Проблема возникновения столь необычной котловины не шла у Артема из головы с первого дня, как он приземлился в ней, выпрыгнув из гондолы аэростата. Уже тогда она поразила его своими размерами, неправдоподобно правильной формой, а главное — невозможностью подвести происхождение ни под один из известных геологических процессов. Последующие дни и месяцы, проведенные на дне гигантского амфитеатра, ни на йоту не приблизили его к решению этого вопроса. Более того. Знакомство с таинственным племенем эрхорниотов, являющихся, несомненно, осколком какой-то чрезвычайно высоко развитой цивилизации, не только не прояснило ни одной стороны загадочного феномена, но и сделало его еще более интригующим и необъяснимым.
Была ли какая-то связь между геологическими особенностями котловины и судьбой населяющих ее людей? Не могли ли какие-нибудь детали в строении этой уникальной структуры навести на след происхождения самой цивилизации эрхорниотов?
Все это могло проясниться только в ходе детального изучения пород, слагающих верхние ярусы амфитеатра, располагающиеся над альпийскими лугами. Но разве отпустили бы его туда, за черту сторожевых кордонов, в те первые недели, когда неясно было даже, гость он или пленник своих хозяев. Нечего было и думать в то время обращаться к О-Брайну с подобной просьбой. Он мог не только усомниться в истинных намерениях чужеземца, но и истолковать их как попытку к бегству из котловины. И только теперь, когда Артем почувствовал, что положение это более или менее определилось и появилось известное взаимопонимание с Мудрейшим из Мудрейших, он решил попробовать наконец попросить разрешения на небольшую экспедицию к голым скалам. Но как практически это осуществить?
Просить об аудиенции лично О-Брайна было нежелательным. О-Стелли исчезла с его горизонта окончательно: после памятной встречи, прерванной посыльным Мудрейшего из Мудрейших, он не видел ее ни разу. А наводить справки, как разыскать ее или хотя бы как передать ей свою просьбу, он не хотел даже через тетушку О-Горди: уж если О-Стелли не могла выделить даже нескольких минут, чтобы увидеться с ним, то у него должно хватить гордости не напоминать о себе ничем.
Впрочем, хоть гордости у него и хватило, но чем дольше он не видел О-Стелли, тем больше тосковал по ней и, наверное, совершенно скис бы от отчаяния, если бы не организованная им «школа». Этой «школе», занятиям с малышами-эрхорниотами, он отдавал теперь все свои силы и знания. На уроках, которые становились все длиннее и многолюднее, он не только учил их читать и писать, но рассказывал и о жизни растений и животных, и о строении Земли и Солнечной системы, и о странах и народах всего огромного мира, что лежал за пределами котловины, а по вечерам частенько захаживал в жилища своих питомцев, знакомился с их отцами и матерями, расспрашивал тех о жизни и работе, помогал, чем мог.
Так прошло с полмесяца или чуть более, и Артем готом был уже расстаться со своими планами «полазить по горам» или, по крайней мере, отложить их до следующего лета, как вдруг однажды под вечер, едва он успел распустить своих учеников, в школьный шатер проскользнул посыльный О-Стелли и, почему-то понизив голос, объявил, что «Мудрейшая ждет чужеземца в его шатре по очень важному делу».
— Спасибо, сейчас иду, — быстро собрав со столов олотоо, Артем вышел из шатра и, не спускаясь под землю, прямо по переходным мостикам поспешил в свой купол.
О-Стелли встала ему навстречу:
— Здравствуй, Артем! Как ты живешь, как чувствуешь себя? Как идут занятия с детьми?
— Столько вопросов сразу? — невольно усмехнулся Артем. — Ну что же… Чувствую я себя хорошо. Занятия в школе идут прекрасно. Дети выучили уже половину букв, понемногу начинают читать. А как поживаешь ты?
— Я?.. В общем, тоже хорошо, только… Я слышала, ты крупно повздорил с О-Геймом… «Так… Вот что за „важное дело“ привело тебя сюда, Мудрейшая!» — зло подумал Артем:
— Ты хочешь, чтобы я извинился перед ним? — жестко сказал он. — Этого не будет!
— Нет, совсем нет! — поспешила возразить О-Стелли. — И не думай, что я собираюсь защищать его, но… Как бы это тебе объяснить? Члены Орио наделены у нас определенными правами, предписанными Великим заветом, и О-Гейм…
— Все ясно! Не надо больше ничего объяснять. Я сделаю необходимые выводы, и тебе не придется больше утруждать себя приходить ко мне по столь «важному делу»!
— Ну зачем так, Артем? Поверь, я хочу тебе только добра. А О-Гейм…
— Что такое О-Гейм, я понял уже давно. И хватит о нем! А сейчас, пользуясь случаем, я хочу обратиться к тебе с просьбой. Не могла бы ты попросить О-Брайна разрешить мне подняться в горы. Я, как ты знаешь, там, на своей родине, был геологом, занимался изучением горных пород. А ваша котловина, на мой взгляд, интереснейшее, даже единственное в своем роде образование. И мне хотелось бы выяснить, как она возникла, что за породы слагают ее склоны, нет ли в них каких-нибудь полезных для вас камней и металлов.
— Металлов? А для чего нам металлы?
— Ну, это старая песня! Тебе и О-Гейму они, конечно, не нужны. Я имею в виду всю общину эрхорниотов.
