Прошло несколько минут. Дверь скрипнула.

— Вот, взгляните. Простите, что заставила ждать Боялась, не завалился ли где мой камешек. Но нет, ваше счастье, — Таня подала ему большую плоскую конкрецию.

Максим с нетерпением принялся её рассматривать. Один конец камня был отбит, там отчетливо проступало какое-то грубое металлическое изделие. Именно изделие!

— Спасибо вам, Танюша! Такое спасибо, что и слов не найти! А вы помните, где нашли этот камень?

— Конечно. Я даже колышек вбила, на всякий случай.

— Даже колышком заметили! Слушайте, да вы… вы…—

Максим сжал ее маленькие горячие пальцы. — Я готов расцеловать вас за такой подарок, честное слово!

— Ну, зачем это.. — она вдруг вспыхнула до корней волос. — А вы… не узнаете меня?

— Вас? — Максим оторвался от конкреции и взглянул в зардевшееся лицо девушки. Смущённая, взволнованная, ждущая, она была на диво привлекательной. Но память не подсказывала никаких связанных с нею ассоциаций. Вот разве голос?..

— Простите, но…

— Ничего удивительного, — просто сказала Таня. — Вы, надеюсь, не откажетесь от чашки чая. Я уже поставила. А пока взгляните вот на это, — она торопливо, явно стараясь побороть волнение, полистала небольшой альбом для рисования и, найдя нужную страницу, положила его перед Максимом. — Вот, пожалуйста. А я сейчас…

Максим без особого интереса взялся за альбом. Все его мысли были заняты новой находкой. Но нельзя было оказаться таким неблагодарным. Девушка, очевидно, увлекается живописью и не посмотреть на ее работу…

Но что это?! Он схватил альбом и впился глазами в небольшой акварельный рисунок. Это был, по-видимому, порыв фантазии. Но какой фантазии!

Поражало не мастерство художника. Хотя краски были наложены, безусловно, талантливой рукой. Поражал сюжет картины — абсолютно нереальный, невероятный, непостижимый!

Весь фон рисунка был выдержан в нарочито мрачных тонах; ночь, лес, глухая непроезжая дорога; с чёрного неба, почти сливающегося с лесом, льёт крупный дождь; черные ели гнутся под напором ветра; чёрная земля набухла от мутных потоков. И в центре этого хаоса воды и тьмы— неестественно светлая полусклонившаяся женская фигура.

На плечи ее наброшен плащ с поднятым капюшоном. Под ним серебристо-белое сильно открытое платье. Правая рука девушки опущена вниз к земле, отчего плащ соскользнул с нее, обнажив шею и часть плеча; левая прижата к груди, удерживает развевающиеся полы дождевика. Лицо девушки обращено к дороге. Но это не мешает видеть ее длинные искристо-зеленые глаза, прямой тонкий нос, красиво очерченные, видимо, что-то шепчущие губы. Видны даже крохотные капли дождя, запутавшиеся в бровях, и тени от ресниц. Потому что все лицо незнакомки, как и ее руки, шея, грудь, будто фосфоресцируют мягким зеленоватым светом.

Слегка светится и плащ девушки, ее платье, ноги в светлых чулках, непривычно отделанные туфли. А на грязной, раскисшей от дождя дороге — неподвижное человеческое тело — чёрное, в неестественно скрюченной позе. Кажется, это мужчина. Но лица его не видно. По-видимому, он мёртв или в глубоком обмороке.

Фантастическая, лишенная всякого реального смысла композиция! Но не в этом было главное. Главное заключалось в том, что девушка, источающая свет, удивительнейшим образом походила на… Лару!

Максим еще пристальнее вгляделся в рисунок и чуть не вскрикнул от изумления: на правом плече девушки, чуть ниже шеи было нанесено маленькое фиолетовое пятнышко.

Этого не могла подсказать художнику никакая фантазия. Только на плече астийской Нефертити видел он такую родинку.

Но, значит, это не Лара. И рисунок сделан с натуры. Где, когда? И что означает взгляд незнакомки? В нем — грусть, тоска, страдание..

Максим мгновенно забыл и о новой неожиданной находке, и о хозяйке этой комнаты, и обо всем на свете. Но дверь снова скрипнула, и показалась Таня с чашками чая:

— Ну, как рисунок?

Он словно очнулся:

— Где вы видели это?

Она поставила чай на стол, присела сама. Лицо ее было теперь бледным, как полотно, руки беспрерывно перебирали бахрому скатерти:

— Вы и теперь меня не узнаете?

Голос! Теперь он не сомневался, что слышал этот мягкий пришептывающий голос. Но где? Максим нерешительно покачал головой. Таня ещё больше потупилась:

— А помните, как восемь лет назад, в эту же пору, поздним вечером, по дороге на Вормалей…

— Вы?! Так это были вы?.

