- Гитлеровцев, - спокойно ответил Непомнящий и пояснил, - они служат в армии проклятого Гитлера - знать они и есть самые настоящие Гитлеровцы.

  - Логично...

   Здесь в разговор бесцеремонно вклинился сержант Петренко:

  - Товарищ лейтенант, у моего 'Максима‟ в нескольких местах кожух посекло - такое вне мастерских починить невозможно.

   Здесь уже и Непомнящий забыв про всякую субординацию: решил, как говорится взять быка за рога.

  - А несколько длинных очередей он выдержит?

  - Выдержать то выдержит, но это может привести ствол в полную негодность: ведь он в последнем бою неизвестно сколько времени без охлаждения проработал.

   Что бы там не говорили о командирах начала Великой Отечественной Войны, но Щеглов на удивление быстро сообразил, к чему один из его солдат заговорил о длинных пулемётных очередях.

  - Ты Петренко не переживай насчёт перегретого ствола: никчему таскать за собой тяжесть, которую нельзя использовать по назначению, тем более её и отремонтировать невозможно. Ты лучше скажи, насколько у тебя велик боеприпас?

  - Так, одна непочатая коробка - Н.З так сказать: как вы и приказывали перед самым прорывом.

  - Ага. Значит двести пятьдесят патронов... - Задумавшись проговорил лейтенант: затем помолчал несколько секунд и продолжил уже более бодрым голосом. - Слушай боевую задачу. Как только предоставляется такая возможность, переходим дорогу и занимаем позиции возле самой кромки леса. Ты Савелий, вместе с Марком расстреляешь весь оставшийся боекомплект по первой же подходящей колонне: а все остальные прикроют вас с флангов. ...

   Быстро сказка сказывается, да долго дело делается: пока небольшой отряд, группами по двое, трое перебежал на другую сторону дороги. Затем, на самой границе густого подлеска они выкопали стрелковые ячейки: чему изрядно мешали разросшиеся корни рядом растущих молодых деревьев, и установили в одну из них пулемёт - начало постепенно светать, а на небе стали постепенно гаснуть звёзды. Было даже немного странно, как на эту беспечную возню во тьме не отреагировали проходящие мимо немцы: они могли хотя бы ради проформы подсветить это место, или дать пару очередей на звук - от обочины дороги до леска было не больше пятнадцати метров. Когда всё было готово, активизировалось и движение на дороге - фашисты заметно увеличили интенсивность перемещения своих войск. А пулемётчик, всё чего-то высматривал, подправлял - подкручивая что-то на станине, и никак не начинал обстрел. Всё началось когда появилась пешая колонна, идущая в утренней серятине относительно бодрым шагом, а солдаты вермахта шествующие в ней, и выглядели слишком беспечными расслабившимися: почти все были без касок, а кто-то даже вышагивал, положив карабин на плечи и 'забросив‟ на него свои руки. Видимо эти вояки воспринимали войну с Россией, как свой победоносный блицкриг по Европе. А окопавшиеся советские воины, скидку на это заблуждение делать не собирались - они желали за это наказать.

   Как красноармейцы засевшие в засаде ни ожидали начала боя, но, даже для них 'Максим‟ застрекотал слишком неожиданно. Пулемётная очередь бьющая почти в упор, первые секунды, каждой своей пулей находила цель. Вражеские солдаты опешивши он неожиданного нападения замерли: для некоторых это стало смертельной ошибкой - правда нашлись и те, кто без заминки юркнул 'рыбкой‟ в кювет расположенный по другую сторону дороги, и вскоре вся колонна, теряя людей сражённых свинцовым роем, устремилась в укрытие. А Савелий - первый номер пулемётного расчёта, стрелявший в первые секунды боя непрерывной очередью, перешёл на короткие: видимо, подсознательно он всё равно берёг ствол своего пулемёта от чрезмерного перегрева. И сейчас, боец больше удерживал противника от активных действий, стреляя по тем, кто имел наглость выглянуть - заставляя его снова прятаться.

