Но отец, казалось, не слышал меня. Что-то с ним произошло, такое, чего я не успела заметить. Его взгляд устремился в потолок и стал прозрачным и нежным, словно поток свежего предрассветного воздуха. Губы беззвучно шевелились, будто он читал молитву.

– Девятого сентября, – еле слышно прошептал он и мечтательно улыбнулся, – девятого сентября родилась моя Дженни.

– Папа! – осторожно позвала я. – Девятого сентября – мой день рождения.

Поток свежего воздуха исчез. Отец взглянул на меня, его взгляд стал собранным и суровым. Он несколько раз моргнул, будто пытался избавиться от какого-то наваждения.

– Папа! – снова начала я. – Девятого сентября…

– Она родила тебя в свой день рождения, – сухо отрезал отец. – Она всегда шутила, что ты – её самый главный цветок к сентябрю.

Он пристально посмотрел мне в глаза, словно выжидал, как я отреагирую на последние слова.

Я промолчала. Что я могла сказать в тот момент? Если то, что цветок к сентябрю – это действительно здорово, прозвучало бы крайне банально.

– Выпей, – он подошёл ко мне и решительно протянул стакан. – Это, хороший, ВКУСНЫЙ, ПОЛЕЗНЫЙ сок!

Я безропотно подчинилась.

Прохладная, кислая жидкость приятно освежила рот, ставший внезапно неимоверно сухим.

– Папа, – прошептала я. – Помнишь, ты хотел мне рассказать, как я уходила в прошлое в четвёртый раз?

– Помню, – он грустно кивнул.

– Расскажешь?

– Конечно.

Я улыбнулась и вдруг почувствовала, что глаза закрываются сами собой. Приятная лёгкая истома охватила тело, ставшее воздушным и невесомым.

– Па… – начала я и провалилась в мягкую, глубокую постель, набитую черными пушистыми перьями…

24 августа. Вечер

Я проспала почти весь день и проснулась лишь к ужину. Открыв глаза, я увидела Полли.

– Выспались? – ласково спросила она.

Я сонно мотнула головой и потянулась. В голове плескалась мутная жидкость, которая никак не давала привести мысли в порядок.

– Ваш папа ушёл! – радостно сообщила женщина. – Он удивился, что вы так неожиданно уснули, и решил, что это – переутомление!

– Что я буду делать ночью? – жалобно заканючила я.

– Спать, – не моргнув глазом, сказала Полли. – А если не получится, то я сделаю вам сонный укол.

– Не получится, – я решительно тряхнула головой. – Сделайте его сейчас, я не хочу ужинать, я хочу ещё немного отдохнуть.

– Как скажете, – женщина пожала плечами. – Я как раз захватила нужный шприц! Переворачивайтесь на живот!

Я послушно повернулась.

– Сейчас начнёт действовать, – сказала Полли, прижимая холодную ватку к телу.

– Спасибо, – улыбнулась я. – Полли, а что за коробку оставил отец? Что в ней?

– Не знаю, – женщина растерянно посмотрела на яркую упаковку.

– А давайте её откроем!

– Может быть, лучше завтра?

– Нет, нет, я, хочу сделать это прямо сейчас!

– Как хотите, – Полли зашуршала разноцветным целлофаном и положила мне на кровать большую коробку нежно-розового цвета.

– Открывайте, – кивнула она.

За минуту до того, как я вновь погрузилась в мир сновидений, я сняла картонную крышку. В коробке лежала плюшевая чёрная кошка. Она воинственно топорщила тонкие металлические усы и скалила белые острые зубы, сверкая темно-жёлтым недобрым взглядом.

Я так ничего и не поняла, но лишь успела подумать: «Может быть, в детстве я действительно любила играть подобными игрушками?».

25 августа

Сегодня на улице тепло и сухо. Оконные стекла отпотели, на них исчезли капельки влаги.

«Ну вот, и лето вернулось!» – радостно подумала я, но тут же почувствовала, будто что-то мешает вкусить мне эту радость до конца.

Что это было? Какой-то неприятный осадок остался в душе после вчерашнего дня. Быть может, всему виной странная игрушка? Вряд ли, на первый взгляд в ней нет ничего особенного. Кошка, как кошка. Правда, у неё очень хищное выражение лица. Точнее, морды.

Как обычно, с утра появилась Полли. Она вежливо осведомилась, выспалась ли я, оставила таблетки и незаметно ушла.

