- Вот это здорово! - восхитился Зайцев. - Какая тонкая работа!

Гундарь покраснел от удовольствия. - Почаще заходи, я тебе не такое покажу, - улыбнулся он. - Слава Богу, сейчас пластмассы много: хватит до самого дембиля!

- Да ну? - удивился Иван. - А где же вы достаете пластмассу?

- А в ближайшей мусорке, - ответил веселым голосом каптерщик. - Здесь неподалеку располагается городская мусорная свалка. Мы посылаем туда «салаг», и они выкапывают столько пластмассы, сколько требуется!

- Да, но она же грязная?

- Ну, и что? Они вымоют все куски с мылом, а потом приносят их мне…

- Ясно, почему в роте прекратилось воровство! Ну, теперь все наши солдаты поедут домой в орденах и медалях, - подумал Зайцев.

Наступил декабрь. Стало по-настоящему холодно. Хотя периодически выпадал снег, и температура воздуха не падала ниже минуса пяти-шести градусов по Цельсию, в казарме было довольно неуютно. Из окон поддувало и для того, чтобы избавиться от постоянной дрожи, не позволявшей уснуть, нужно было набрасывать поверх тонкого суконного одеяла солдатскую шинель.

Иван приспособился спать, укутавшись с головой в одеяло. Таким способом удавалось использовать тепло дыхания для внутреннего обогрева постели.

Раньше, до службы в армии, Зайцев не мог так спать: ему не хватало воздуха. Теперь же оказалось, что холод был большим бедствием. И из двух зол пришлось выбирать меньшее. Что же касается службы, то она проходила без существенных перемен. И дежурство, и работа в продовольственной службе продолжались в прежнем темпе. Первое время Зайцев, заваленный текущими делами, не обращал никакого внимания на появившуюся в роте «молодежь». Обычно он только на вечерней поверке, услышав новую фамилию, проявлял любопытство и смотрел туда, откуда доносилось, произнесенное незнакомым голосом «Я!». Но вот однажды во время дежурства по роте ему пришлось столкнуться лицом к лицу с «молодыми» солдатами. Все четверо дневальных, назначенных в его смену, были новичками. Они оказались добросовестными и дисциплинированными ребятами. Один из них - Юра Середов - родом из Мурманска, заменил прежнего «старика» Прохоренко, воздыхателя библиотекарши Бабуриной, в качестве электрика и фотографа. Трое других работали каменщиками на очередной стройке Розенфельда. Службу они знали, опекать их не приходилось, и поэтому дежурство прошло спокойно. Из любопытства Зайцев внимательно изучил книгу со списком личного состава роты. Несмотря на то, что он несколько раз уходил к себе в штаб для оформления накладных и срочной текущей работы, все основное время нужно было проводить в казарме. А там иногда просто нечего было делать. Вот Иван и убивал время перелистыванием ротной документации, беседами с каптерщиком и дневальными. На смену уволенным воинам, как теперь узнал Зайцев, пришло довольно много «молодежи». Почти тридцать человек! А одного взяли прямо из ноябрьской партии, присланной из военкомата. Короче говоря, рядовой Козолуп не служил в учебном батальоне!

Зайцев пошел в каптерку. - Скажи, Леня, - обратился он к Гундарю, - а что, Козолуп разве не служил в «учебке»?

- Нет, - ответил каптерщик. - Видишь ли, он сапожник, а Розенфельду как раз это и требуется. И как только «папа» узнал, что в учебный батальон попал сапожник, он сразу же перетащил его сюда.

- Ясно, - пробормотал Зайцев. - А в качестве кого теперь работают остальные солдаты?

И они с Гундарем стали обсуждать кадровую деятельность Розенфельда. Оказывается, в роте произошли существенные перестановки. Нынешние «черпаки», литовцы по национальности, Балкайтис и Кикилас, были переведены командиром роты со свинарника на насосную станцию. А свинарями были назначены прибывшие из учебного батальона новички. Бывшие курсанты заменили и ушедших в запас поваров. Много оказалось среди «молодежи» и рабочих строительных специальностей. Из «учебки» Розенфельд взял и трех младших сержантов, которым предстояло создавать в своих отделениях видимость воинской дисциплины. Словом, в хозподразделение пришло солидное пополнение, полностью укомплектовавшее штатное расписание роты.

