Старик сосед погрузил на своего вола ее старенькую юрту и до самого вечера вез, провожая их в дальнюю дорогу. На прощанье он отдал им свой бурдюк с водой.

— Ну все, теперь отправляйтесь. Станет невмоготу, спрячьте свою развалюху в какую-нибудь яму и оставьте знак. Поеду через те места, прихвачу… Это правильно, что ты решила перебраться в Хангай. Прокормиться около монастыря вам будет легче. Да будет милостива судьба к твоему сыну. — Старик поцеловал Батбаяра в щеку и поехал назад, вытирая набежавшие слезы…

«Но почему, почему те нечаянно вырвавшиеся слова восприняты были хозяйкой как проклятье?» — недоумевала Гэрэл. Хотелось поговорить об этом с сыном, но она тут же раздумала — зачем лишний раз тревожить ребенка!

Гэрэл смотрела на разметавшегося во сне сына, на капельки пота на его переносице. Ей не хотелось его будить. Батбаяр спал спокойно, как спит ребенок из благополучной семьи, у которого нет и не предвидится забот. Иногда на его лице мелькала улыбка. Может быть, он уцепился во сне за хвост дракона, прилетел в небесное царство и теперь наслаждается всеми прелестями тамошней жизни. «Только бы выдержал он эту дорогу, а там… Какая нам разница, где жить», — подумала Гэрэл и осторожно положила руку на узенькую ступню сына.

Солнце клонилось к западу, жара пошла на убыль, и тело приятно холодил легкий северный ветерок. Но когда Гэрэл оставила сына и отправилась за последним тюком, раскалившийся за день песок все так же жег ноги даже сквозь подошвы гутулов. Женщина шла и против воли думала о том, как нелегко будет им выбраться отсюда.

Возвратившись, она увидела, что Батбаяр уже встал и затягивает на тюках ремни.

— Ну что, мам, пойдем? — послышался его сиплый со сна голос.

— Вот только чуть попрохладнее станет, и пойдем, — ответила Гэрэл и посмотрела на север. Там возвышался огромный, похожий причудливыми очертаниями на монастырь бархан, а за ним до самого горизонта простиралась безмолвная, затянутая сизым туманом долина.

Батбаяр вскинул на спину один из самых больших тюков, в котором были связаны жерди и решетка юрты, и зашагал вперед. Сзади из-за тюка видны были только макушка мальчика да тонкие, как прутики, ноги. Сердце матери тоскливо сжалось:

«Тельце-то маленькое как у зайчонка. Того и гляди тюк перетянет — завалится сынок вместе с ним».

Кочевка продолжалась, если можно было назвать кочевкой это самоистязание. Они по несколько раз проходили один и тот же отрезок пути, по очереди перетаскивая на себе пожитки и ветхую юрту, на которую вряд ли бы кто польстился.

Сложив первую пару тюков, возвращались за следующей, и так до самого вечера. Казалось, ушли далеко-далеко, но так только казалось. Еще даже не исчез из виду пригорок, на котором они отдыхали днем. Гэрэл перевела дух, облизала спекшиеся губы. Хотелось все бросить, дать отдых измученному телу, но рядом уже стоял Батбаяр, то и дело подбрасывая сползающий тюк, жадно хватая воздух пересохшим ртом. И тогда Гэрэл встала и пошла дальше. Быстро темнело. В бурдюке, к которому они время от времени прикладывались, воды осталось совсем чуть-чуть.

— Может, отдохнем немного? Да и заночевать бы здесь. А то куда мы пойдем в такую темень, — предложила Гэрэл. Говорить было трудно, сухой одеревеневший язык неприятно обдирал нёбо.

— Старик с волом, что провожал нас, рассказывал — где-то здесь должен быть источник.

— А как его отыщешь в этих песках?

Батбаяр промолчал. В горле у него першило. Услышав кашель сына, Гэрэл напоила его остатками воды, свернула бурдюк и засунула его в тюк.

— Ну что, отдохнем, сынок?

— Прохладно стало. Может, пройдем еще немного?

— Оно бы, конечно, хорошо, только сможешь ли ты идти?

— Если помедленнее, то смогу, когда быстро идешь, колени подгибаться начинают.

— Ну и я тоже смогу.

И они снова пошли, шли долго, но так и не добрались до бугра, который видели невдалеке при заходе солнца.

Гэрэл начали мучить скверные предчувствия. Она огляделась: вокруг ничего нельзя было различить, и ее пронзила страшная мысль:

«Куда же я веду ребенка, ведь его так и загубить недолго».

Они сложили тюки под каким-то кустом и, взявшись за руки, пошли назад. Внезапно обострившимся в темноте слухом они уловили явственный шорох. Батбаяр бросился к матери, прижался. У Гэрэл зашлось сердце от страха.

— Что случилось, сынок? — вскрикнула она, обнимая его, и тут же заметила, как, напуганные ее криком, отпрянули в темноту две крупные тени. Тут она перепугалась уже не на шутку. Сердце забилось так, будто хотело выскочить из груди, глаза застлали слезы. Дрожал прильнувший к матери Батбаяр. Гэрэл хотела закричать, но голос куда-то пропал. Она вытерла глаза и увидела двух волков: один оставался сзади, а другой забежал вперед, преграждая дорогу.

Не помня себя, Гэрэл нагнулась, нащупала камень и что есть силы размахнулась. Волк крутнулся на месте, изогнувшись всем своим крупным, как у телка, телом, и кинулся за камнем. Батбаяр сполз вниз и забился матери в ноги. Гэрэл опомнилась.

