«А водитель?» — только сейчас Митрохина вспомнила, что у них в машине еще один человек был. Радом с горящей машиной никого не просматривалось. «КамАЗ», выпустив из трубы облачко бурого дыма, помчался в направлении города. Навстречу ему шло сразу три бортовых «ЗИЛа». «КамАЗ» призывно затрубил, встречные притормозили, прижались к обочине, пропустили, а затем подкатили к месту аварии. Остановились, вылезли, поглядели на расплющенный и еще дымящийся остов «жигуля». Покачали головами и пошли обратно, к машинам.

Галина достала зеркальце и поглядела на собственную физиономию. Как ни странно, не нашла ни синяков, ни царапин. Только чуть-чуть копоти на лбу. Послюнила кончик платка, стерла — получилось совсем неплохо. С волос стряхнула траву и какую-то труху, прошлась расческой по прядям. Так и не выдал ей паричка Чугаев. Одежду, правда, поменял. Теперь Митрохина была одета в черные узкие джинсы, толстый свитер из серой шерсти и легкую нейлоновую ветровку китайского производства с нитками, торчащими из вышивок, и этикеткой «Shangrong». На ногах была крепкая обувка на шнуровке, не то короткие сапоги, не то высокие ботинки. Похоже, итальянского производства, но, может, опять же китайского.

«ЗИЛы» тем временем тронулись с места и покатили на мост. Галина заколебалась. С одной стороны, Олег велел ей выбросить оружие, с другой — надо было подальше отойти от места катастрофы. Но ей не хотелось топать по мокрому лесу под холодным дождем. И несмотря на все сомнения — Галина была немало наслышана об опасностях, которым может подвергнуться представительница слабого мола, которая голосует на шоссе, — она все-таки выбежала на обочину почти в тот самый момент, когда головной грузовик преодолел подъем.

— Здравствуйте, — сказала Митрохина самым строгим учительским тоном, на который была способна. — Не подвезете?

— Смотря куда, — ответил парень, сидевший рядом с водителем. — Вам куда, девушка?

— Мне поближе к Москве, — с дипломатической ноткой в голосе произнесла экс-банкирша.

— А в саму Москву не надо? — поинтересовался другой мужик, сидевший за рулем.

— Не обязательно, — ответила Галина.

Шоферы переглянулись. Такие ответы они еще не слышали. Но сзади требовательно задудели два остальных «ЗИЛа», и тот, что за баранкой, сказал:

— Садись! — А его напарник приглашающе открыл дверцу.

— Спасибо, я в кузов, если можно. — И Галина со своим рюкзаком быстро перебежала к заднему борту.

— Ты ж там задубеешь, дура! — заметил водитель из кабины второго «ЗИЛа», притормозившего метрах в двух от головного.

— Да еще и не залезешь, — добавил его напарник.

Но вопреки предсказаниям Галина ухватилась за край борта, подпрыгнула, отжалась на прямые локти и ловко запрыгнула под тент.

Конечно, в кабине было бы удобнее. Уж теплеете наверняка. В брезентовое окошко над кабиной сифонила такая мощная струя холодного и сырого воздуха, что Митрохина пожалела о предложении сесть в кабину уже через пять минут. Кроме того, в кузове был не самый удобный для пассажира груз — столярка. Две трети пространства были забиты большими оконными рамами, нагруженными до самого тента, а ближе к заднему борту поперек кузова были плашмя уложены несколько некрашеных дверных коробок. На них-то и уселась Галина со своим рюкзачком. Грузовик регулярно подпрыгивал на разных неровностях асфальта, Митрохина стукалась о деревяшки, да еще и тяжелый рюкзак поддавал по спине. Причем, конечно, больше всего досаждали не относительно легкие пластмассовые кассеты, а тяжелые и угловатые «кобра» и «марго». Но выбросить теперь из кузова или запихнуть куда-нибудь под рамы или дверные коробки эти опасные предметы Галина не решалась. Черт его знает, не заметят ли это из кабины идущей следом машины?

Маленькая автоколонна все дальше уносилась от места аварии, и Митрохина, сжавшись в комочек от холода и сырости, уже почти не думала ни о том, жив ли Чугаев, ни о том, когда наконец доберется к обломкам доблестная ГАИ. Сейчас ей хотелось только одного: добраться в Москву и сделать то, что задумал капитан. Из принципа…

— Это ты здорово придумала, — сказал Леха развалившейся рядом с ним расхристанной, умиротворенно улыбающейся Ольге. — Весело побрыкались…

— Подарок на дорожку, — поддувая растрепавшиеся волосы со лба, хмыкнула она, — чтоб не забывал… А то загуляешь там, в столице. Там, говорят, лахудр — хоть ложкой ешь! И ежели у мужика двести баксов в кармане, то ему там какую угодно прямо и кровать принесут. Интересно, а если бы я заказана, мне б дали?