   В этом нападении на маршевую колонну врага не бездельничали и остальные красноармейцы, впрочем, как и Иван: первый свой выстрел в этом бою он произвёл ровно под козырёк неудачно выглянувшего офицера. Следующее что привлекло его внимание, это была каска маячившая немного в стороне и над поверхностью дороги чуть более чем на половину: её обладатель сильно жестикулировал, его кисть то исчезала, то снова появлялась, мелькала, куда-то указывала - что-то поясняла. Неизвестно, да и некогда задумываться: пробила пуля стальной шлем, или ушла рикошетом, но любитель для убедительности своих слов поразмахивать руками, на глаза больше не попадался. Пронаблюдав в направлении куда так старательно указывал неизвестный фашист, Непомнящий заметил группу ганцев, опасливо и часто выглядывающих из своего укрытия. Только он успел взять на прицел эту нетерпеливую компанию, как поднялись сразу три солдата: выскочившего первым на дорогу сбило ударившей в его грудь пулей. Это поумерило пыл его товарищей, и они, как будто забыв зачем только выскакивали из своего укрытия, вернулись на исходную позицию. Следующее что сделал Ваня, так это встав во весь рост, с сильным замахом забросил туда 'Колотушку‟. В этот момент, он сильно рисковал: попавшие в засаду немцы не праздновали труса и вели ответный огонь, и надо признать он был весьма плотным. Но и в этот раз, Ване сильно повезло - его даже не оцарапало.

  - Командир, отходим! - Закричал насколько мог громко Иван: решив что он понял намерение противника. - Они начали выполнять обход нашей позиции. Сейчас возьмут в клещи, подкрадутся с тылу и перебьют нас за здрасти!

   Может быть боец всего на пару секунд опередил своего командира - он тоже мог это заметить, и самостоятельно - без чьей либо подсказки, понять что надо делать. Поэтому над полем боя послышался приказ отданный уже лейтенантом:

  - Отхо-о-одим!

   Видимо для этого отряда ещё не пришла пора погибать: все услышали команду и продолжая отстреливаться, стали отползать. Вскоре - судя по треску ломающегося сушняка и прочих веток, все бойцы бежали в одном направлении: ориентируясь по интенсивной стрельбе у дороги и на шуму производимому впередиидущим человеком. Насколько долго продолжался этот отрыв от врага, понять было невозможно: его рервал негромкий окрик:

  - Стой! Тут кто-то раненным свалился! И судя по всему, ему необходимо немедленно сделать перевязку! И кажись он наш!

  - Стоять. Оказать помощь раненому.

   Это уже говорил Щеглов, и его голос прозвучал почти рядом с тем местом, откуда раздался окрик оповестивший о необходимости вынужденного привала. Кто-то ненадолго включил фонарик: было непонятно - откуда он взялся. Но его непродолжительная работа позволила многим сориентироваться с направлением куда надо идти. Впрочем ориентиром служили и тихие голоса:

  - ... Подь сюды, товарищ Лейтенант. - Это был голос Дзюбы, с его характерным говором: который сейчас сильно усилился. - Тут наш Полищук ляжить.

  - И как он?

   - Отошёл.

  - Куда? - Щеглов не понял что имел в виду старшина.

  - Оттуда уже не возвращаются. Ему ляш... бедро сзади прострелило: когда мы начали отход, он видимо сразу встал - а не отполз как вы его тому учили. А там пуля жизненную жилу⁵ и задела, вот он, и истёк бедолага кровью: пока досюда дохромал. Я вообще поражаюсь, как он смог так быстро и долго идти. Когда мы шли, мне ещё привиделось что кто-то впереди хромает - да кабы знать, кабы знать...

  - Берём тело и уходим.- Прервал сожаления Дзюбы командир. - Похороним его в лесу, когда удалимся подальше от дороги.

   Истинная причина смерти Станислава Полищука стала известна только когда группа окруженцев - в этом уже никто из них не сомневался, вышла на обнаруженную ими поляну. Когда уже была выкопана могила, то красноармеец Леонид Сотник, решил завернуть тело своего боевого товарища в трофейную плащ-накидку: которую убитый нёс прикрепив к сидору ещё перед прорывом из военного городка, - но не мог он смириться с тем, что придётся кидать землю в его открытые глаза.

  - Товарыщу лэйтенант! - Позвал командира курносый и веснушчатый солдат. - Тута я знайшов що вбило Полышука! Ось вы тильки подывитеся!