— Ну что ты, это же всего-навсего волки, — проговорила она, стараясь успокоить сына и крикнула: — А ну, пошли.

Улучив момент, она ощупала землю и подобрала несколько камней. Волки бегали кругами, не проявляя ни малейшего желания расстаться со своей добычей, а мать и сын стояли, не смея двинуться с места. Заметив, что один из хищников, облизываясь, сел, Гэрэл швырнула камень. Волк подождал, пока катящийся камень остановится, схватил его зубами, но тут же с отвращением выплюнул.

Гэрэл обливалась холодным потом, судорожно пытаясь ответить самой себе: что делать, как поступить?

— Мам, нам бы до тюков добежать — там жерди, — негромко сказал пришедший в себя Батбаяр.

— Конечно, — ответила Гэрэл и, взяв сына за руку, опасливо двинулась вперед. Волки, словно почувствовав их страх, не спеша затрусили следом. Гэрэл прибавила шагу. Волки, догоняя, припустились рысью.

— Пошли! — заорала не своим голосом перепуганная женщина. Волки отскочили назад, потом обежали людей стороной и сели, отрезая дорогу к темневшим невдалеке тюкам. Расхрабрившийся Батбаяр поднял с земли голыш.

— Мама, давай вместе кинем.

— Давай, — согласилась Гэрэл.

Два камня, просвистев, канули в темноту. Звери неохотно поднялись и отошли в сторону. Мать и сын со всех ног бросились к тюкам, а хищники кинулись им наперерез.

— Кыш, — что есть силы закричали люди и с треском вырвали из тюка жерди. Волки отпрыгнули назад.

— Боже мой, — забормотала Гэрэл, а Батбаяр, покопавшись в тюке, выхватил щипцы для угля и погрозил ими волкам.

— Только попробуйте напасть, всажу по самую глотку.

— Ах, молодец, сынок, ведь надо же, сообразил, — порадовалась Гэрэл.

Волки разошлись и уселись по разные стороны от тюков. Они по очереди вставали и принимались кататься в пыли. Иногда зевали, и при виде их огромных зубастых пастей по телу у людей пробегал мороз.

— Почуяли, что мы с тобой совсем выбились из сил.

— Мам! А если развести костер да в них головешками? Тут же хвосты подожмут!

— Хорошо бы, да только кремень с кресалом в тех дальних тюках остались, — сказала Гэрэл. Один из волков, словно поняв смысл ее слов, встал, потянулся и подошел ближе.

Гэрэл ударила щипцами в латунный кувшин, а потом запустила им в волка. Кувшин со звоном покатился по камням, волк подпрыгнул и метнулся назад. Потом оба зверя сбежались и, облизываясь, заурчали, будто переговариваясь.

Так они долго стояли одни против других: люди, не смевшие ни на минуту сомкнуть глаз, и сторожившие их серые хищники.

Наконец Батбаяр не выдержал:

— Мам! Солнце когда встанет?

— Уже скоро, сынок.

— А вечером они снова нас найдут?

— Кто их знает…

Тут на востоке посветлел кусочек неба. Рассвет разливался все шире и шире, пока новорожденная алая заря не осветила сначала небо, потом землю. Волки нехотя поднялись, обнюхали друг друга и не спеша побежали прочь, время от времени оглядываясь на столь желанную, но так и не доставшуюся им добычу.

— Эгэ-гэй, волки, проваливайте отсюда, да поскорее, — вопил им вслед обрадованный Батбаяр.

— Что ты! Разве так можно. Духи разгневаются. Это мы смотрим — вроде бы волк. А как знать, кто это на самом деле, — одернула сына Гэрэл и принялась отбивать поклоны. Краем глаза она видела, как, сжавшись в комок, Батбаяр настороженно следил за волками, пока хищники не скрылись за бугром. И по сердцу женщины полоснула жалость к себе, боль за сына.

— Что же за судьба-злодейка выпала на нашу долю! — Она обняла, прижала к себе Батбаяра и заплакала. Мальчик подавленно молчал, не зная, как успокоить мать.

— Может, пойдем, а, мам? — наконец предложил он.

Огромное багровое солнце уже вынырнуло из-за горизонта и теперь ползло вверх по небосклону, раздвигая лучами и без того необозримо широкую долину.

И снова они двинулись в путь, подгоняемые страхом, позабыв про жажду и голод. Оставив одну пару тюков, возвращались за следующей, похожие в своем непрерывном движении на муравьев. Но сколько они ни шли, долина все не кончалась, и не было нигде никаких признаков влаги.

— Все, сынок, отдыхаем, — сказала Гэрэл.

Однако Батбаяр не откликнулся, а только прибавил шагу, словно хотел этим сказать, что им совершенно ни к чему останавливаться в этом безводном месте. Он устал. Темное от загара лицо налилось кровью, на шее и висках вздулись жилы. Жажда мучила его, но паренек не жаловался. «Зачем понапрасну тревожить мать, все равно она не в силах помочь». Пряча лицо, он все шагал и шагал вперед.

— Сынок, пить хочешь?

— Еще бы, — буркнул Батбаяр. — Даже слюна вся куда-то пропала.

Нещадно палило солнце. Ноги ступали по песку, как по раскаленным угольям. Больше всего Гэрэл хотелось сейчас поставить навес и полежать в тени, переждать полуденный зной, но Батбаяр требовал идти дальше, и она подчинялась. Она понимала: сын боится, что грядущей ночью их снова будут преследовать волки. Они продолжали путь, но Гэрэл уже изнемогала: тяжелый тюк пригибал ее к земле, ноги немели и подкашивались.