— Чего? Мужика, что ли? Наверно, теперь и такие есть. Ванька Ерохин в какой-то газете читал.

Ну, мужика я себе и сама бы нашла. А вот бабу…

Ты что, кобла, что ли? У нас в деревне одна такая была, после зоны. По паспорту Лариска, а ее Почему-то Васькой прозвали. Так она у них там, в Мордве, где сидела, совсем омужичилась. Пока одетая, вообще не отличишь от мужика. Ее в платье или вообще в чем-то женском никто не видел. Даже в клуб на 8 Марта в мужском приходила. К девкам липла. Потом уехала куда-то. Где-то ее кто-то видел, не то в Москве, не то в Питере. Говорили, будто она там операцию сделала. Пришили ей это самое вроде бы. И по паспорту она теперь действительно Вася. Но детей иметь не может.

Да нет, я не такая. Мне просто все попробовать. хочется. Раз уж не знаю, зачем живу, так хоть повертеться от души. Надо бы еще по разной загранице покататься, а то я маловато ездила. В Болгарию, и Польшу, в ГДР еще при Советах, в позапрошлом

году — на Кипр, в прошлом — в Анталью, в этом Хургаду посетила. Но это ж капля в море. У твоего старика яхта есть?

— Не помню, — пробормотал Леха, — самолет точно есть, а насчет яхты не справлялся.

— А ты представь себе, что мы на эту яхту сядем и поплывем… Вокруг света! Там, где тепло, по тропикам-субтропикам. Обалдеть!

— Хрен его знает… — сказал Леха неопределенно, про себя, однако, удивляясь, чего в этой дурной головенке понапихано. Он во всех перечисленных Ольгой местах не бывал, особых страданий по этому поводу не испытывал. Но вообще-то, сейчас, осенью, которая напоминала о себе мелким, частым бряканьем дождевых капель об оконное стекло все того же, уже хорошо знакомого Лехе сорокового номера, скатать куда-нибудь в направлении теплых краев он не отказался бы.

— Времени еще полтора часа, — сладко, по-кошачьи потянулась Ольга, — может, еще силенок наскребешь, старичок?

Ну да, — отмахнулся Леха, — наскребешь на тебя… Не выйдет ни шиша. Раз уж решили тебя за такого маломощного выдать, придется терпеть.

— Ладно, — сказала Ольга, — я пошутила. Если откровенно, то мне не так уж много и надо. Это я от скуки. Мне вообще, знаешь ли, тоскливо как-то. Бывает такое, когда все набрыдло. Догадываешься, отчего они меня с тобой не пускают? В смысле Егорка с Воронковым?

— Догадываюсь, — серьезно-пресерьезно пробормотал Коровин, чуя, что у него тоже какой-то червяк в душе завелся.

— Егорка боится, что вы из Москвы сразу в Америку махнете. И в принципе ему на это наплевать. Конечно, раззявился он на ваши миллионы, губищи раскатал. Но это, как говорится, чужое. Если б выгорело — здорово, не выгорело — так свое при нем остается. А тут сейчас наворачивается такое, что ему вообще жизнь не светит, не то что повышение благосостояния. Так что надо мне его спасать, пока не поздно. А то он с перепугу может хрен знает чего начудить.

— Чего же ты раньше не спохватилась?

— Пусть знает, какая ценная у него сестричка. Он, сукин сын, между прочим, недвижимость за бугром имеет, а держит ее на имя жены Воронкова, которая, видишь ли, некой торговой фирмой обладает. Вот я ему и поставила условие: переводи на мое имя. Пусть фиктивно покупает ее у Вероники и оформляет на меня дарственную. Или, допустим, через твой, так сказать, банк сделку проворачивает. Важно, чтоб эта недвижимость на мне числилась.

— А что за недвижимость?

— Черт его знает, кажется, вилла в Испании, где-то на Коста-Браво. Все ведь втихаря делалось. Ему на зарплату и законные доходы даже трехкомнатную квартирку не купить. А вилла по внешнему виду — я, правда, только по фотографии оценивать могла — верный миллион баксов. Ну, тысяч пятьсот-семьсот минимум.