произносить.

– Допивай до конца, и поехали!

Никколо уже с трудом держался на ногах, но как-то сумел расстегнуть ширинку и помахать передо мною тем, что он, вероятно, считал своим «мужским достоинством».

Я повернулся к нему спиной, и резко развернулся.

От сильного «крюка» в живот он согнулся в поясе, а после удара ребром ладони по шее грузно повалился на землю.

* * * * *

Пьяных пассажиров чаще всего перевозят на заднем сиденье или на полу.

Но мне это было запрещено: он может потом очухаться, и напасть на водителя сзади, даже на полной скорости!

И я загрузил Никколо справа от себя, пристёгнув его к дверной ручке «браслетами».

Гнать машину полным ходом нельзя: все документы у меня в порядке, автомобиль не находится в розыске, но если меня остановят за малейшее нарушение, я поимею проблемы.

Я полностью трезв, а пьяный пассажир – это не преступление. Но на нём «браслеты», а это уже перебор! И этот Никколо наверняка заорёт во весь голос, что его для чего-то похитили.

«А на каком основании вы нарушили конституционную свободу гражданина Республики, и где вы достали наручники?»

Посылая меня на это дело, мой босс мне не выделил хоть какой-нибудь вшивой «ксивы», а ведь мог бы и постараться!

И можно ли было избежать этой драки?

Да элементарно: поздороваться со всеми, налить каждому по сто грамм, и рассказать пару похабных анекдотов. Потом предложить Никколо проехаться со мной до ближайшего гастронома, а там его и вырубить!

Но Дамиано настаивал на другом сценарии:

– Пока вы будете там с ними так церемонничать, на небе уже звёзды появятся. А мне он нужен очень срочно!

* * * * *

Через час мой «пассажир» начал приходить в себя.

– А что это за «вечеринка»? – спросил я его. – Свет, что ли, отключили, или с дамами вдруг решили встретиться? На романтика ты как-то не похож.

– Не твоё дело! Куда мы едем?

– В столицу!

– Вельзику я почти не должен. Осталась всего малость, мог бы и потерпеть!

Я не знал, кто это такой, но даже вида не подал:

– Вельзик тут «не при делах». С тобой побеседует Дамиано.

Если сказать, что он вздрогнул, это значит: ничего не сказать!

По его телу прокатилась судорога, а на лбу появилась струйка пота, и если бы Никколо не был прикован к двери, он точно бы сполз на пол!

– Я не поеду к нему! Выпусти меня!

– Ответил бы тебе, да руки заняты, ширинку расстегнуть нечем!

На его глазах появились слёзы.

– Я умоляю тебя, не надо!

– Надо, Никколо, надо. Единственное, чем могу помочь: налить ещё стаканчик, на ближайшем привале.