Любопытством, долгом, страстью?

Кто может разгадать темную душу человека?

Особенно в такую кромешную ночь?

Кому придет охота заниматься психологией под проливным дождем, когда укрыться некуда, водяной смерч валит с ног и холодная вода заливает вам под воротник, жестокий ветер рвет вашу шляпу с головы, а ноги давно промокли до отказа…

Конечно, никому!

Так думала, и совершенно разумно, казалось, тень, на всякий случай все же ближе прижимаясь к стенам маленьких домиков.

Но кто разгадает все эти загадки такой чернильной ночи?..

К нашему удивлению, мы увидим на известном расстоянии вторую тень, которая так же близко жмется к заборам и домам.

И, не обращая никакого внимания на стихию, зорко смотрит вперед.

Вероятно, это человек с глазами кошки, если он может что–нибудь видеть в этой почти абсолютной темноте…

Но нет абсолютного в жизни. И потому мы можем разглядеть, уже своими внутренними глазами, — такими глазами, как известно, снабжены только авторы детективных романов, — еще третью тень, которая пробирается очень близко за второй…

Эта третья тень, видимо, не столь опытна в ночном деле, как первые две, и потому старается держаться как можно ближе к второй…

А может быть, у этой третьей тени нет кошачьих глаз?

Не всех же мать–природа наделила такими качествами…

Как бы то ни было, а вот уже три тени в кромешной ночи, когда хороший хозяин собаку не выгонит…

Но еще раз повторяем и просим запомнить: человек — не собака!

Он куда угодно полезет…

Ничего нет вечного под луной, должна же кончиться и эта безрадостная ночная путина, где блуждают неизвестно для чего три телесных тени.

Вдали замаячил приветный огонек и первая тень задвигалась быстрее… Чем ближе маячил огонек, тем быстрее двигалась тень. И, наконец, пропала в лучах приветливого огонька…

А две вторые тени?

Те все еще находились во власти негостеприимной ночи — видно не для всех сверкал приветный огонек среди непроглядной тьмы…

Если бы светило солнце и стоял белый день, на вывеске можно было бы прочесть следующее:

Европейская чайная «Висла».

Почему европейская?

Об этом надо было бы спросить хозяина, который стоял у широкого прилавка на фоне различной чайной посуды, аккуратно разложенной на полках.

Два половых в белых рубашках разносили закуску и чай немногочисленным посетителям, которых угрюмая ночь загнала сюда.

Кого загонит судьба в ночную чайную на окраине громадного города?

Конечно, или случайного путника или бездомного бродягу, которому негде преклонить буйную голову в длинную осеннюю ночь…

Но ночная чайная — это как ночная птица, она живет своей жизнью — загадочной и темной.

За столом сидел бритый субъект с маленькими баками в жокейской фуражке и спортсменском костюме, потертом, но когда–то дорогом.

Он прихлебывал из чашки желтоватую жидкость. Вероятно, чай? По запаху, это был ароматный — грог. И курил сигару.

Знаток узнал бы в ней «манилу» по белому крупному пеплу и тонкому аромату.

Его собеседник в ватной кацавейке имел вид крючника с пристани. Красное, здоровое лицо с клочковатой редкой бородой; хищный оскал нижней челюсти указывал на свирепую, животную натуру.

Крючник пил из чайника какую–то светлую жидкость большими глотками и закусывал бутербродами с паюсной икрой дорогого «салфетного сорта».

За соседним столом сидели две женщины — по костюму жалкие ночные проститутки.

Эти пили настоящий чай и, наклонившись друг к другу, тихо говорили…

Доносились какие–то иностранные слова характерного птичьего языка.

Как могли дочери туманного Альбиона попасть в эту захолустную ночную чайную под громкой вывеской:

— Европейская чайная «Висла»?

Об этом опять таки надо бы спросить у хозяина этой чайной, с хитрыми, заплывшими глазками на круглом лице…

— Че–а–ек! — гаркнул один из посетителей в углу.

