«Враги?.. Кто они?»

Отвечал дедушка, что в разные времена разные люди поднимали меч против таджиков. Вообще, с тяжелым вздохом прибавил он, как только появились на земле люди — поселилась между ними вражда. Из одной жемчужины создал всемилостивый и всемогущий бог людское племя и каждому вселил в плечо добрую силу — рахмон, чтобы она удерживала человека от дурных дел и предостерегала от кривых дорог. Но злейший враг создателя, падший и отверженный шайтон, ненавистник всего доброго, обманщик и клеветник, прокравшись в другое плечо, стремится совратить человека, опутать его ложью и сбить с истинного пути.

После этих слов, вспомнил Мурод, дедушка замолчал и, поглядев на горы, вздохнул так тяжко, словно взвалил на плечи непосильную ношу. И, наверное, еще долго молчал бы он тогда, погруженный в невеселые раздумья о коварных кознях шайтона, ненавидящего бога, а заодно — и созданного им человека, если бы Мурод не потребовал продолжения рассказа.

Дедушка еще раз вздохнул — теперь, правда, уже полегче, — собрался с мыслями и сказал, что таким образом вместе с добром появилось и зло. Ибо с одной стороны рахмон внушает человеку — будь правдивым и чистым, не грабь, не проливай крови; но с другой стороны старается и делает свое черное дело и шайтон, и, надо признать, не без успеха втолковывает человеку, что в этом кратком, как вздох, мире лучше быть обидчиком, чем обиженным, лучше убивать, чем быть убитым, и грабить самому, чем оказаться ограбленным… Так объяснил дедушка своему ягненочку: совестливый человек поступает в согласии с наставлениями рахмона, бессовестный же во всем следует шайтону.

Ясное дело, тут же последовал новый вопрос: кого больше на свете — совестливых или бессовестных? Дедушка усмехнулся: все-таки несмышленым был еще любимый его внук. Людей с совестью на земле гораздо больше — иначе бы давным-давно перевернулся бы и навсегда пропал этот мир.

«Но и бессовестных, к несчастью, немало, — после некоторого раздумья промолвил дедушка и сразу же ласково, но вполне серьезно погрозил Муроду пальцем. — Никогда не слушайся шайтона. Будь послушным, как твой брат, и совестливым, как отец. Хорошо? А я буду молиться за тебя».

Ах, дедушка! Разве мог Мурод хоть в чем-нибудь перечить ему? И разве всем своим сердцем не любил его крепко и преданно — так, что и поныне слышит, как живого? Но дальше спрашивал маленький Мурод, а взрослый — рассказывал своим спутникам: «Как называют ту гору?» Опять привлекла его гора, на которой светились огоньки.

«Чилчарог», — сказал дедушка.

«Почему?..»

«Что почему?»

«Почему — Чилчарог?»

Рассмеявшись, дедушка ласково погладил своего ягненочка по голове, а затем велел слушать и запоминать.

Давным-давно из далекой страны по названию Рум[11], подобно урагану, налетели в эти края враги. Числом они были, как саранча; жестоки, как волки, и ненасытны, как воронье. Не только мужчины-землепашцы долины Гардон, оставив плуги и мотыги, взялись за мечи; мечи и копья, дубинки и косы взяли в свои слабые руки и многие бесстрашные женщины и девушки. Сорок дней и ночей длилась жестокая сеча; сорок дней и ночей мирные жители бились с воинами, для которых война была привычным ремеслом. Враг одержал верх…

Сообщив это, дедушка покачал головой. Что делать! Но важно сохранять мужество даже в самых тяжких поражениях и бедах. И хотя ненавистные пришельцы захватили и долину Гардон, и другие земли этого края, нашлись отважные мужчины, которые, не желая покоряться поработителям, взяли своих жен и детей и со словами: «Мы еще вернемся» — ушли в горы. Там, высоко в горах, они отыскали недоступные для врага сорок убежищ и каждую ночь разжигали возле них костры, сообщая оставшимся в долине землякам, что живы и готовятся отомстить.

Тут дедушка закашлялся и ненадолго умолк. Затем продолжал:

«Люди долины прекрасно понимали, о чем говорят эти сорок костров. Присоединяйтесь к нам, звали они; не покоряйтесь врагам, потому что близок день свободы!»

