— Бля-а-а, это не он! Тогда где же он? — в отчаянии вскричал Казацкий. От вопля даже хлопнула дверца.

— Кто, господин? — сахарно произнёс фальшивый викинг.

— Я искал другого! Одевайся!

— Как?

— Как-как! Самостоятельно!

— Но я… готов…

— Я не готов! Я люблю доминировать, но не коленопреклонённо! Я перепутал тебя с другим.

— Кого ты ищешь?

— У него татуировка на спине. Как дерево из змей. И глаза… жёлтые. Если мне, конечно, не привиделось.

— Так это Эл, — просто сказал Дитмар. — И глаза жёлтые. И родинка вот тут. — Он ласково коснулся брови.

— Ро-о-одинка? — Герман застыл. Неужели эти жёлтые глаза не глюк? — Что за Эл? Где он? Как его найти?

— Он сегодня был в зале. В серой толстовке с капюшоном…

Казацкий сорвался вон из комнаты, оставив голого почти любовника не при делах. В зале уже было полно народа, закончилось шоу, люди приползли заправиться. Парня с капюшоном нигде не было. Наткнулся на даму со снулой птицей на плече, вроде бы она сидела за стойкой тогда?

— Мадам! Вы не видели?..

— Ушёл! — перебила его странная женщина. — А я говорила ему! А он не послушал! Ушёл совсем! Не придёт больше сюда.

— У него родинка на брови была?

— «Ма-а-альчик забыл по дороге, зачем он бежал. Он бежал, возмужал, а ещё отрастил себе жало. И стало бежать тяжеле-е-ей!» — завыла дама что-то из репертуара Земфиры. — Это жало в тебя, а не родинка! «Денег — ноль, секса — ноль, му-у-узыка сдохла, мальчик в ноль!*» — Птица недовольно вытаращила глазёнки и зло клюнула блаженную в висок. — Молчу-молчу…

— Он ушёл… — понял Казацкий. — От меня, что ли? Вот я осёл…

Герман вернулся в приват-рум. Там одевался обиженный викинг.

— Расскажи о нём, что знаешь.

— Об Эле? Но я хочу тебя, — промямлил Дитмар.

— Получишь меня! Кто он? И что это за имя? Сокращение от Альберта? Электроник? Элоизий? Что за хуйня?

— Я не знаю его настоящего имени. Он не рассказывал никогда о себе. Мы мало с ним встречались. Ему не нравится быть топом всегда. Он был женат. И развод был очень болезненным. По профессии он, наверное, инженер, технарь. Починил мне дома стереосистему. Водит машину «тойоту». Тогда водил… Сейчас не знаю.

— И как с ним в постели?

Дитмар в ответ только кивнул. Видимо, хорошо.

— Можно я… — И он положил руку на ширинку Германа.

— Придётся постараться, чтобы он встал, — смилостивился хмурый Казацкий.

Дитмар и постарался. Сосал как пылесос, почти без нежности, как и требовалось.

Напоследок кроме денег Герман оставил номер своего телефона и попросил позвонить, как только Эл появится. Или вообще… передать номер Элу, чтобы позвонил он. На бумажке рядом с цифрами нарисовал маску Бэтмена и год, тот самый, давно прошедший.

Герман злился. На себя, на Дитмара, на бабу эту с птицей, на «Аль Перчино». Да и на неуловимого Эла. Ведь Дитмар сказал, что знает желтоглазого давно, значит тот в клубе бывал часто. Зачем нужно было делать такой перерыв, не зацапать его сразу. Ведь ещё тогда понял, что парень не проститут — слишком растерян вначале и искренен в процессе. Нельзя было засыпать тогда, нельзя было уходить, нельзя было его упускать. Вроде он всегда это знал, но сегодня выяснилось, что под маской пряталась родинка. Неужели может быть такое совпадение? Образ из школьного детства материализовался?

Герман помнил того мальчишку тщедушным, смешным из-за брекетов, лохматым… Но прошло практически пятнадцать лет! Брекеты сняты, зубы выбелены, стрижка короткая, мускулатура подкачанная, ростом тоже догнал… Парень не светится — называет выдуманное имя, закрывается капюшоном, о себе не рассказывает. Был женат… Вспомнился почему-то любовник Самира, которого хлестала жена. Да и татуировка… Ведь Самир делал своему Алексу татуировку, так они познакомились…

Нужно сделать решительный шаг. Казацкий он или нет? Ведь можно узнать через школу того мальчишки, как его звали и, возможно, где он сейчас. Он ли не журналист, он ли не раскопает искомое. Пусть даже его ждёт разочарование и знакомец в «Аль Перчино» совсем не тот ангело-бес. Зато не будет ощущения упущенного шанса и потерянного времени.

