33
Картина, представшая перед Артемом в центральном тоннеле, могла бы показаться смешной, если б не была столь убийственно печальной. Огромное помещение, образованной несколькими тоннелями, соединенными в один широкий длинный коридор, было полно народа. Мужчины, женщины и дети сидели прямо на полу, окруженные горами всевозможных яств, и ели. Ели не потому, что хотели есть. По лицам было видно, что нее. они давно насытились и пересытились. Ели потому, что была возможность поесть. Ели впрок, как изголодавщиеся дикие животные. Ели, изверившись, что когда-нибудь снова удастся так вволю поесть.
Артема, зашедшего в тоннель, заметили не сразу. А лишь заметили, лавина брани, угроз, проклятий обрушилась на его голову. В сплошном гуле сотен голосов удавалось различить только отдельные выкрики:
— Вот он! Вон он, враг эрхорниотов! Мерзкий искуситель! Гнусный обманщик! Кто пустил его на наше пиршество? Гоните его прочь!
Толпа распалялась все больше и больше. Многие уже повскакали с мест, двинулись на Артема с поднятыми кулаками. Ничего, даже отдаленно напоминающего человеческое, не было сейчас в этих лениво жующих ртах, этих ту пых свирепых взглядах, этих истеричных возгласах, больше напоминающих рычание встревоженного зверя.
Артем понял, что ни перекричать, ни утихомирить одичавшую толпу не удастся ни коим образом. Оставалось одно. Он выхватил из-под полы пиджака комизо и сильно ударил по струнам. Крики сразу смолкли. Толпа настороженно замерла. Он взял несколько звучных аккордов. Стало совсем тихо. Тогда он набрал в легкие побольше воздуха и громко, во весь голос, словно круша невидимую стену, запел когда-то сложенный им гимн:
Человек, для чего
В этот мир ты заброшен судьбою?
Для чего ты рожден
И взращен материнской слезою?
Многоустный вздох, подобно внезапно поднявшемуся и тут же стихшему ветру, пронесся под сводами мрачного подземелья. Лица людей смягчились, недобро горящие глаза затуманились печальным раздумьем. А гимн продолжал бередить самые больные их раны, вторгаться в самые сокровенные глубины их душ, вынуждая взглянуть в лицо беспощадной правде.
В самом деле:
Разве только затем
Чтоб не видеть неделями света,
Чтоб всю жизнь под землей
Спину гнуть, быть рабом безответным?
Чтоб дрожать день и ночь
В вечном страхе в зловонном жилище
И мечтать лишь о том,
Чтобы было достаточно пищи?
Или лишь для того,
Чтоб дать жизнь своим детям и внукам?
Завещать им свой страх
И обречь на такую же муку?
Здесь, под землей, при свете чадящих чашек с жиром, среди разбросанных остатков пищи и луж разлитого борджо, эти слова жгли как раскаленные уголья, заставляли людей снова и снова почувствовать всю пустоту и никчемность их существования.
Но гимн не только раскрывал глаза на это беспросветное прозябание под землей. Он звал эрхорниотов на борьбу за новую жизнь, звал к свету, к красоте, к знаниям, утверждал их право на радость, на истинное человеческое счастье. И как раскаты грома очистительной грозы звучали для них заключительные куплеты песни:
Нет, коль ты человек,
Жизнь должна доставлять тебе радость
И дарить красоту:
Только в ней скрыта высшая сладость
И коль ты человек,
Должен ты не терпеть, а бороться
И суметь победить,
Если даже погибнуть придется.
Должен сам строить жизнь,
Делать ярче ее и полнее,
Все узнать, все постичь,
Чтоб уверенней стать и мудрее.
Чтоб всегда над тобой
Голубели небесные дали,
Чтоб исчезли навек
Страх, нужда и любые печали,
Чтобы стал ты творцом
И свободным хозяином жизни,
А не жалким рабом
В умирающей нищей общине!
Артем в последний раз ударил по струнам и с минуту молчал, прикрыв глаза рукою и словно забыв о своих слушателях. Ни звука не пронеслось в наступившей тишине. Люди сидели, не шевелясь, не смея поднять на него глаз. А он отложил комизо в сторону и тихо сказал:
— А теперь я хотел бы поделиться с вами большим горем. Многие, наверное, не знают еще, что вчера в полдень погибла одна из ваших соотечественниц, моя жена и друг, ваша законная Мудрейшая О-Стелли…
— Как? Что? Еще одна смерть? — глухим ропотом пронеслось по подземелью.
— Нет, она не умерла. Ее убили. Убили ни за что, просто так. Толпа снова загудела. Послышались недоуменные возгласы.
— Но это еще не все, — поднял руку Артем. — Мудрейший из Мудрейших, почтенный старец О-Брайн, которого вы похоронили вчера, тоже умер не своей смертью. Его также убили. Те же самые люди. Те изверги, от рук которых погибли многие из ваших родных и близких — кто из вас не видел их страшного клейма в виде трех ножей и молнии. Кто забыл, как совсем недавно нашли в лесу под этим клеймом труп молодой женщины, убитой лишь за то, что она отказалась иметь ребенка. Но в убийстве О-Стелли и О-Брайна повинен и еще один человек. Имя этого человека…
Толпа замерла. Артем чуть помедлил. Затем твердо закончил:
— Имя этого человека — О-Гейм.
— Этого не может быть! Тут что-то не то! — снова понеслось по подземелью.