Мурод встрепенулся:

«Дедушка! А разве у костра есть язык?»

«В этом древнем мире, ягненочек, — улыбнувшись, отвечал дед, — каждый камень, каждое дерево и каждый цветок — все имеет язык».

Наверное, какие-то думы неотвязно завладели дедушкой и отвлекли его от рассказа — опустив голову, он замолчал. Хор сверчков вел свое отрывистое звонкое пение из посевов клевера и междурядий виноградника; гулко ударялись о землю срывавшиеся с веток спелые яблоки. Собачий вой нарушил вдруг эти благостные вечерние звуки, и Мурод, испугавшись его, теснее прижался к деду. Тот обнял его. Через секунду-другую из-за холма Посбон вышла луна и залила светом весь двор. Теперь не так ярко светились в горах огоньки.

«Дедушка!» — позвал Мурод, глядя в осыпанное звездами небо и чувствуя, что у него слегка кружится голова.

«Да, душа моя!»

«А что потом?»

Старик словно ждал этого вопроса.

«С тех пор, мой дружочек, эта гора называется Чилчарог».

«А враги?.. Они ушли?»

«Враги сами не уходят, — сказал дедушка. — Год или даже два и здесь, в долине, и там, в горах, где по ночам загорались костры, люди ковали мечи и копья, копили силы для решающей битвы. И как неудержимый сель, обрушились они однажды на головы врагов. Семь дней и семь ночей длился бой, мой ягненочек, жестокий и страшный бой. Вконец обессилев, враг с позором бежал, даже не предав земле своих мертвых. Вновь свободно вздохнули таджики. И с тех самых пор на этой высокой горе, которую народ назвал Чилчарог[12], живут люди такие же, как ты и я… Словно они навсегда остались зоркими и бдительными стражами долины Гардон».

Завершил свой рассказ дедушка — окончил его и Мурод. Быстро шли кони, и молча ехали пятеро всадников, размышляя, должно быть, над историей о горе Чилчарог, а также о том, что во все времена дорогой ценой добывается свобода.

— Такая вот легенда, — промолвил наконец Мурод.

— Я удивлен! — горячо воскликнул Саид, до сих пор не проронивший ни слова.

— Чему? — спросил его Анвар.

— Ответьте мне, почему человек не устает проливать кровь? Почему люди не живут друг с другом как братья и сестры?

— Да потому, что алчность мутит разум, слепит глаза, — проговорил Мурод. — Потому, что есть еще много людей, которые считают: мы имеем право угнетать других.

— Верно, — кивнул Анвар. — Люди равны, и у каждого есть право на счастье, но басмачи думают иначе.

— Пусть сны свои воде расскажут, — подал голос ехавший позади всех Санджар, мужчина лет тридцати, одетый в мелкостеганый черный халат.

Миновав поворот, теперь они поднимались в гору, под скалами, как бы вырубленными мощными ударами топора. По расчетам Анвара, через полчаса должно было показаться село, расположенное посреди ущелья, на довольно широкой равнине. Все вокруг было спокойно — но, как ни странно, это спокойствие все больше и больше тревожило его. Если в самом деле сунулись в эти края басмачи, то где же они сейчас?! Где скрываются? Какими тайными тропами крадутся? Что замышляют? И может быть, именно в это самое время уже напали на безвинных людей и жестоко их мучают?

— Быстрее, друзья! — едва сдерживая волнение, вымолвил он.

Кони пошли резвее, и громче зацокали их копыта. В этом месте вода Кофруна прямо-таки кипела, словно негодуя на стиснувшие ее скалы. С яростной силой поднимала она со дна камни, сталкивала их друг с другом, и сильный резкий звук прорывался тогда сквозь немолчный шум реки. Натянув поводья, испуганно косились на бурную мутную воду и вздрагивали кони. Одинокий орел парил над ближайшей вершиной. То опускаясь вниз, то одним движением прямых мощных крыльев взмывая в небеса и становясь в бездонной высоте едва заметным камешком, он полновластно царил над миром заснеженных скал, глубоких ущелий и стремительных рек. Далеко впереди собирались тучи и наливались грозовой лиловой чернотой. И хотя беззаботно и ярко светило солнце, все ощутимей пахло дождем.