— Что? — Саня отодвинул одно «ухо» динамика.
— Что это было? Он же нас убьёт! — выкрикнул Шевченко, лихорадочно оглядывая аппаратную.
— Я новый кабель подключил и ресивер, звук лучше стал.
— Другого времени-то не нашёл? Бли-и-ин… Не делай больше ничего, хотя бы час! — И звукарь убежал на своё рабочее место.
Саня сначала не понял, в чём дело. Подумаешь, семь минут эфир молчал! Но потом музыка в его динамиках прекратилась. Заставка и уже знакомый голос… Чёрт! Идёт вещание «Тяжёлого понедельника»! Он своими спасательными работами утопил какую-нибудь язвительную речь Казацкого? Элли хмыкнул, паника звукаря его не захватила, он не боялся шефа. Что он ему сделает? Наорёт? Ну, так получит по морде своей лощёной. Уволит? Вряд ли… такой технарь, как Саня, ему нужен.
Виновный в семиминутной смерти «Перекрёстка» решил не уходить домой, дождаться окончания «Тяжёлого понедельника» и лично определить уровень тяжести характера шефа. Он сидел на полу в аппаратной: пил кофе из автомата и слушал эфир. Казацкий в эфире совершенно не демонстрировал нервозности и агрессии, напротив, благодушен, благоречив и бла-бла-бла… Голос низкий с хрипотцой, саркастические сентенции таким эротическим тоном подаёт, заслушаешься…
Однако в ту же секунду, что зазвучала финальная отбивка, совсем не интимный голос прогремел в коридоре:
— …не нужно его оправдывать! Только совсем тупоумный может сорвать эфир! Он кем себя возомнил? Он просто Шу-у-урик, даже имя кошачье! Понабрали рукожопов! Иван, где этот твой электроник?
— Герман, не горячись. Это я виноват, не предупредил его… — высокий боязливый голос Коротича. — Он уже домой ушёл, наверное. Рабочий день закончился!
— Етить… Пусть не приходит больше! Уволен!
— Герман, он — спец, он нам нужен, не горячись.
— Он спец по долбоёбству! Завтра же рассчитать, как не прошедшего испытательный срок!
— Э-э-э… он без испытательного срока принят, кхе-кхе… — Коротич даже закашлялся от нервов.
— Как без испытательного? Какого чёрта! Всё равно уволить! Без всяких там недель, я сам завтра ему скажу. К девяти пусть явится ко мне! Урод! Его счастье, что он сейчас не попался мне под руку, я бы его…
— Попробуй! — Это Саня вышел из аппаратной, выключив там свет и прихватив с собой сумку. Он решил, что больше не вернётся на «Перекрёсток». Уволен так уволен, но унижать себя он не позволит. — Вот я — тот самый Шурик. Что ты там собирался сделать со мной? — И спокойно подошёл к парочке Казацкий-Коротич и уставился в лицо шефу.
А с лицом шефа вдруг что-то сотворилось. Ярость как будто стекла вниз, заземлилась. Рот приоткрылся, и выражение глаз стало каким-то идиотским. Но самое удивительное то, что Герман молчал. Он сначала шокированно вглядывался в лицо Сани, потом рассмотрел, прошарил всю фигуру. И вдруг ухватил за запястье и выдохнул:
— Это ты?
— Это я! — Саня с силой выдернул руку из сильных пальцев Казацкого. Толкнул шефа в грудь. — Завтра приду только за расчётом! Обойдёмся без пафосного прощания! — И, пихнув Коротича плечом, устремился по коридору, вниз, на выход, на волю…
Мельком взглянул на окна кабинета шефа, Казацкий высунулся тоже. И Саня не сдержался, показал этому придурку «фак». И тут же заметил, что на запястье нет браслета! Казацкий оборвал цепочку, гад!
Саня хлопнул дверцей и гордо сорвался с места. Домой!
Где же я видел Казацкого раньше?
========== ГЛАВА 9 ==========
Глаза жёлтые. Родимое пятно на брови. Тонкий нос. Что он говорит?
— …Вот я — тот самый Шурик. Что ты там собирался сделать со мной?
«Не может быть! Это он!» — Герману вдруг стало не хватать воздуха, всё бешенство испарилось, он уже не помнил, зачем он сорвался в аппаратную, что он сейчас орал. Ситуация патовая: кто-то им обоим поставил шах и мат. Нелепый эндшпиль!
— Это ты? — Он нашёл в себе силы озвучить абсолютно бессмысленный вопрос. А так как Александр сжимал кулаки, то ли готовый ударить, то ли готовый удрать, Герман схватил его за руку. Чтобы остановить!
