Максим почувствовал, что еще мгновенье, — и дыхание прервётся, остановится сердце, отключится сознание. Последним усилием воли он нащупал на груди приборный щиток и нажал кнопку.

Этана встретила его у самого лифта, понимающе улыбнулась, подала взятые перед этим часы:

— Почти две минуты! Я думала, вы не продержитесь и нескольких секунд. Впрочем… Не в первый раз вы удивляете меня.

— Нет, Этана, — возразил Максим, — не вы, а я должен удивляться бесстрашию ваших космоштурманов. Это предел человеческих возможностей — ориентироваться в таком хаосе тьмы.

— Человеческие возможности в этом смысле не имеют границ, — ответила инопланетянка. — Бы сами не знаете своих возможностей. Когда я вот так же, в первый раз, оказалась в «звёздной сфере», то на шестой секунде потеряла сознание… А в последние месяцы, отрабатывая маршрут к Системе, целые часы проводила здесь. Правда, со мной был Кибер…

— Вы говорите о нем как о живом существе.

— Тоже привычка. Когда всю жизнь живешь в одиночестве, с годами станешь одушевлять и универсальный автомат. Жаль только, что все они ждут моего приказа…

— Жаль?

— Да. Не знаю, поймете ли вы меня, может, это чисто женское. Но иногда мне безумно хочется хоть на день, хоть на час оказаться во власти другой воли. Пусть грубой, даже жестокой, но такой, чтобы она подавила меня, позволила стать просто… женщиной.

Они прошли через огромный, слабо освещенный зал Дворца астронавтов и остановились перед одной из внутренних стен.

— А сейчас я покажу вам нечто совсем противоположное, — сказала Этана, нажимая невидимую кнопку.

Стена тотчас исчезла, и перед ними открылся большой внутренний дворик, сплошь засаженный диковинными растениями.

— Это своего рода музей, — продолжала инопланетянка, осторожно пробираясь через заросли громадных, в рост человека, цветов и крохотных, не более карандаша, деревьев. — Здесь собраны растения всех миров, известных Системе. Здесь же вы увидите и наш ингрезио. Вот он, смотрите!

Клумба астийских эдельвейсов возвышалась в самом центре сада, в окружении целого кольца фонтанов, и, казалось, это от шелеста их струй бежит по цветам живая радуга, создавая неповторимо прекрасный благоухающий калейдоскоп.

Вокруг клумбы, прямо перед фонтанами, под навесом из широких листьев красивых зонтичных растений, напоминающих веерные пальмы, чуть возвышались над землей несколько длинных каменных скамей. Этана опустилась на одну из них, жестом пригласила Максима сесть рядом:

— В последнее время, особенно после несчастья с вами, я часто бываю здесь. И этот запах… Он всегда возвращает меня к мысли, что я прошла в своей жизни мимо чего-то большого и невозвратимого…

— Отчего же невозвратимого? — возразил Максим. — Жизнь у вас еще впереди, Этана. Ведь фактически вы моложе меня.

— Может быть… Но впереди только космос да… Кибер, — сказала инопланетянка с непередаваемой горечью, и Максим впервые ощутил всю глубину одиночества этой изумительной женщины.

— Но ведь космос — это временно, — попытался он утешить ее. — Вы вернётесь в Систему…

— Разве на дне озера, — вздохнула она.

— Ну, зачем вы так, Этана? — он непроизвольно коснулся ее плеча.

Она вздрогнула:

— Максим, ответьте мне на один вопрос. Только откровенно, честно. Мне это очень важно. Очень! Скажите, если бы тогда, под деревом, сидел человек неприятный, несимпатичный вам, или такой, к какому вы относились бы совершенно равнодушно, как, скажем… к камню, вы и тогда не задумываясь бросились бы ему на помощь?

— Нет! — твердо ответил Максим. — Я не машина.

— Значит, вы… Значит, я… несмотря ни на что, все-таки нравлюсь вам?

Он взглянул на неё. Этана всегда была ослепительно красива. Но сейчас, когда в глазах её, вместо привычной ледяной надменности, светились доверчивость и грусть, когда вся она была охвачена неуверенностью, смятением, тоской по любви, — это было чудо женской красоты.

— Почему «всё-таки»? Вы нравитесь мне. Очень!

— Отчего же, в таком случае, вы избегаете меня? Отчего даже сейчас — я чувствую — между нами стена? — прошептала она чуть слышно.

— Потому, что я люблю Миану. Только поэтому…

Она долго молчала, глядя на бегущую по клумбе «радугу» и словно забыв о присутствии Максима. Потом заговорила, тихо, с остановками, будто с трудом подбирая слова:

— Я понимаю… То есть, я должна была бы понять… Но я не женщина Земли. И, может быть, поэтому не в силах объяснить себе, почему сейчас, когда вы не можете быть с Мионой, бы не могли бы… не могли бы хоть почаще видеться со мной? Если бы вы сказали, что я не нравлюсь вам, тогда естественно… А так… Нет, я ничего не понимаю, ничего…

Она опустила голову на грудь, поникла плечами. И столько милой непосредственности, столько искреннего недоумения, растерянности, столько немой мольбы было в ней в эту минуту, что Максим должен был собрать все силы, чтобы не броситься к ее ногам и не начать целовать ей колени.

