И вот он снова один. Снова идет, почти бежит по длинному полевому тоннелю. Сколько же километров еще шагать под его черными каменными сводами? А время летит. Он не смотрит на часы, но знает, чувствует — времени до роковой минуты остается в обрез. И хотя дорога идет теперь все время под уклон, сил остается все меньше и меньше. К тому же в подземелье все-таки явно не хватает воздуха. Факел еле тлеет в кромешной темноте. Ноги скользят по гладкому, словно отполированному днищу тоннеля. Несколько раз он упал, обманутый прыгающей под ногами тенью. Кровь бешено стучит у него в висках, сердце готово выпрыгнуть из груди. Но мысль, что безжалостные автоматы уже прекратили обмен воздуха, и О-Стелли, исчерпав последние крохи кислорода, вот-вот задохнется в страшных муках, гонит его вперед и вперед.
Но вот и жилые кварталы города. Спуск в последний, нижний переход. Последние метры по темному гулкому тоннелю. Страшная светящаяся дверь в тупике. Круглое углубление в правом верхнем углу ее Артем увидел сразу. Красный шар сам, будто втянутый магнитом, вошел в него дверь щелкнула, раскрылась. Он вихрем влетел в знакомое, залитое светом помещение и… сразу осел, тщетно ловя ртом какой-то пустой безвкусный воздух. Грудь точно сдавило. Ноги подкосились. Красные пятна пошли перед глазами.
«Все, опоздал! — мелькнуло в затуманенном сознании. — Так вот и приходит смерть… И ничего нельзя сделать… Ничего… Неужели ничего? Но ведь там, за дверью — свежий воздух. Воздух, жизнь! Нет, черт возьми, я не сдамся этим проклятым автоматам!» Последним напряжением воли Артем заставил себя собрать остатки сил, встал, отступил обратно к двери, сколько мог, раскрыл ее и вывалился в живительную темноту тоннеля. Дверь тотчас захлопнулась за ним.
С минуту он жадно глотал тугой пьянящий воздух, едва веря, что вырвался из лап смерти, но лишь дыхание выровнялось, снова рванулся к ненавистной двери. Однако — стоп! Теперь сознание его работало как точно отлаженный электронный механизм. Почему так плачевно закончилась его первая попытка проникнуть в почти лишенное кислорода помещение? Да потому, что он ворвался туда, не переведя дыхание после быстрого бега по тоннелю, без малейшего запаса воздуха в легких. Значит, надо успокоиться, набрать в грудь побольше воздуха, задержать дыхание и лишь после этого открывать злополучную дверь.
Он постоял еще с минуту, окончательно отдышался, затем сделал глубокий вдох и, едва открылась дверь, быстро, как ныряльщик на глубину, устремился к шахте ракетного корабля, где осталась ждать его О-Стелли.
Теперь он увидел ее сразу. Девушка лежала на полу, у самого парапета шахты. Губы ее посинели. Глаза были закрыты. Страшная печать страдания исказила юные черты.
Какой болью, каким лютым раскаянием за свое дурацкое легкомыслие полоснула по сердцу Артема эта жуткая картина тупой жестокости машины! Он быстро, как мог, подскочил к распростертой на полу О-Стелли, бережно поднял ее на руки. Она не шевельнулась.
На воздух! Скорее на воздух! Может быть, еще не поздно… Может быть… Эта мысль заставляла его почти бежать. Шаг, еще шаг… Но вот и проклятая дверь! Он толкнул ее носком ботинка, нажал локтем, надавил плечом — тщетно: дверь не поддавалась.
Что это? Что опять случилось?! А грудь снова словно сдавило стальным обручем. Артем понял, что начинает задыхаться, теряет последние силы. Что же делать? Что делать?! Он повернулся и уперся в дверь спиной, навалился на нее всем телом — дверь будто вросла в бетонную стену.
И вдруг — словно разряд молнии: он же забыл надеть на шею О-Стелли ее рионато! Только где он? Вот здесь, в кармане. Быстрее… Быстрее! Но как трудно одной рукой… И как свилась тонкая цепочка… И как мешает расправить ее тяжелый шар… А надо еще перебросить цепочку через голову О-Стелли… Но вот теперь, кажется…
Щелк! Он пошатнулся: исчезла последняя опора, в ушах — звон, свист. Все кончено! Артем почувствовал, что падает, валится в какую-то черную яму.
Но как отрадна, как сладостна эта холодная чернота!
Она снимает даже боль в груди, позволяет вдохну и проясняет сознание… Да это же дверь наконец открылась под тяжестью его тела!
Артем выпрямился. Поспешно сделал шаг, другой. Однако ноги уже не держали его. Он попытался опереться и стену, но, как набитый тряпьем мешок, сполз на холодный пол тоннеля, стараясь лишь не выпустить из рук драгоценную ношу.
Сколько так пролежал он в холодном темном переходе, он не знал. Только почувствовал вдруг, как начинает проникать к нему через тонкую ткань тонкито тепло девичьей груди, и как сама грудь начинает потихоньку подниматься и опускаться под его рукой, и как все явственнее, все отчетливее начинают прослушиваться сначала робкие, потом все более уверенные удары сердца.
Тогда, собрав все оставшиеся силы, поднялся он ни ноги, вскарабкался по лестнице на верхний ярус и, пошатываясь, как пьяный, не выпуская из рук еще не пришедшую в сознание О-Стелли, побрел от лестницы к лестнице, от по ворота к повороту, пока не ввалился в конурку О-Горди и не рухнул на ее ветхую, как она сама, постель.