— Чего не то? Кто сказал «не то»? — раздалось из дальнего конца тоннеля. — Все было именно так. Это я вам говорю, О-Понс. И я каюсь перед вами, люди! Я знал о готовящемся убийстве и ничего не сделал, чтобы этого не произошло. Да разве только О-Брайн…
— Да, не только О-Брайн, — снова заговорил Артем. — Кое-кто из вас знает, наверное, что не далее как вчера, он убил всеми нами уважаемую тетушку О-Горди. А помните, как недавно скоропостижно скончался надсмотрщик О-Питт? Знайте же, что его тоже убил О-Гейм. Убил за то, что тот не смог еще тогда расправиться с О-Брайном.
— Да что это такое? Что за зверь этот О-Гейм? — понеслось со всех сторон. — Убить своего преданнейшего надсмотрщика! Как рука поднялась?
— Так и поднялась, чтобы не проболтался случаем, — раздался голос О-Грилла. — О-Питт был моим другом. И я точно знаю, его убил О-Гейм. Сам придушил на кордоне Белый Грайворон. Только нельзя было сказать тогда об этом.
— Да, это так, друзья, — продолжил Артем. — Все эти выродки не останавливались ни перед чем. Так было всегда. А сегодня, вот только что, мы освободили из заточения дядюшку О-Гримма и еще нескольких уважаемых вами стариков, которым также грозила смерть. Возгласы в тоннеле превратились в сплошной рев. Все вскочили.
— Где они? Где эти убийцы? Пусть только покажутся народу! — неистовствовало большинство собравшихся, размахивая руками и все плотнее обступая Артема.
— Тише, друзья, тише! — старался перекричать толпу Артем. — Все они заперты в таком месте, откуда по своей воле выйти не смогут. И вы сейчас должны решить, какой кары заслуживают они за спои злодеяния.
— Смерти! Только смерти! — закричали все в один голос. — Хватит им уничтожать наш род!
— Пусть так и будет, — заключил Артем. — А сейчас я хочу поговорить с вами о другом. Вы знаете, я оказался здесь не по своей воле. Не по своей воле пришлось мне и задержаться среди вас. Но недавно я узнал, что из котловины есть выход в тот мир, где я жил до сих пор. И в самом скором времени я покину вас…
И снова воздух подземелья взорвался от сотен голосов:
— Не покидай нас, чужеземец Артем! Прости за то, что мы наговорили тебе сегодня! Все он, О-Гейм, виноват. Как же мы будем без тебя! Ведь нет теперь и Мудрейших.
— Нет, друзья, решение мое твердое. А что касается Мудрейших… Они снова будут. Вы сами назовете тех, кто не хуже О-Брайна и его Орио будут руководить вашей общиной.
— Как сами?!
— А вот так. Прежде всего выберем Мудрейшего из Мудрейших. Как вы думаете, кто из ваших мужчин смог бы стать старейшиной общины?
Все только недоуменно переглянулись. В тоннеле повисло тягостное молчание. Артем выждал несколько минут:
— Ну вот, скажем, дядюшка О-Гримм… Согласились бы вы, чтобы он стал Мудрейшим из Мудрейших?
Никто не проронил ни слова. Эрхорниоты словно онемели от столь неожиданного предложения.
Артем обвел взглядом безмолвствующую толпу:
— Так люб вам О-Гримм или нет?
— Дядюшка О-Гримм нам люб… — зазвучало наконец несколько голосов. — Дядюшку О-Гримма мы знаем. Справедливый, умный старик дядюшка О-Гримм. Но… Дядюшка О-Гримм — и Мудрейший из Мудрейших! Как-то не того… Не укладывается в голове такое. Да сможет ли он?..
— Ну, в голове и не такое уляжется, дайте срок. А вот справится ли он с таким ответственным делом? Думаю, что справится. Я помогу ему на первых порах. Значит, избираем дядюшку О-Гримма Мудрейшим из Мудрейших? Все согласны?
— Согласны! — эхом пронеслось по подземелью.
— Теперь — двое других Мудрейших… Кого мы изберем в помощники О-Гримму?
В тоннеле снова повисла тишина. Выждав с минуту, Артем решил опять вмешаться, предложив двух хорошо знакомых ему молодых эрхорниотов, как вдруг сквозь толпу протиснулась одна из его юных учениц и быстро заговорила сквозь слезы:
— Там… Страшно вымолвить… Там, в своей землянке, тетя О-Регги… Еле живая… И очень просит, чтобы ты, чужеземец Артем, зашел к ней, что-то сказать ей надо…
«Еще одна жертва! Бедная О-Регги! Хотела помочь мне, и вот…» — Артем почувствовал, что рвется последняя ниточка, как-то еще удерживающая его на краю страшной бездны отчаяния и, не в силах больше владеть собой, махнул рукой и, не говоря ни слова, не оглядываясь, пошел прочь из тоннеля.
— Артем! Артем! — догнал его О-Гримм. — Что же дальше?
— Что дальше? Все! Все, дядюшка О-Гримм! Ты слышал, что сделали эти звери с О-Регги. И я больше не могу! Не могу… Словом, скажи там: все на сегодня, пусть идут по домам. Или добавь что-нибудь от себя. Только без меня. Без меня! — он с трудом подавил вдруг подступившие рыдания и чуть не бегом кинулся к землянке О-Регги.
Она лежала лицом вверх, вытянув руки вдоль туловища и даже не шевельнулась при появлении Артема. Только глаза ее, полные страдания и боли, зажглись лихорадочным огнем и хриплый стон вырвался из слабо вздымающейся груди.