ЛЮБОВЬ С ПРИВКУСОМ СОЛИ
По волнам как по небу, между песен и снов.
Если вдребезги сердце, значит это любовь.
Не двигайся, смотри
Они - как люди, Не двигайся, смотри,
И будь, что будет.
Не двигайся, смотри.
Они танцуют
Русалки на воде любовь рисуют…
Власова Наталья – Русалки
Где-то в самом сердце Великого океана, на одном из тысячи вечнозеленых островов стоит крохотная таверна, примостившаяся прямо у самого причала, - старая покосившаяся хибарка, вся проеденная морской солью, пропитанная запахами рыбы, водорослей и рома. Вывеска, избитая вечными ветрами и непогодой, еле держится на одном крюке. Название же ее кануло в лету, только шелуха когда-то синей краски украшает разбитый ветрами кусок дерева.
В темном зале, освещаемом лишь парой огарков, стоит въедливый запах грязных тел и соломы. Здесь и там валяются напившиеся до беспамятства матросы и залетные гуляки, из дальних темных углов раздаются захмелевшие надрывные голоса или режущий слух вальяжный хохот. Лоретки в пыльных париках, со множеством белил и помады на лице без устали пытаются заработать себе на пропитание.
У крохотного оконца, покрытого толстым слоем копоти и пыли, сидит одинокий мужчина. Его когда-то горящие огнем бронзовые волосы потемнели от грязи и сбились в колтуны. Он был точно ходячий мертвец, исхудавший, с посеревшей кожей, залегшими под глазами темными кругами и волевым подбородком, затерявшимся в густой короткой бороде. В сине-белых лохмотьях с трудом узнается форма капитана королевского военно-морского флота.
− Капитан, завязывал бы ты с горькой, - говорит высокий смуглый хозяин таверны, ставя перед мужчиной очередной кувшин.
Мужчина отрывает свой взгляд от пустой кружки, на дне его глаз цвета северных морей мечутся яркие искры безумия.
− Так если не джин, Билли, пропаду я совсем. Сгину с лица Земли, только он меня до сих пор и удерживает на суше.
− Что же приключилось с тобой, друг? – отодвигает стул хозяин заведения, садится напротив моряка и жестом указывает мальчишке-помощнику принести и ему кружку. – Что ты сам не свой, живым трупом ходишь по земле?
Капитан молчит, разливает по кружкам новую порцию, делает большой глоток, от которого спирает дыхание, а из глаз брызжут слезы. Снова разливает и снова залпом выпивает содержимое кружки и только после этого начинает свой рассказ.
− В первый мой год службы, когда был я еще совсем салагой, помнишь, Билли, в очередной наш заход в твой веселый трактир ты всю ночь напролет рассказывал нам местные легенды о духах и повелителях вод морских. Мало помню я из рассказанного, слаб я тогда еще был перед хмелем, - мужчина снова разливает джин, - совсем еще зеленый юнец. Единственная история, оставшаяся в моем затуманенном разуме на утро, что где-то в теплых водах Индии на скалистых берегах живут неземные красавицы. Ты говорил, а я так ясно представлял, как лунной ночью выплывают они на берег и расчесывают свои чудные длинные волосы, по которым всегда серебрится вода. Бледнолицые и прекрасные, они поют восхитительные песни и пленительными голосами заманивают к себе неосторожных рыбаков и припозднившихся путников. Беда, если кто поддастся их чарам! Крепко обнимет русалка околдованного парня и утащит на дно глубокого омута. А уж в воде от русалки никому не спастись, да и какой смертный захочет вырваться из нежных объятий прекрасной девы?
Часто после я слышал различные предания от местных старожил и бывалых моряков о русалках, ундинах или сиренах - бездушных морских красавицах, что охотятся за душами моряков. Но не верил им, смеялся над суевериями не меньше, чем над легендами о Кракене. Пока однажды долг перед Короной не забросил меня в те самые теплые воды Индии.
Очередной кувшин пустеет, но сейчас рассказчик не торопится требовать новую порцию обжигающей жидкости. Слова сами льются из его уст, будто наконец-то нашли долгожданный выход, увлекая за собой все новых и новых слушателей, сбившихся вокруг бывшего капитана в тесный кружок.
