Когда инспектор Кроуз изложил свои соображения начальству, то в ответ услышал недвусмысленное приказание выбросить эту чушь из головы. Вскоре дело было прекращено вовсе. Кроузу удалось выяснить, что нить тянется в высокие сферы, и он сделал вывод, что Трэверс пустил в ход свои связи, чтобы замять нежелательное расследование.

Хотя полиция в замке больше не появлялась, обстановка оставалась напряженной. Обычно вежливый и приветливый Кейн сделался угрюмым и раздражительным, а на мистера Барнета он смотрел так, будто собирался ближайшей ночью задушить его. Доктор Уэйн походил на человека, с минуты на минуту ожидающего трагического известия, и его не очень остроумных, но добродушных шуток было совершенно не слышно. Алиса тоже держалась скованно и настороженно. Один Барнет вел себя как ни в чем не бывало, не испытывая никакой неловкости перед Кейном. Хуже всех приходилось Джеку. Хотя показания Траверса отводили от него подозрения в краже, теперь его прошлое было всем известно, и ему казалось, что все смотрят на него с осуждением и презрением. Когда он брал в руки ценную книгу, во взгляде Барнета ему читалось: «А не собрался ли ты ее стащить?» К тому же сами показания Трэверса были для Джека загадкой еще большей, чем для инспектора Кроуза; он дорого дал бы, чтобы узнать, когда в его комнате появился пудель, которого он утром обнаружил мирно спящим в углу возле окна. Сильнее всего его угнетало молчание Трэверса, который после того как сообщил Картмелу о смерти отца, ни разу прямо не обратился к нему. Джек что угодно предпочел бы этому молчанию, однако у него не хватало смелости нарушить его первым. Однажды он все-таки предпринял робкую попытку заговорить с Трэверсом, но тот ответил так сухо и холодно, что Джек смешался.

Встречаясь друг с другом в столовой, все, похоже, старались побыстрее покончить с едой и разойтись; каждый предпочел бы есть у себя, за исключением, пожалуй, Барнета. Словно соблюдая безмолвный уговор, о случившемся никто не заговаривал, только Барнет однажды вдруг ни с того ни с сего заявил, что нынешняя полиция — люди весьма деликатные и знают границы, все эти ужасы насчет обысков, когда разрезают переплеты книг, — сплошные выдумки; страшно подумать, что было бы, окажись это правдой!

Однажды вечером Бэрридж с Трэверсом расположились в кабинете. Бэрридж сказал:

— Теперь понятно, почему Джек испугался, когда у мисс Алисы якобы пропал браслет. Мы не знали о его прошлом, но сам-то он знал и поэтому испугался, что в краже заподозрят его. С точки зрения психологий заблуждение вполне объяснимое. А помните заметки, которые читал мистер Трентон? В одной из них сообщалось, что грабители проникли в дом, разбив оранжерею. Не странно ли, что в вашем доме тоже разбивают именно оранжерею? Чтобы добраться оттуда до вашего кабинета, надо пробежать через весь дом. Гораздо проще выбить какое-нибудь окно на первом этаже.

Трэверс в ответ лишь пожал плечами. Кроме странных действий преступника или преступников, в этом доме имелась еще одна неясная деталь: Кейн, находившийся в весьма прохладных отношениях с отцом, старался любым способом избавить его от банкротства.

Несмотря на печальные последствия, нашелся человек, который заявил, что доволен случившимся. Этим человеком был адвокат Трентон, а доволен он был потому, что Трэверс сдал диадему в банк.

Как-то днем к доктору Уэйну зашел священник. Он принес книги, которые брал в библиотеке две недели назад.

— Мистер Барнет упоминал о редком издании Библии начала прошлого века. Как вы думаете, удобно будет, если я возьму ее домой на несколько дней? — спросил, он доктора. — Я мог бы посмотреть и здесь, но мистер Барнет… Вы же знаете, он будет стоять за спиной и с нетерпением ждать, когда я закончу. Признаться, меня это раздражает.

— Конечно, возьмите домой, здесь вы никакого удовольствия не получите. Мистер Барнет вообще был бы рад запереть библиотеку на замок и ничего никому не давать. Когда он появился, я первое время побаивался при нем заходить туда, — смущенно улыбнувшись, сознался маленький доктор.