— Да, это я, глупая, несмышленая девчонка, ввязала вас в драку, а потом ревела, как дуреха, совсем потеряв голову от страха. Вы тогда, наверное, бог знает что обо мне подумали. А ведь я никогда не была трусихой. И в тот вечер, когда эти негодяи сбивали вас с ног, я не убежала, не спряталась за деревьями. А схватила палку и так стукнула какого-то прохвоста, что тот взвыл от боли. Но их было слишком много. И у одного я увидела нож. Представляете мой ужас? Я бросилась на землю и вцепилась ему в ногу. Он упал на вас. Тогда я рванула его за волосы. Но в это время произошло что-то совершенно непонятное. В небе вдруг свистнуло. И поднялся такой вихрь, что меня отбросило в сторону. А все эти подонки сначала повалились на землю и забились, как в падучей, потом вскочили и — к посёлку! И сразу пошел дождь. Вы оставались на земле. Я хотела подбежать к вам, но тут… — Таня перевела дыхание. — Но тут произошло то, что вы видите на рисунке. — Таня кивнула на альбом. — Она появилась как-то сразу, без единого звука, это девушка в плаще, и лицо ее будто светилось. Она вся светилась. И была такой красивой… Неправдоподобно красивой! Разве на бумаге это передашь Я… Поверьте, я никогда не была суеверной. Но в эту минуту все будто заледенело во мне. А она опустилась на колени и склонилась к вам. Низко-низко. Я думала, она хочет поцеловать вас. А она только провела рукой над вашим лицом и что-то шепнула, но так тихо, что я только по губам увидела это…

Потом она провела рукой по вашей груди, бокам. И поднялась. Но долго ещё стояла и смотрела на вас, вот так, как я попыталась изобразить по памяти. Сколько все это продолжалось, не знаю. Я думала, умру со страха. Потом вдруг что-то зазвучало в темноте, как, знаете, басовая струна на гитаре,\если ее чуть тронуть. Тогда она повернулась и исчезла. Сразу, будто растаяла в темноте. Тут уж на меня такой страх напал, что прижалась я к дереву и заревела. Реву и не знаю, что делать. Дождь, ветер! И вы на дороге. В темноте не видно, как вы там, может, и не живой давно А подойти боюсь. И вдруг вы поднялись. Тогда я к вам! Ну, а дальше вы помните, наверное…

Максим молчал.

— Потом я несколько раз встречала вас в Вормалее. Только всегда издали и больше с Мариной. Мне сказали, она ваша невеста и вы вот-вот поженитесь. А я почему-то не верила этому. Глупая же была! И когда вы заболели, я несколько раз подходила к окну вашей палаты, иногда видела вас через стекло. А один раз вечером, ровно год спустя…

— Вы бросили мне цветы?

Таня кивнула:

— Мне тогда еще хотелось показать вам свой рисунок, поговорить с вами. Но я думала, вы выздоровеете и сами зайдете ко мне. Просто не верилось, что тот вечер, тот случай в лесу пройдут совсем бесследно. Я, знаете, с детства любила мечтать о чем-то таком необыкновенном. А с тех пор, как увидела вас и вашу удивительную знакомую, то, кажется, только и жила своими мечтами. Ведь все кругом было так серо, мелко, буднично. А мне хотелось чего-то большого, необычного. И я ждала. Сама не знаю чего. Вся та весна была одним сплошным ожиданием. А летом мне сказали, что вы женились на Марине. В тот вечер я смотрела на свой рисунок и плакала…

— Не продолжайте, прошу вас! — Максим захлопнул альбом — Почему вы не сказали обо всем этом там, в лесу?

— Не знаю, как вам объяснить. Я очень испугалась тогда. И' потом… V меня просто не было уверенности, что это не галлюцинация Я и после, вплоть до сегодняшнего дня никому не смела даже рассказать о событиях той ночи. А теперь. Теперь я вижу, все это было Было! Вы знаете ее, знаете, где она, может, скажете, как увидеть ее Я так хотела бы этого! Ну, почему вы молчите?!

Максим отодвинул альбом.

— Милая Танюша, вы можете верить мне, можете не верить. Можете считать меня ненормальным, сумасшедшим, кем угодно Но об этой девушке я знаю не больше, чем вы. Я видел ее всего два или три раза, при таких же странных, загадочных обстоятельствах. И больше не увижу, наверное, никогда.

— Но она любит вас!.

— Вы с ума сошли! — Максиму показалось, что он сорвался с кручи и летит в бездонную пропасть — Что вы говорите!

— Любит, я знаю! Я видела! — упрямо твердила Таня. — Вы только взгляните… Ведь я не придумала это! Такое невозможно придумать.

Он снова придвинул рисунок… Глаза незнакомки будто плакали в безысходной тоске.

— Нет! Этого не может быть. Это., мистификация, наваждение.

— Так было, Максим Владимирович, — тихо сказала Таня, — потому я и не верила, что вы с Мариной..

— Что мы поженимся? Да, она не хотела этого Она предупреждала меня. Но кто мог подумать. — он с ожесточением взъерошил свои вихры и прикрыл глаза рукой.

Несколько минут прошло в молчании. Затем Таня встала и осторожно пригладила его рассыпавшиеся волосы:

— Вы не очень счастливы с женой?

Он только вздохнул:

— Прощайте, Таня.

Она подняла на него глаза, набухшие от слёз.

— Простите, что я, совсем не желая этого, причинила вам боль.

Он взял ее за руки, поцеловал в щеку:

— Я сам виноват во всем. А вы… Вас я могу только благодарить.

— За что благодарить, за камень?

— И за камень, и за цветы, и за всё-всё, — он бережно провел ладонью по крышке альбома.

— Максим Владимирович, хотите, я… подарю вам свой рисунок?

Он покачал головой:

— Нет-нет, оставьте его у себя Я просто сойду с ума если все время буду видеть это лицо, этот взгляд… Теперь мне осталось только это, — он взял конкрецию, похлопал по ней рукой. — А если мне будет совсем уж плохо, Таня, я приду к вам — взглянуть на ваш рисунок..