Фамилия Коркия выделяется в нашем баскетболе. Легендарный Отар Коркия — первый советский центровой истинно международного уровня, первый и пока единственный кавалер ордена Ленина среди баскетболистов–мужчин, первый, кто дал понять, как велика роль центрового в баскетболе.

Неплохим игроком был и его сын Нодар, много лет выступавший за тбилисское «Динамо». А самых громких побед добился племянник Отара Михайловича — Михаил Коркия, олимпийский чемпион. Отар многое дал племяннику. Он следил за его становлением, помогал ему, гордился его успехами, уже в зрелом возрасте немножко по–мальчишески превозносил достижения Миши: дескать, Коркия есть Коркия. Но ведь какой личностью — неординарной, яркой, интересной — был сам Отар Михайлович! На наших площадках он сверкал всегда, с первого своего выхода в грозном 43‑м. После войны его открыла баскетбольная Европа. Капитан сборной СССР, он трижды приводил ее к золотым медалям чемпиона континента. Тогда безусловными фаворитами были чехословацкие баскетболисты, в споре с которыми и завоевывалось то «золото». Много лет спустя такие асы, как Иван Мразек и Иржи Шкержик, признавались, что просто–напросто боялись Отара. В чемпионатах Европы 1947 и 1951 годов он настолько подавлял соперников, что, судя по всему, они проигрывали еще до начала матча с нашей командой. А подавлял Отар соперников не одной физической силой, хотя ее у него всегда было в избытке. Подавлял силой воли, заряженностью на борьбу. Казалось, тронь его — и в стороны полетит сноп искр. Сколько помню, таким он был всегда. Ладно соперники — большинство из них он превосходил в мощи. Но ведь и судьи, обязанные быть строгими, стойкими и беспристрастными, откровенно робели, когда приходилось им обслуживать матчи с участием Отара. Его огромные голубые глаза горели. Действительно — как глянет, ужас берет.

Правда, за рубежом это не так действовало на арбитров, за что Отар и поплатился в самом главном для себя турнире. Однако репутация его была настолько высока, что испортить ее уже ничего не могло. Все зарубежные судьи относились к нему явно строже наших, а зачастую и пристрастнее. Но мастерство Отара сомнения не вызывало. Свидетельство тому высочайшие оценки специалистов после Олимпиады‑52 в Хельсинки, хотя ему и не пришлось доиграть тот эпохальный финал, в котором могучая сборная США едва–едва одолела нашу команду: за четыре фола Отар покинул площадку, причем, по крайней мере, два из них арбитры, как свидетельствовали очевидцы, просто выдумали. А то неизвестно, как бы закончился матч. Счет к тому моменту был 22:22, когда Коркия исчерпал лимит фолов, а итог был таким — 36:25…

До того американцы почти всем забивали по сто очков, лишь бразильцы оказали им мало–мальски серьезное сопротивление. И вот только тридцать с небольшим очков в игре с нами. Притом, что сравнивать средний рост соперников просто не имело смысла. У нас самые высокие Отар, Ильмар Куллам — оба по 190 сантиметров, Анатолий Конев и Хейно Круус — чуть ниже. У американцев Курланд имел 213 сантиметров, Фрайбергер — 210, Ловеллет — 209. Представляете разницу? И при этом, повторяю, не уйди раньше времени Отар, абсолютно неясно, чем бы все это кончилось.

Отар был большая умница. Он понимал, что под щитом против таких гигантов ему делать нечего. Поэтому вплотную к кольцу он подбирался уже тогда, когда имел в руках мяч. Тут уж ему ничто помешать не могло. На нем висели, его били, хватали за трусы и майку, цепляли за руки — не помогало. Он выпрыгивал вместе с висящими на нем соперниками и закладывал мяч в кольцо. Так было и в Хельсинки. Но Отар там пользовался и средними бросками, в которых отличался точностью. Одним из первых центровых он стал брать на себя функции «пасовальщика». До него и долгое время после него задачи центрового ограничивались обороной своего щита и атакой чужого. Отар же определял тактику команды. Команда играла на него и через него, он играл на команду. В этом плане многим сегодняшним центровым не грех и поучиться у него, вспомнить его игру.