По дороге к библиотеке разговор между доктором Уэйном и священником зашел о таинственном незнакомце, которого Трэверс видел в коридоре.

— По правде говоря, меня удивляет утверждение Гордона, будто человек был высоким, — сказал доктор. — Помню, как-то раз я отправился в библиотеку ночью. У меня была бессонница, а под рукой ничего интересного почитать не нашлось. Я сначала прошел мимо выключателя, но потом вернулся — в этом коридоре ночью без света ничего не видно, потому что деревья подступают к самым окнам. Заметить, что кто-то есть, еще можно, но определить, высокий он или низкий…

— Наверное, сэр Трэверс оставил открытой дверь своей спальни, а там горел свет, — продолжал священник.

Доктор Уэйн с сомнением покачал головой.

В библиотеке было душновато, и Джек, пока не было Барнета, устроил сквозняк, открыв окна и дверь. Услышав слова доктора, он погрузился в тягостные размышления и вскоре ушел к себе.

На следующий день утром Барнет пришел в библиотеку, собираясь поработать над рукописями. Открыв ящик с увеличительными стеклами, он увидел аккуратно заклеенный конверт без адреса. Барнет повертел его в руках и после некоторого раздумья вскрыл. Внутри лежал сложенный вдвое лист бумаги. Посередине листа на машинке было напечатано:

«Мистер Барнет, мне известно, что вы пытались похитить «Венец королевы». Мне нужны пятьсот фунтов, а вам — мое молчание. Приходите завтра в восемь часов вечера к старой башне. Деньги возьмите с собой.»

Барнет огляделся — в библиотеке никого больше не было. Он вложил листок обратно в конверт и сунул его в карман.

В доме было две пишущие машинки: одна, новая, стояла у Кейна, а старая, но еще вполне пригодная, пылилась в кладовке на первом этаже, где валялось всякое старье. Там ее случайно обнаружил Джек, перетащил поближе к окну, почистил и в свободное время забегал туда учиться печатать; перенести машинку к себе он постеснялся. Воспользоваться этой машинкой мог любой.

В субботу в час дня Трэверс уехал в город. Вернулся он около пяти. В шесть часов он зашел в свой кабинет, выдвинул средний ящик письменного стола и обнаружил, что из него исчез револьвер.

В семь часов вечера Барнет сказал, что у него сильно разболелась голова и поэтому он не будет ужинать, а пойдет прогуляться.

— Погода портится, — заметил доктор, посмотрев в окно.

— Скоро начнется дождь, вы вымокнете и простудитесь, — к удивлению доктора добавил Кейн, сидевший вместе с ним в нижнем холле; до сих пор он с Барнетом не разговаривал.

— Вы сами, мистер Уэйн, всегда твердите, что хорошая прогулка — лучшее лекарство, — возразил Барнет. — А что до дождя, так он соберется к ночи, не раньше. — И он бодро зашагал прочь.

От дома Трэверса до старой башни, как в окрестностях называли полуразвалившееся сооружение старинной кладки, ходьбы было минут сорок. Кроме Барнета, вечером никто из дома надолго не отлучался.

В воскресенье Трэверс нашел револьвер на прежнем месте. В обойме не хватало одного патрона.

В понедельник Алиса вышла к ужину в длинном вечернем платье темно-вишневого цвета; на руке у нее был браслет с рубинами, в ушах — старинные рубиновые серьги, крупные, но сделанные со вкусом, в такой же витой оправе, как и кулон, висевший на тонкой платиновой цепочке.

— О, вы, я вижу, любите старинные драгоценности, — сказал Трэверс.

Алиса вскинула голову и посмотрела на него со странным выражением, затем медленно обвела взглядом присутствующих, задержавшись на своем дяде, и неожиданно выбежала из комнаты. Доктор Уэйн собрался было пойти за ней, но потом передумал, безнадежно махнул рукой и опустился на свое место.

— Да… ну что же, — пробормотал он, уставясь в свою тарелку. — Ничего не поделаешь. Так… да…

— Я сказал что-нибудь не так? — спросил недоумевающий Трэверс.