— Это я! — И техник вывернул из захвата руку, зыркнул золотом, дёрнул губой. — Завтра приду только за расчётом! Обойдёмся без пафосного прощания! — Толкнул Казацкого в грудь и направился вон.
Первый порыв — бежать за ним — был пресечён Коротичем. Он буквально перекрыл проём своим героическим рыхлым телом. Видимо, опасался рукоприкладства.
— Герман! Остынь!
— Иван! — неожиданно шёпотом спросил Казацкий. — Как у него фамилия?
— С-с-странная…
— Как? — и уже заорал шеф.
— Элли.
Пауза. Герман опять завис. И потом как будто стон:
— Почему-у-у! Почему я только сейчас об этом узнал? Элли! Девочка из сказки! — Он оттолкнул Коротича, тот как неваляшка сегодня — от стены к стене перекатывается, и понёсся в кабинет. К окну. Александр выбежал из здания и направился к машине. Серая «тойота» номер… «888»… — Бляа-а-а! — вырвалось у Германа. А тот, кого он всё это время искал, повернулся к нему и задрал руку с «факом», потом кинул вещи в машину, а татуировка на загривке сверху стала виднее от наклона. Две змеиных морды ехидно улыбнулись и тут же скрылись в машине. У Германа ступор. На столе зажужжал телефон. Надо ответить…
Но ответил Казацкий не сразу, он заметил в руках цепочку — точный аналог той, что у него на запястье. В голове раскручивался ком мыслей и догадок, раскручивался — и получалась фантасмагорическая картина… Элли — мальчик из казармы, его личный ангело-бес. Алекс — вовсе не Алексей, а Александр на серой «тойоте». Браслет «Herman»… Тотоша тогда предположил, что симпатичный парень, которого он экзаменовал, подобрал браслет… И ещё… Эл! Эл из «Аль Перчино»!
Вновь гудок телефона. На экране — «Никитенко Телесистемы».
— Олег! — Ни здрасте, ни привет. — Александр Элли твой одноклассник?
— Да. — Никитенко почему-то ржёт посреди грёбаного Эгейского моря. — Неужели вы встретились? И как не убили друг друга?
— Почему мы должны убить друг друга?
— Ну как! Это ж Саня тебе тогда на Байкале врезал в челюсть.
— И это был он? — У Германа как будто голос пропал, из горла только сип.
— В смысле? Это ещё и не первый прецедент?
— Олег, Элли гей?
— Да, он развёлся с женой из-за этого. На работе один тип его гнобить стал, я и попросил взять его к вам. Ты же лоялен ко всему этому.
— Где Александр делал татуировку?
— Опа! Ты уже её разглядел? — опять ржёт Никитенко. — В салоне «Махаон», из-за татуировщика-араба развод и случился. Это важно?
— Мне нужен адрес Александра.
— Да, он живёт не по прописке. Он вместе со своим сокурсником по радиофаку, Гороховым, снимает квартирку.
— А в каком вузе он учился? — вдруг осенило Германа.
— В нашем универе.
— Бляа-а-а… — Казацкий взял со стола ручку-кролика и неверяще смотрел на надпись «Элке с любовью!».
— Адрес-то нужно? Или по нюху уже найдёшь. Уха-ха-ха!
— Говори!
Казацкий ввёл адрес сразу в «ДубльГИС», без «спасибо» и «до свидания» дал отбой весёлому Никитенко, схватил со стола ручку-кролика, ключи от машины и побежал на стоянку, чтобы добраться до голубого флажка раньше, чем чёртов Элли исчезнет ещё раз.
Никаких речей Герман не готовил, пока гнал на край города. Он лишь повторял для себя фразу:
— Это же надо быть таким идиотом! Таким слепым идиотом!
Он всегда упускал шанс. Тогда, в детстве: он увлёкся мщением, а надо было найти мальчишку со сказочным именем. Позже, на картошке, не Гаврюшу нужно было пялить, а Элку рассмотреть и помочь. А инцидент у Самира? Мог ведь вернуть телефон, и встретились бы… Тогда звонил «Олег», наверняка это Никитенко-одноклассник помогал найти трубу. И какой он был пень в «Ко-ко-ко»! Нужно было выйти из кабинки, когда Гаврюшу уже выслали вон. Выйти и узнать! Апогей, конечно, «Аль Перчино»… Это надо же не снять с него маску! Да ещё и уснуть, а потом повестись на Катькины уговоры и уйти вовсе! И в добивку этот дурацкий дайвинг! Они ходили столько лет вокруг друг друга!