Отар был невероятно цепким. Вырвать у него мяч было невозможно. Потерять, не поймать мяч даже после очень острого, сильного паса он себе не позволял. Правда, иногда пропускал все же такой пас (особенно от Ивана Лысова), но никогда не сердился, хотя мяч больно ударял его в лоб. Тут же кричал: «Все в порядке, это я виноват». И больше таких промашек не делал. С Лысовым у Отара Коркия был изумительный дуэт. Маленький виртуоз Лысов и могучий атлет Коркия идеально дополняли друг друга. Наверное, в их исполнении мы впервые увидели настоящую контратаку, когда Отар могучим взмахом руки далеко вперед направлял мяч убегающему в отрыв Лысову, который и завершал эту нехитрую, но очень эффективную комбинацию. В позиционном же нападении уже Лысов всегда искал Отара и обязательно находил своего центрового, которому и отдавал большей частью четкий, острый, результативный пас. Забить же из–под кольца для Отара было обычным делом.

Правда, иногда такая сверхуверенность играла против него. Помнится, в году 1948‑м или 1949‑м в зале на 1‑й Красноармейской улице в Ленинграде мы (команда городского Дома офицеров) встречались с тбилисцами. Отар собирался выполнить бросок крюком, который у него получался прекрасно. А я, маленький, но быстрый, успел добежать и снять мяч с руки Отара. Так он и махнул пустой рукой и с удивлением, вызвавшим добродушный смех на трибунах, стал оглядываться по сторонам, высматривая того, кто посмел так обескуражить его, самого Отара Коркия. Как в современном мультфильме, вслед мне раздался его громовой бас: «Ну, пацан, погоди…» Крикнул и здоровенными шажищами побежал за мной.

Его богатырская сила не могла не поражать. И действительно, физическая мощь Отара была непревзойденным козырем тбилисцев и сборной страны. Причем это сразу бросалось в глаза. Откуда вдруг появляется аберрация зрения, этакое обманчивое впечатление, когда сопоставляешь, казалось бы, сопоставимые величины, но оцениваешь их совершенно по–разному? Коркия был одного роста с Кулламом, чуть–чуть выше Конева, Крууса, Силиньша, Серцявичюса. Однако всегда и всем виделось, будто он значительно выше их всех. Недавно в ЦСКА играл двухметровый защитник (да, да, защитник) Хейно Энден и ничуть не выделялся среди несколько более высоких или немного менее рослых партнеров и соперников. А тогда Отар Коркия со своими 190 сантиметрами будто бы на голову (так казалось и с трибуны, и со скамейки) возвышался надо всеми. Видимо, причиной была как сама массивная, атлетичная фигура Отара, так и манера его игры: танк, сметающий все на своем пути.

Природа одарила его щедро, но он и сам постарался развить свою силу. Занимался легкой атлетикой, и его юношеский рекорд страны в метании диска продержался больше десяти лет. У него были удивительно сильные бедра, шея, плечи. Так что жесткой опеки, единоборств, стычек он не только не опасался, но и сам искал их, шел на столкновения, каждый раз желая утвердить свое превосходство. И ему было не важно, кто перед ним — один из хорошо знакомых по внутрисоюзным соревнованиям игроков или громадный американец. По–моему, он даже бравировал своей силой. Главное Отару нужно было вовремя дать мяч, а там хоть три защитника его встречай — все равно забьет. На чемпионате Европы во Франции в перерыве финального матча со сборной Чехословакии он с характерным грузинским акцентом так и говорил ребятам: «Сколько дадите, столько забью…» И забивал. В нем поразительно сочетались хладнокровие, уверенность в себе, невозмутимость, немногословие — и горячий южный темперамент. Я не видел Отара разъяренным, озлобленным, нервным. Наоборот, всегда спокойный, даже флегматичный, как и многие большие и сильные люди, он вроде бы неторопливо передвигался по площадке и вдруг — взрывался. Это вообще качество только поистине выдающихся спортсменов: умение расслабиться, по в нужный момент мгновенно собраться и выплеснуть хранящуюся до поры до времени энергию и добиться результата. Таким качеством в полной мере обладал, например, Всеволод Бобров. Таким же был и Отар Коркия. При этом борьбу он вел страстно, самозабвенно, до конца. Пока не прозвучал финальный свисток, игра для Отара не заканчивалась, каким бы ни был счет. Он требовал и требовал пас, но, получая мяч, обожая забивать, не злоупотреблял индивидуальной игрой. Вообще играл просто. Но не примитивно. Играл на команду, а если появлялась возможность, моментально бросал сам. Бросок же у него был хороший, отработанный.