А запах астийских эдельвейсов пьянил, как крепкое вино, электризовал нервы, расслаблял волю, пронизывал все тело сладостной истомой, отчего хотелось обнять весь мир, всю Вселенную. Максим поспешно встал:

— Этана! Поверьте, я даже в мыслях никогда не смог бы представить женщину, более изумительную, чем вы. Ради вашего счастья, вашего благополучия я, не задумываясь, пошел бы на любые муки. Но… Позвольте мне сейчас уйти?

Она еще ниже опустила голову, закрыла лицо руками:

— Идите, Максим…

День клонился к вечеру, когда лифт вынес их из глубокой шахты после осмотра маршевых гравигенераторов звездолета.

— Сядем отдохнем? — сказала Этана, направляясь к скамье в тени деревьев, что высились на краю знакомой поляны с озерком.

— Пожалуй… — рассеянно ответил Максим, послушно направляясь за инопланетянкой.

Он был не просто поражён. Он был подавлен, потрясён картиной энергетической мощи, которая оказалась упрятанной в недрах корабля. Мозг отказывался верить, что эти циклопические машины сделаны людьми, подобными людям Земли, как отказался бы представить муравья в роли создателя какого-нибудь земного супертанкера, Он не находил слов, не мог подобрать сравнений, чтобы поделиться увиденным. Молчала и Этана, занятая своими мыслями. Наконец она сказала:

— Видите, как это непросто — подчинить себе силы гравитации. Но это еще не все, мой друг. Завтра увидите кое-что поинтереснее. А сейчас, простите, мне пора.

— Всего вам доброго, Этана, — с минуту Максим стоял на месте и смотрел, как она легко и быстро, едва касаясь ногами земли, поднимается вверх по склону, и, только поймав себя на мысли, что любуется ею, поспешил отвести глаза и направиться к информаторию. Однако Этана успела обернуться к нему, обжечь зелеными сполохами. И вдруг лицо ее исказилось от ужаса.

— Максим! — крикнула она нечеловеческим голосом и бросилась назад. А он увидел, что вся поляна вместе с озерком и буйной зеленью вкруг него вдруг как-то странно накренилась и с тихим шуршанием пошла вниз.

Обвал! Максим ухватился за одну из лиан и прыгнул на край образовавшейся воронки. На миг показалось, что вся опасность позади. Но в следующее мгновенье дерево, на котором он висел, начало также клониться вниз, а чуть выше, на тропинке, по какой бежала Этана, образовалась зияющая трещина. Она ширилась на глазах, и вся очерченная ею часть террасы с растущими на ней деревьями-гигантами должна была вот-вот рухнуть в образовавшуюся бездну.

Но Этана, видимо, не замечала этого. Ее взгляд был прикован к Максиму и дереву, на котором он висел. Оно продолжало медленно клониться в сторону провала, и в глазах инопланетянки застыл смертельный ужас.

Но зачем она бежит к нему, что сможет сделать? Дерево пошло вниз быстрее. С треском ломались его корни. Гулко, со свистом рвались упругие стебли лиан. А трещина на тропе становилась все шире и шире. Может, Этана успеет перепрыгнуть через нее. А дальше? Дальше оба они рухнут с этой глыбой вниз. Что она, с ума сошла?

— Стой! Стой, Этана! Ни шагу дальше! — крикнул Максим, стараясь перекричать грохот обвала.

Инопланетянка продолжала бежать, видимо, совсем обезумев от страха.

— Стой! Я приказываю, чёрт возьми! — закричал Максим что было мочи. — Стой, безумная!!!

Это последнее слово точно ударило её по лицу. Она судорожно глотнула воздух и остановилась, заметалась перед трещиной:

— Но ведь это… Это… Вы гибнете… Что мне делать?

— Снаряд! Аварийный снаряд! Что медлит ваш хваленый Кибер?

— Кибер вышел из строя. Оборвалась линия, питающая его. Видите эти обрывки кабелей? О, что же делать? Что делать?!

Максим еле успел рассмотреть торчащие неподалеку от него чёрные жилы проводов, как дерево страшно ухнуло и стремительно пошло вниз. Он едва успел перехватиться на концы кабелей. В тот же миг площадка перед трещиной развалилась на куски и с грохотом устремилась вслед за деревом.

На секунду Максим был ослеплён и оглушён этим новым обвалом. К счастью, он прошел мимо. Видно, кабели, за которые держался Максим, были заключены в какую-то жесткую конструкцию, которая не дала разрушиться этому участку террасы.

Но долго ли он сможет удержаться на этих проводах?

Максим начал ощупывать ногами голую стену обрыва, стараясь найти точку опоры, когда снова услышал голос Этаны:

— Максим! Максим! Как вы там? Вы живы?

Наконец одна нога уперлась в какую-то расселину. Он поднял голову вверх. Этана лежала на самом краю пропасти, с тревогой и надеждой всматриваясь в клубы пыли, поднятые обвалом.

Но вот она увидела его. Глаза зажглись радостью:

— Максим, милый! Держитесь! Только держитесь! Сейчас я что-нибудь придумаю.

— Чего думать. Пошлите автоматы с тросом.

— Без Кибера это почти невозможно — использовать автоматы.

— Опять Кибер! Тогда гравилёт! Неужели у вас здесь нет гравилёта или чего-нибудь в этом роде?