И по этому одному повелительному окрику можно было бы узнать, что у этого посетителя в замызганном осеннем пальто и грязной фуражке — еще недавно было много лакеев…

А молодцеватый половой в белой рубашке с маленькими усиками на свежем лице чрезвычайно напоминал кирасирского офицера, который нарядился для маскарада.

В эту странную кампанию вошел промокший до костей — Кара и прежде всего отряхнулся как собака, которая вылезла из воды.

Брызги посыпались кругом и на полу образовалась лужа.

Посетители не обратили на это никакого внимания, а Кара подошел к стойке и, наклонившись к хозяину, шепнул ему на ухо что–то…

Последовал отрывистый диалог уже за стойкой:

— Звоните 33–33.

— Есть!

— Шофер Савельев и два браунинга.

— Исполнено. Пароль?

— Голубая лисица.

— Проходите…

Подалась стенка с чайной посудой и Кара исчез, как бы поглощенный буфетом.

В чайной шла своя жизнь — никто из посетителей не обратил на это внимания.

Хозяин прошел в маленькую дверь справа от стойки, попал в полутемный коридор и спустился вниз по незаметной лестнице.

Очутившись в подвале, он тронул выключатель и при свете вспыхнувшей лампочки подошел к ящикам, наваленным здесь, как ненужный хлам.

Три ящика он отложил в сторону, а четвертый — нижний открыл, нажав незаметную кнопку.

Крышка отскочила и обнаружился телефонный аппарат.

— Алло! 33–33.

— Гараж «Альсив».

— Говорит «Висла». Пришлите машину Фиат…

— Шофер?

— Савельев.

— Ваш пасс?

— Голубая лисица…

— Сделано!

Хозяин закрыл ящик, привел все в прежний порядок и поднялся наверх.

Заперев дверь подвала каким–то хитрым внутренним замком, он прошел по коридору и тронул косяк левой двери.

Дверь легко подалась и он очутился в комфортабельно обставленной комнате. За столом сидел Кара, очень нарядно одетый: безукоризненная фрачная пара, дорогое пальто и тяжелая трость с золотым набалдашником.

Хозяин проговорил:

— Все исполнено.

Кара молча кивнул головой.

Природа, казалось, немного смилостивилась. Мало–помалу прекратился ливень.

Прочистилось хмурое небо…

И ночь стала яснее… Загорелись звезды.

Две тени прижались к стене дома напротив чайной «Висла».

Как только стало светлеть, — тени бесшумно юркнули за угол, образуемый забором.

И стали опять невидимы.

— Слушай, дружище… — зашептал Скворцов, — беги незаметно в дом № 55… Помнишь, что я говорил?

— Вижу, — прошептал Жуков, — помню…

— Вызови по телефону машину в сто сил с Леди к заставе. Садись на машину и жди меня. По сигналу действуй.

— Все сделано…

— А теперь иди! И незаметно, незаметно… Змеей ползи.

Сзади раздавался шипящий шепот Скворцова, когда Жуков, распластавшись вдоль забора, действительно почти змеей проскользнул в темноту.

— Из парня будет толк, — подумал Скворцов и сделал легкий прыжок в темноту.

Он очутился под навесом железной лестницы, выходящей к боковой стене чайной «Висла». И здесь Скворцов опять слился с темнотой…

Пробираясь окольными путями к заставе, Жуков неотвязно думал.

— Заварили кашу густую… Как–то расхлебаем! Ох! Ни–кому–то не верю. Кругом вода — ничего не разберешь.

Когда Жуков подходил к заставе, он издали увидел сильную машину, на полном ходу проскочившую в темноту:

— Они…

Сердце у Жукова забилось сильнее… Кровь быстрее забегала по жилам — нахлынула волна бодрости и безграничного озорства.

Робости как не бывало. Хотелось драться, кричать, что–нибудь совершить необыкновенное…

Руки чесались!

В деревенском вахлаке просыпался профессиональный сыщик — ученик великого Скворцова, чье имя гремело во всем преступном мире и было еще неведомо миру обывательскому, который совершает ежечасно свои мелкие гадости, не предусмотренные уголовным кодексом Советской Республики…