- Нелегко будет с таким многочисленным контингентом! - сокрушался Гундарь. - Этих «молодых» будет непросто усмирить!

- Справимся, - успокаивал его Иван. - Если смогли пережить тех «стариков», то уже с «молодыми» как-нибудь разберемся!

Успешно действовал Зайцев и в деле выявления «антисоветски настроенных лиц». Вернее, уже не выявления, а скорей разоблачения взглядов, давно выявленных. Благодаря библиотечной брошюре, злополучный Балкайтис постепенно поднимался до уровня Туклерса и уже мог спокойно конкурировать с видными буржуазными учеными. И это при том, что Иван не только ни разу не беседовал с инакомыслящими, но уже почти два месяца кряду и в глаза их не видел! - Зачем эти неприятные беседы, - думал он, - когда я и так могу с помощью определенной литературы составлять идеальные донесения?

Скуратовский же ликовал. - Молодец! Вот это способности! - восторгался он. - Какой анализ! Какая глубина! Благодаря твоим донесениям, мы не только успешно выполнили партийную разнарядку, но и добиваемся нового, качественно более высокого уровня работы! А записывать речи антисоветчиков на магнитофон мы не будем! Товарищ Вицин, внимательно изучивший твои доклады, отказался от этой идеи! - Донесения абсолютно достоверны! - решил он.

Г Л А В А 2

Р О Т Н Ы Й Ш У Т

Наконец-то нынешнее поколение воинов обрело своего «козла отпущения». Как известно, попытка товарищей сделать из Зайцева посмешище, провалилась с самого начала. И, как ни парадоксально, за минувшие полгода ни один солдат хозподразделения не подошел на роль общественного шута.

А тут вдруг такая удача!

Петро Козолуп, взятый сапожником и не прошедший суровой воинской подготовки в учебном батальоне, оказался идеальным ротным придурком. Неуклюжий, неловкий, с глупым, всегда испуганным лицом, он выглядел «белой вороной» на фоне всеобщей наглости и самоуверенности. К тому же новичок совершенно не умел разговаривать: путался в словах, кряхтел, бурчал - словом, не был способен даже дать логичный ответ. Насмешки над ним начались с первой вечерней поверки, когда дежурный выкрикнул: - Козолуп! - Ответа не последовало. - Козолуп!!! - вновь, еще громче, повторил дежурный.

- Да тута я, тута! - раздался испуганный выкрик. - Што ты думаешь, што я сховалси?

Внезапно установилась полная тишина. А затем роту потряс оглушительный хохот. Смеялись все - от старшего сержанта Лазерного до только что прибывших в роту выпускников учебного батальона. Даже Зайцев, который вовсе не хотел издеваться над «молодым» солдатом, буквально трясся от смеха. Невозможно было сохранить спокойствие, услышав речь Козолупа. В его голосе сконцентрировалась такая беспомощная и непробиваемая глупость, что вряд ли можно было бы найти человека, который смог бы проявить выдержку и без смеха выслушать «молодого» воина.

Вволю нахохотавшись, дежурный, борясь с очередным приступом смеха, сделал знак солдатам успокоиться и, краснея от напряжения, обратился к Козолупу: - Товарищ Козолуп! Когда называют вашу фамилию, говорите «Я!», понятно?

- А, дак цеж надо «я» говорить тута? - спросил Козолуп, вызвав новый взрыв смеха.

- Ладно, успокойтесь! - с трудом выговорил дежурный, вытирая слезы. Стараясь остановить безудержное веселье, грозившее перейти в беспорядок, он громко крикнул: - Рота! Смирно! Вольно!

Все вроде бы успокоились.

- Рядовой Козолуп! - вновь заорал дежурный.

- Йе! - сказал «молодой» воин. Тут, показалось, что засмеялись даже стены. Воинов охватило какое-то коллективное безумие. Они не просто смеялись, а скорее выли, утратив способность контролировать свои эмоции.

Лазерный первым пришел в себя и с ужасом огляделся. - Хватит называть его фамилию! - осудил он дежурного. - Ты что, иоп твою мать, не видишь, что этот мудак не умеет даже говорить!