Хватит им ковырять землю сучьями и рубить деревья каменными топорами. Ну да мы уже не раз говорили об ном, не стоит больше время терять. Скажи мне только, иго я здесь, пленник или гость? А если не пленник, то согласна ты передать мою просьбу О-Брайну и поддержать ее со своей стороны?
— Ты хочешь подняться на голые скалы?
— Да, я прошу, чтобы мне разрешили небольшую экспедицию в горы.
— Надолго?
— Дней на пять — семь.
— Дней на семь! Но это опасно! Там, на склонах гор, нет ни одного убежища.
— А зачем они мне? Чего там бояться?
— Ну, мало ли… Нет, это опасно! А я сейчас слишком занята, чтобы…
— Так я и не приглашаю тебя с собой. Ты можешь покойно заниматься своими «неотложными делами». И если в число их входит даже твоя свадьба, то и ей мое отсутствие не помешает. Тем более, что я не собираюсь быть вашим гостем. Заранее прошу прощения у вас с О-Геймом.
— Спасибо за предупреждение, горько усмехнулись О-Стелли. — Только что за странное пророчество я уже не в первый раз слышу от тебя? Ты что, обладаешь. каким то даром прозрения, что можешь предрекать мою судьбу? Или тебе просто не терпится увидеть меня женой О-Гейма?
— Ну, почему же, — ответил Артем с нарочитым равнодушием. — Мне это совершенно безразлично.
— Как безразлично? Тебя ничуть не тронет, если я действительно стану чьей-то женой?! — Она вдруг словно сжалась, в глазах ее мелькнуло что-то похожее на растерянность.
Артем понял, что сказал несусветную чушь. Но он не мог уже, как это часто бывает, в силу какой-то инерции, перевести разговор в иную плоскость:
— А собственно, с какой стати…
— Ну да, — прервала его О-Стелли, — с чего бы тебе относиться к этому иначе… И все-таки, как можно говорить о том, что дано знать только мне? Мне одной! Почему ты — Ты! — решил, что я собираюсь выйти замуж за О-Гейма?
— Так ведь все говорят…
— Ах, все говорят!
— Да ты и сама сказала в прошлый раз, что есть какие-то основания…
— Да, у них, этих «всех», есть какие-то «основания». А у тебя? Разве ты и эти «все» одинаково знают меня? Разве они, эти «все», так же много были со мной, как ты? Разве они, эти «все» видят и чувствуют то, что можешь видеть и чувствовать только ты? Или ты ничего не видишь и не чувствуешь?! — Она смерила его уничтожающим взглядом. — Нет, ты не умный человек. Ты не добрый человек. Ты… Ты… Я не хочу больше говорить с тобой! Не хочу даже видеть тебя! — она вскочила с кресла и выбежала из шатра.
— О-Стелли! — он бросился за ней следом. Но дорогу ему неожиданно преградил О-Бирнс:
— Здравствуй, дружище. Зайдем к тебе, дело есть.
— Зайдем… — вздохнул Артем, с тоской прислушиваясь к удаляющимся шагам О-Стелли.
— А ты что, вроде расстроен чем-то?
— Нет, ничего…
— Тогда слушай. Отец рассказал мне о вашем недавнем разговоре. И я вспомнил, что видел у одного старика картинку. Она у него в семье как реликвия хранилась, переходила по наследству от отцов к сыновьям чуть ли не со времен самого О-Стрема. Странная, непонятная картинка. И непонятно на чем нарисована. Но тебе она, может, что-нибудь объяснит. Словом, выпросил я у деда эту картинку. Вот, смотри! — О-Бирнс достал из складок своего тонкито небольшой рулончик и развернул на столе перед Артемом.
— Так это Луна! — сразу узнал Артем. — Да, фотография Луны.
— Что значит — фотография?
— Ну, так у нас называют изображения, полученные с помощью специального устройства — фотоаппарата.
— Значит, и у нас были когда-то фотоаппараты? Я говорил отцу…
— Подожди, О-Бирнс. Фотоаппарат — это еще не все. Фотоаппараты у вас, может быть, и были. Не в этом дело.
— А в чем же?
— А в том, что слишком детальна эта фотография. Ведь все эти «цирки» и «моря» простым глазом не увидишь. А тут… О, ч-черт! — Артем даже стукнул себя по лбу.
— Что еще? — с испугом посмотрел на него О-Бирнс.
— Да ведь это… Это обратная сторона Луны! Да, и море Москвы. И цирк Менделеева к югу от него. И парочка цирков: Кэмпбелл и Даламбер к северо-востоку. А вот и Аполлон рядышком с Оппенгеймером. И Королев над ними. Я помню все это отлично: сам рисовал прошлой зимой карту для лекции о происхождении Луны. Но встреть это здесь, у вас… Мистика какая-то!
— А что все-таки так удивило тебя?
— Да то, что эту сторону Луны никто никогда с Земли не видел. Она всегда повернута к нам одним боком. А эту, фугую ее сторону, впервые сфотографировала наша космическая станция, облетевшая Луну. И было это всего несколько десятков лет тому назад. Несколько десятков лет, понимаешь? А эта фотография, если тебе верить… Сколько лет тому старику?
— Много. Не меньше, чем моему отцу.
— А он получил фотографию от своего деда?
— Да, еще мальчишкой. Я говорю, она у них чуть ли не со времен О-Стрема хранится.