− Наша «Флора»1 прибыла к берегам новой колонии незадолго до праздника Святой Троицы. Жара стояла нестерпимая, раскаленный воздух обжигал легкие при каждом вдохе. Стоило отойти от берега на несколько метров вглубь острова, и освежающий мягкий бриз сменялся густым вязким ароматом цветов и запахом перегноя. Находиться ни на улице, ни под кровлей было невозможно, и все чаще я гулял по берегу.
В то утро проснулся я совсем рано, палящее солнце только-только стало выползать из-за марева горизонта. Берег в северной части острова был, как и обычно в это время, пустынен и тих. Пушистый сонный туман уползал от ленивых солнечных лучей в тень деревьев. Не спеша я шел по кромке воды, наслаждаясь недолгой прохладой утра.
Вдруг мое внимание привлекли тихие стоны, раздающиеся из-за невысоких скал, которые обычно местные жители обходили стороной, называя их проклятыми.
От них меня отделяло мелководье, и, разувшись, я обогнул одну из скал и остолбенел от увиденного. На большом плоском камне, надежно укрытом от берега массивными соседями, лежала невиданная дева. Часть ее дивного тела была погружена в воду, та же, что находилась на поверхности, притягивала взгляд, и оторваться было невозможно. И вспомнил тогда я, Билли, твои легенды о русалках.
Плавные изгибы плеч и груди манили к себе, соблазняли дотронуться до девы морской. Вместо ног у нее был рыбий хвост, бирюзовая чешуя которого горела золотом, переливаясь и мерцая. Плавники русалки, погруженные в воду, то появлялись, то снова опускались, орошая девушку сверкающими каскадами капель, невысохшие алмазы которых сияли в лучах восходящего солнца на бледно-голубой коже.
Ничего более чудесного и завораживающего в своей жизни не встречал я.
Глаза русалки были закрыты, а по ее лицу раз за разом проходила волна муки. Периодически она облизывала свои полные алые губы, собирая с них маленьким язычком капли живительной влаги. И тонкие стоны вырывались из ее приоткрытого рта, создавая удивительную, чарующую мелодию страданий и боли.
Густые длинные локоны черных волос с насыщенным оттенком изумруда разметались вокруг девушки. Часть их оказалась зажата большим булыжником, и никак не могла девушка дотянуться до него и высвободить прижатые пряди.
В несколько больших шагов, погружаясь в воду все глубже и глубже, преодолел я расстояние до камня и избавил русалку от каменного плена. Несколько долгих мгновений смотрела она на меня, и показалось мне, будто в глубине ее красивых затягивающих глаз плескались удивление и благодарность. Еще миг - и русалка перевернулась, оттолкнулась и нырнула в глубины океана.
А я, завороженный, так и остался смотреть ей вслед, потом присел на самом краю, пытаясь в темной толще воды разглядеть морскую красавицу.
Где-то в стороне раздался плеск крупной рыбы и задорный девичий смех. Оглянулся на звук, но вокруг было как и прежде пустынно. И неожиданно почувствовал прожигающий через одежду холод на коленях. Посмотрел вниз, а передо мной спасенная русалка. Длинные ее волосы облепили изящное тело, скрывая наготу. Смотрит она на меня так лукаво, и теперь горят в ее карих глазах бесовские огоньки, а милое красивое личико украшает дьявольская улыбка. Чувствует сердце, что погибель это моя, но нет сил сопротивляться этой влекущей неземной прелести. Так она и привораживает, так и манит поддаться, коснуться, отправиться за ней в царство Посейдона.
− Спасибо тебе, капитан, - шелковистые глубокие нотки ее голоса ласкали слух и очаровывали, и опутывали невидимыми нитями, прочными, неизбавимыми.
Приподнялась она на руках, поцеловала меня. И поцелуй ее был долгий, томный, со жгучим вкусом морской соли. Никогда прежде не испытывал я ничего подобного. Холод ее мягко двигающихся губ прожигал не только кожу, но и душу. Испепеляя внутри меня все светлое, разумное, оставляя лишь безумие и греховное, неуемное желание обладать девушкой. И так же внезапно как начался, поцелуй прекратился. В один миг русалка ушла в льдисто-голубую глубину, на прощание ударив хвостом по воде и окатив меня дождем брызг.