— Я всегда буду рада вам, Максим Владимирович…
— Только одно условие — для вас я просто Максим.
Антон заканчивал прокладку маршрутов, когда в комнату вбежал Максим и выложил перед ним драгоценную конкрецию.
— Вот.
— Что это?
Максим рассказал историю удивительной находки Антон долго изучал глазами необыкновенный камень.
— Нет, ты положительно в сорочке родился! А место?
— Я только что оттуда. Колышек, к счастью, сохранился. Я думал, это из надастийских глин. Но нет! Конкреция взята у моста, знаешь, там, в самых верхах астийских песков?
— «Ин ситу»?
— Несомненно. Сохранилось даже углубление в песчанике. Я сделал все замеры. Двадцать сантиметров от кровли.
— Так-так… Значит, все-таки чуть выше твоих прежних находок. Любопытно! Что же в ней?
Максим схватил молоток..
— Нет, стой! Сначала конкреция как таковая — Антон сфотографировал ее в нескольких ракурсах, снял все размеры.
— Теперь заглянем внутрь, — он взял молоток и начал осторожно сбивать мергелистую корку. Максим нетерпеливо следил за каждым его движением;
— Так это… топор. Рубило!
— Да, что-то похожее на рубило. Грубоватое, правда-Но то, что здесь потрудилась рука человека, — несомненно.
— Рука человека! Рука дикаря, ты хочешь сказать?
— Возможно.
— Но что же получается? — разочарованно протянул Максим. — В слоях более древних — алмазные геммы, детали из невообразимых сплавов, а тут — еле обработанный кусок металла!
— Да, работа, прямо скажем, не ювелирная, но… — Антон взял лупу и долго обследовал поверхность рубила. — Как ты думаешь, из чего сделан этот инструмент?
— Что тут думать, из железа, конечно. Взяли кусок метеорита и тяп-ляп!..
— Из железа? Ну, это покажет анализ. Я говорю о другом. Не кажется ли тебе странным, что на этом «куске метеорита», вот тут, видишь, остались^следы нарезки и даже что-то похожее на клеймо?
— Ты скажешь!
— А ты взгляни в лупу.
Максим придирчиво осмотрел указанное Антоном место:
— Невероятно! Но знаешь, мне кажется, я где-то видел нечто подобное…
— Видел эти серповидные знаки?! Где?
В самом деле, где? Максим напряг память.
— Не знаю, Антон. Может, позднее вспомню. Но все равно, что это может значить?
— Ни больше, ни меньше, как то, что аляповатое рубило выковано из деликатнейшего изделия, подобного тем, какие находил ты Кстати, дай-ка радиометр.
Максим включил прибор. Антон поднес к нему рубило:
— Видел?
— Да-а, радиоактивность значительная! Но как все это объяснить?
— Не знаю, брат, не знаю. И не хочу делать пока никаких выводов. Сегодня же отправим крупицу нашего «топора» на анализ. А сами… Сами будем дробить эти конкреции и здесь, и на Гремячем, пока не завалит их метровым слоем снега.
— А как же Лысая грива?
— Грива от нас не уйдет, — Антон сгреб со стола подготовленные карты маршрутов и бросил в шкаф. — Там еще никто ничего не находил. А здесь… Подумать только, какую уймищу конкреций мы побросали в прошлом году в отвалы. Теперь не пропустим ни одной!
Однако последующие недели не дали ничего нового. Все опробованные конкреции были так же пусты, как включающие их астийские пески. Зато присланные из института данные анализов превзошли все ожидания. Химическая лаборатория сообщала, что «рубило» изготовлено из сложного сплава, состоящего из никеля, титана и ниобия с заметной примесью нептуния. А лаборатория абсолютного возраста дала умопомрачительную цифру — два с половиной миллиона лет.
— Два с половиной миллиона! — Максим даже растерялся от неожиданности. — Ничего не понимаю. Ни одно определение астийских пород не давало цифр свыше двух миллионов лет. Даже из самых нижних горизонтов. А тут… Ошибка какая-то!
— Я предвидел возможность ошибки. И послал дублетные пробы в Москву и Ленинград. Вот результаты, — Антон вынул из стола еще два телеграфных бланка.
Максим пробежал их глазами:
— Поразительное сходство! Но это совершенно необъяснимо.
— Тем не менее, это факт. К тому же я отправил на анализ и мергелистую корку конкреции. Вот, полюбуйся!
— Миллион шестьсот пятьдесят тысяч лет? Ну, знаешь!
Тут уж абсолютно одно с другим не вяжется. Выходит, «топор» был сделан чуть не за миллион лет до того, как попасть в эти пески. Так, что ли?
— Топор не мог быть древним, нет сомнения. А вот то, из чего он сделан, возможно, было изготовлено и за миллион лет до этого.
— Изготовлено кем?
— Почему кем, а не где?
— То есть как — где?
— А вот так! Что ты всё крутишь вокруг возраста. А состав?
— Состав, конечно, интересен…
— Хорошенькое дело, интересен! Ты прочти повнимательнее, что тут написано.
Максим послушно взял данные анализов:
— Так… Никель, титан, ниобий, нептуний… Нептуний?! Но это же трансуран!