Я осталась наедине со своими мыслями. Посидев немного, я поняла, что у меня их нет.

Просто я этого не хочу.

Не хочу думать ни о чем и все!

Щёлкнул дверной замок. Я обернулась. На пороге стоял отец.

– Что-то ты рано сегодня, – сказала я вместо приветствия.

– Стараюсь наверстать то, что упустил вчера, – улыбнулся он.

– На улице хорошо?

– Да. Сегодня довольно сухо, что непривычно в это время для наших краёв. И ветерок такой ласковый, тёплый…

– Золотая осень наступила?

– Что ты, ещё лето не кончилось.

Мы дружно рассмеялись. Я почувствовала, как на душе стало легко, а самое главное – чисто. Тёмное пятно, тяготившее меня, исчезло. Скорее всего, этим пятном было ожидание встречи.

– Извини, я вчера неожиданно заснула, – застенчиво улыбнулась я.

– Пустяки, – он широко улыбнулся. – Тебе необходимо отдыхать, если ты испытываешь в том потребность.

– Как бы мне хотелось выйти погулять! – грустно вздохнула я. – Так соскучилась по свежему воздуху!

– Понимаю, но пока нельзя. Потерпи, Джина, осталось меньше двух недель. Когда тебя выпишут, обещаю, у нас будет много прогулок.

– Скорей бы… – я зажмурилась от удовольствия.

– Уже скоро, – успокоил он меня, немного помолчал и тихо прошептал. – Скоро наступит печальная осень…

– Почему «печальная»? – удивилась я.

– Не обращай внимания, – он смущённо улыбнулся и отвёл взгляд в сторону. – Это я так, о своём.

– Печальной осени не будет! – решительно заявила я. – Потому что мы с тобой будем вместе! А сейчас на улице печальное лето!

– Ну, – он взглянул в окно на залитые солнечным светом деревья. – Я лично сегодня печали не наблюдаю.

– Я говорю не о погоде, – прошептала я. – Я говорю о той печали, которая растворяется в сердце.

– Я понял, – он вновь внимательно на меня посмотрел. – Джина, ты просила рассказать о четвёртом путешествии в прошлое… Ты все ещё этого хочешь?

– Да, – кивнула я.

– Хорошо, – он потёр указательным пальцем лоб, а затем провёл им по подбородку. – Итак, я уже говорил, как ты вела себя, когда вернулась оттуда в третий раз. Тихая, молчаливая, с грузом на душе, о котором знала только ты. Ты привезла печальный багаж печальной осени. Я старался сделать всё, чтобы отвлечь тебя от мрачных мыслей. Куда мы только не ходили, чего я только тебе не покупал! Нет, ты была неприступна, как я ни старался, ты не хотела открыть свою тайну. Естественно, на этот счёту меня имелись определённые догадки. И надо признать, мои худшие опасения подтвердились. Больше всего на свете я не хотел, чтобы твоя печаль была связана с каким-либо мужчиной. Но, как назло, так оно и вышло. Господи, Джина, неужели ты и в самом деле ничего не помнишь?

Его голос прозвучал так раздражённо, что меня невольно передёрнуло. Я удивлённо посмотрела на него и покачала головой.

– Извини, – отец понял, что допустил ошибку. – Просто, в последнее время, нервы на пределе. Носишься, целый день, как сумасшедший и с тобой толком ничего не ясно…

Он с ненавистью посмотрел на обитую мягким дерматином стену.

– В общем, это произошло в один из ненастных осенних вечеров. Мы сидели у камина, да, да, не удивляйся, в наше время все ещё в ходу атрибуты старины. Так вот: мы сидели у камина и, как обычно, молчали. Я налил тебе немного коньяка, и сам решил выпить, чувствовал, что прилично устал. Все было, как обычно – негромко тикали старые часы, каждый из нас о чём-то размышлял. И вдруг ты, пригубив коньяк, прошептала, что раньше такой напиток делали гораздо лучше. Я понял, это – единственная ниточка, которая приведёт к разговору с тобой. И я за неё ухватился.

Ты мне в тот вечер рассказала все. Чувства, которые охватили меня, не передать словами. То во мне закипала ярость, то мне становилось жаль тебя, и на глаза наворачивались слезы! Бедная моя девочка, думал я. Почему, почему это испытание выпало именно на твою долю?