— Давай-ка, Стасик, организуй чаек. Все равно коням надо дать отдохнуть. - И Стасик отправляется "организовывать" чай.

Скоро вьюки уже лежат на сухом месте, рядом приходят в себя развьюченные Тарапул и Рыжий, и только Арарат продолжает очень убедительно изображать труп посреди болота. Тарапул поглядывает на него через плечо, презрительно отставив нижнюю губу: "Дешевый трюк! Вот, бывало, у нас в артиллерии..."

— А может, он и вправду сдох? - сомневается Женька, он ведь в артиллерии еще не служил. - Не может же он притворяться так долго.

— Сдох? Кобылу бы ему сюда. Ожил бы сразу!

— Эге-ей, чай готов, - зовет Стасик.

— Пошли попьем чаю, - предлагает Иван Лексаныч. Он подбрасывает к самой морде Арарата охапку душистой травы. Но так, чтобы конь лежа не смог до нее дотянуться. - Пошли, он сам встанет.

На привале Иван Лексаныч, улучив момент, когда поблизости никого не было, спрашивает Стасика:

— И чего ты такой телок, все как бедный родственник. Очень уж ты скромно к работе подходишь. Вон посмотри на Женьку. За все берется, все у него в руках горит.

— Да ну, чего на него смотреть. Он сначала нахвалится, наврет с три короба, а потом, конечно, приходится делать, доказывать...

— Ну и ты наври, если попросту не можешь.

— Не-е, я не могу. - Стасик с иезуитской скромностью потупил очи долу.

— Ну-у, не можешь... - протянул Иван Лексаныч. - Ишь ты какой... положительный... Значит, если чего надо сделать, пускай Женька делает. А ты, если не уверен, то и не берешься, а то пообещаешь, а потом получится, что наврал... Ну давай, давай... Пускай отрицательные ворочают... а вы с Араратом посмотрите.

...Короткая чаевка, вьючка, и пора снова в путь. Перед самым отходом все принимаются не торопясь, вдумчиво переобуваться. Расправляются, как отутюженные, портянки, еще не утратившие веселенького рисунка, - у кого в полосочку, у кого крупными желтыми цветами на небесно-голубом фоне; складки материи укладываются на ноге тщательней, чем локоны на прическе... нога в сапоге... нет, не пойдет, что-то где-то жмет... попробуем еще раз. Переобувание - культ всех бродяг: и тщательность необходима, и последняя возможность продлить минуты отдыха.

Один Стасик сидит безучастный, как будто это его не касается.

— А ты чего? Лучше сейчас поправь портянки, а то ноги собьешь.

— Какие портянки? Нету у меня никаких портянок...

— Как это... нет? В чем же ты ходил до сих пор?

— Сначала в носках... А потом они у меня протерлись.

— Значит, протерлись? И сильно протерлись?

— Ну как то есть?.. Прилично... Выкинул я их позавчера...

— Ага, значит, позавчера... Ясно...

Стасик смущенно шмыгнул носом, хотел было вытереть его рукой, но вовремя спохватился и вытащил из кармана белоснежный носовой платок. Несложная манипуляция, отработанная до автоматизма, - и Стасиков нос снова привычно чист, как и всегда. Правда, сейчас это единственное чистое место на всей его физиономии. Платок с единственным грязным пятном аккуратно сложен вчетверо и убран туда, где и должен находиться платок у каждого культурного человека.

— Откуда у тебя эти остатки цивилизации?

— Как откуда... Из дому.

— Да нет, это понятно. Откуда такой чистый?

— Стирал я его вчера.

— В речке?

— Не-е, в холодной разве отстираешь? Я воды накипятил, и с мылом...

— И в чем же это ты, с мылом?

— А в зеленой кастрюле.

— Ага, в зеленой, значит... В этой, в которой мы компот варили?

— Угу, в той самой.

Всеобщая выразительная пауза. Если даже Иван Лексаныч воздержался от мата, это что-нибудь да значило...

— Та-ак... Ну а носки были, конечно, капроновые?

— Угу,- обреченно признался Стасик.

— Красные?

— Не, не красные... Голубые.