Так, тогда, в казарме, были мальчишки из четырёх школ. Этого желтоглазого знал Купченко, он к нему тогда обратился с каким-то обзывательским девчонкиным именем. Купченко был из сто десятого лицея. Долбаному Купченко он, конечно, не будет звонить… А вот Никитенко можно! Олег их одноклассник, именно он тогда между делом рассказал, как дела у его обидчиков — Купченко и Мирзоева.

Герман нашёл в визитнице карточку: «Никитенко Олег Владимирович, представитель ОАО «Телесистемы», тел… эл. адрес…» Решил, что сначала спросит про нового техника, а потом как-нибудь и про одноклассника с отметиной на брови.

Гудки долгие. Но трубку всё-таки взяли. Правда, женский голос:

— Слушаю вас.

— Мне нужен Олег.

— Его нет сейчас рядом. Он уехал на катере на погружение. Что передать?

— Так его нет в городе?

— Мы на Эгейском море, отпуск…

— Передайте, чтобы позвонил Казацкому Герману, радио «Перекрёсток». Буду вам благодарен.

— Хорошо, запишу…

Чёрт! Никитенко где-то в Греции предаётся своей любимой забаве — дайвингу. Ожидаемо. Герман так с ним и познакомился. Всего год назад.

Казацкий был на Байкале в поддержку экоакции против целлюлозного предприятия. Работал, в общем. Но его азартная натура не могла устоять от соблазна попробовать себя на глубине, тем более его коллега-конкурент, некто Леван Гонгадзе, очень звал.

Записав материал, проведя акцию, они втроём — Казацкий и Гонгадзе с женой — наняли инструктора и моторку. Для Германа это было не первое погружение, он уже попробовал на Красном море. Но тут иное — не тропическое буйство, а северный аскетизм и величие. Обещали нерпу и отвесные скалы разлома.

Костюм был в два раза толще, чем в Египте, — на глубине вода холодная, несмотря на жаркое лето. Дорога была муторная, хотелось пить от жары и от похмелья. А когда они приехали в местечко с названием из трёх аборигенских слов, которые запомнить невозможно, то там уже стоял на приколе дайв-ботик. И резвые дайверы, видимо, искали золото Колчака. Леван — компанейский товарищ, ему нужно было со всеми познакомиться, велел плыть к ботику.

На нём и стоял уже совершивший погружение Олег. Так они и познакомились. Правда, там же вышел неприятный казус. В котором Герман был виноват. Не удержался.

Ещё в воде, без восторга наблюдая губчатые камни ступенчатого свала, стайки мелких, почти бесцветных рыбёшек, слушая глухоту хрустальной толщи воды, он заметил одного из первой группы, из друзей Олега. Он оторвался от группы, что вообще-то запрещено, и медленно спускался ниже и ниже вдоль каменного отвесного «пальца», выпиравшего со дна озера. Пожалуй, он зашёл слишком глубоко.

Скучающий без ярких кораллов и неоновых рыбин, Герман устремился за этим безрассудным дайвером. На его гидрокостюме были синие вставки и перчатки синие. Герман медленно, но верно приближался к «синему». Ну и… схватил того за ласту. Конечно, сам идиот… Напугал «синего». Там, на глубине, состоялся даже импровизированный тягучий бой. «Синий» неожиданно сильно лягнул пяткой в живот, Германа развернуло, но он оказался под противником и уцепился за крепление на бедре. Ещё пару совершенно бессмысленных толчков и разворотов — и они оказались нос к носу — вернее, маска к маске. И не прокричишь ведь ничего под водой, чёртова трубка перекрывает все нужные слова. Только ярость жёлтая из глаз…

Стоп. Сейчас везде будут жёлтые глаза мерещиться. Непонятно, какие там были глаза… ненавидящие. Вот какие.

«Синий» парень сразу же потом поднялся наверх. А Герман ещё немножко побалдел от собственной борзости. И даже был вознаграждён: красавец хариус с большим гребнем, не боясь, выплыл прямо на дайвера. Обогнул его, рассмотрел диковинные жёлтые баллоны… Герман даже попытался ухватить рыбину. Но хариус не человек, фиг дастся.