— Совершенно точно. Девяносто третий элемент периодической системы, металл с атомным весом — двести тридцать семь и естественной радиоактивностью с периодом полураспада около двух миллионов лет. На Земле до сих пор встречался, если ты помнишь, только в урановой смоляной руде и монацитах, где образовывался в результате нейтронной реакции с ядрами урана и давал концентрацию порядка одной-двух триллионных по отношению к концентрации урана.
— Но это значит…
— Это значит, что то, из чего сделано «рубило», не имеет никакого отношения к Земле. Недаром на нем следы нарезки, да еще надпись на неведомом языке. Это деталь космического корабля. Не нашего. Чужого.
— Деталь космического корабля? Чужого?!
— Да, Максим. Как это ни невероятно, другого объяснения не найдешь. Только так можно понять и удивительный состав рубила и чрезвычайно большой возраст того, из чего оно сделано. Я уверен, такой же возраст показала бы и твоя шестерня, и крест Малея, и…
— Алмаз, ты хочешь сказать?
— Алмаз — не знаю. Алмаз мог быть и земным. Но то, что он так же побывал в руках пришельцев — несомненно. Помнишь, ты говорил, на одной из его граней…
— Были вырезаны человек и обезьяна!
— Обезьяна, да. А вот человек… Это был не человек, Максим. Это был один из них…
— Подожди, Антон, я вспомнил!
— Что вспомнил?
— Вспомнил, где видел знаки, как на топоре Это было там же, на гемме, как раз под рисунком.
— Что ты говоришь, Максим?! Это же здорово, черт возьми! Теперь все, кажется, становится на свое место. Как ты не догадался сам! Все здешние астийские находки, все до единой, связаны с одним — прилетом к нам гостей из космоса.
— И зубы, о которых писал Крайнов?
— Да. Да, Максим! Это были их зубы. Зубы гостей Земли!
— Но как же идея астийского человека? Ты хочешь бросить ее?
— Бросить гипотезу о людях астийского времени? После всего, что мы узнали! Чудак-человек, как ты не поймёшь? Теперь-то она и приобретает наконец логическое завершение. Я не хотел еще говорить всего, но раз зашла речь…
Понимаешь, Максим, у меня есть основания думать, что разумные существа, прилетевшие к нам из космоса, в силу каких-то обстоятельств не смогли покинуть Землю. Они остались здесь. Здесь, на территории нынешней Сибири.
Трудно сказать, как сложилась их дальнейшая судьба. Но при любых обстоятельствах с наступлением Астийского оледенения они должны были двинуться на юг, перевалить через южные хребты и, войдя в пределы Джамбудвипы, вступить в борьбу с рамапитеками, чтобы дать начало…
— Людям?!
— Да, Максим, людям, нашим предкам. Вот как оборачивается дело!
— Постой-постой! Что же выходит? Выходит, что мы с тобой… что все человечество не имеет никакого отношения к Земле?
— Ну, нам с тобой беспокоиться не о чем, в нас нет ни одного внеземного атома. А вот наши пра-прапрадеды, действительно, не имели к Земле никакого отношения.
— Нет! Нет, Антон!! Этого не может быть!
— Почему не может быть?
— Потому, что мы, люди, — часть биосферы Земли. Потому, что мы связаны с ней во всех звеньях вплоть до внутриклеточного, внутригенного уровня. И куда ты денешь обезьян, этих прямых родственников человека?
— А зачем их куда-то девать? Обезьяны как были обезьянами, так ими и остались. Земные обезьяны. А обезьяноподобные существа, которые, действительно, являются нашими родственниками, возможно, до сих пор прыгают по деревьям где-то на одной из планет Галактики.
— Вот как! Значит, там, где-то, развитие человека всё-таки прошло через стадию человекообразной обезьяны?
— Безусловно! Нет сомнения, что теория Дарвина справедлива для всех биосфер, подобных биосфере Земли.
— Так почему, скажи пожалуйста, эти обезьяны дали человека, а наши так и остались обезьянами?
— Время! Времени не хватило нашим обезьянам. А прибытие разумных существ сделало вообще невозможным дальнейшее развитие этого процесса. Не исключено, что они просто уничтожили рамапитеков, оставшихся в Джамбудвипе. Словом, я давно уже предполагал, что человеческий разум принесен на Землю извне, а теперь, после наших с тобой находок, окончательно убедился в этом. Истоки мышления надо искать за пределами Солнечной системы.
— Ну, зачем так усложнять и без того сложную проблему происхождения человека! Зачем переносить, в сущности, тот же самый процесс с Земли, где можно найти вполне реальные вещественные доказательства, в область сплошной абстракции? К тому же открытия Ричарда Лики в.
Африке отодвигают время появления человека на Земле по крайней мере к трем миллионам лет, то есть на целое миллионолетие до предполагаемой тобой высадки инопланетян.
— Ты опять о «черепе 1470»? Но где доказательства, что обладатель его действительно имел абстрактный человеческий разум?
— Как где? Ведь вместе с ним найдены каменные орудия, само изготовление которых требует человеческого мышления.
— Смотря какие орудия. В слоях, где был найден «череп 1470», встречены лишь остатки олдувейской культуры, то есть практически необработанные камни. А для их «изготовления» едва ли требовался разум. Но дело даже не в этом Простой расчет показывает, что разумные существа впервые возникли вне Земли.