– Хотелось бы, – он сунул руки в карманы брюк и потянулся. – К сожалению, в жизни часто бывает наоборот. Завтра наступает сентябрь, и вместе с его приходом вода в реках и озёрах помутнеет, а рыба поймёт, что настало время уходить в глубину. Так и некоторые люди уходят в глубину, подальше друг от друга и потом замирают в мутной воде, не в силах решить, куда же им двигаться дальше. И уже потом, осознав, что они так и не в состоянии этого понять, просто плывут по течению, все глубже и глубже увязая в илистой взвеси, поднявшейся с замусоренного дна.

– Папа! – негромко позвала я. – Что ты такое говоришь и на что намекаешь? Я так понимаю, ты рассказываешь о людях, которые расстаются друг с другом. Кого ты имеешь в виду? Нас с тобой?

Он повернулся и посмотрел на меня таким выразительным взглядом, что в груди невольно замерло сердце.

– Нет, – тяжело, словно молот ухнул по наковальне, выдохнул он. – В данный момент я говорю не о нас. Я имею в виду тебя и твоего мужа. Видимо, судьбе было угодно, чтобы вы расстались. Но что поделаешь, если это уже произошло…

Он опустил глаза и задумчиво потёр подбородок.

– Мне тяжело об этом рассказывать, Джина, но я знаю, что все равно придётся. Рано или поздно. Так уж лучше сейчас. Прошу тебя принять как должное то, что я буду опускать некоторые детали. Хорошо?

Я молча кивнула.

– Итак, – отец снова засунул руки в карманы брюк и принялся расхаживать по палате. – Как я уже говорил, в конце концов, ты мне все рассказала. Не было в прошлом никакой девушки по имени Дженни, когда ты побывала там в первый раз… Ты сразу встретилась с этим человеком…

– Как его звали? – перебила я.

– Разве сейчас это имеет значение? – он остановился, и его глаза сузились до едва различимых щёлочек. – Может лучше не пытаться восстановить в памяти то, что уже кануло в небытие?

– Для кого как, – уклончиво ответила я.

Отец словно не слышал моего ответа. Немного помолчав, он продолжал:

– И во второй раз ты снова встречалась с ним. Ну а в третий… Он глубоко вздохнул и пристально посмотрел на меня.

– В третий раз… вы стали… мужем и женой. И ты в него влюбилась. Я понял, что в твоей жизни появился другой мужчина и осознал, что начинаю тебя терять. Слепая ревность затмила разум, я страшно вспылил, бросился искать этот чёртов дом, в котором всё произошло…

Но… было уже поздно. Ты влюбилась, Джина и влюбилась навсегда. Но я желал тебе только добра… Поэтому мне пришлось сделать то, что ты просила. Как я тебе уже рассказывал, я не был уверен, что четвёртый переброс закончится удачно. Но в той ситуаций я был вынужден, я был просто обязан довести эксперимент до конца. Иначе твоё бы сердце не выдержало…

Потянулись долгие месяцы кропотливого, изнурительного труда. Ты ходила за мной, словно тень, да, собственно говоря, ты в неё и превратилась – похудела, осунулась… Твоя кожа приобрела болезненный, молочный оттенок, под глазами появились жуткие зелёные круги. Я не спал, и ты не спала. Я не ел, и ты не притрагивалась к пище. Я сидел сутками за своими расчётами, и ты молча сидела рядом, застыв, словно античное мраморное изваяние. Наконец-то ты полностью стала моей, наконец-то мы с тобой стали единым и неделимым целым. Я был счастлив, и ты была счастлива. Да, в то время мы были по-настоящему вместе!

Он ещё раз вздохнул и тоскливо взглянул в окно. Его правая рука скользнула в карман пальто и достала пачку сигарет.

– К сожалению, всё это было временным, – произнёс он, прикуривая. – Я это понимал, и ты это понимала. Просто мы делали вид, что не хотим ничего замечать.

Он обернулся, посмотрел на меня и горько усмехнулся.

– Я знал, что теряю тебя, и ты это знала. В тот момент ты молила только об одном – чтобы я правильно всё рассчитал и сделал практически невозможное. Но я слишком сильно любил тебя. И я это сделал.

Отец судорожно сглотнул, его глаза увлажнились, заблестели, и он повернулся к окну.

– Я нашёл ошибку в расчётах, – в конце этой фразы глухой голос предательски дрогнул. – И я нашёл деньги, чтобы осуществить задуманное.

– И ты всё-таки отправил меня ТУДА? – шёпотом спросила я.

– Я отправил тебя СЮДА, – в голосе отца послышалось лёгкое раздражение, – ровно тринадцать лет назад ты оказалась ЗДЕСЬ.

– И встретилась с этим человеком? – внутри все сжалось в предчувствии неминуемого и ужасного.

– Да, – отец повернул голову и посмотрел на меня в упор. – И вышла за него замуж.

Я откинулась на подушки и замерла. Неизбежное уже стояло на пороге моего Сознания и занесло руку, чтобы постучаться в дверь моей Памяти.

– Что-то мне опять нехорошо, – неожиданно прошептал отец и, отойдя от окна, тяжело опустился на табурет.

– Папа, – я почувствовала, что мои глаза невольно округляются. – Ты весь белый, словно простыня. Что с тобой?

– Пустяки, – отец, невесело усмехнувшись, устало махнул рукой. – Сейчас пройдёт.

– Может, позвать врача?

– Не стоит. He очень-то я люблю принимать эти лекарства. Тем более, здешние, которые по сравнению с нашими абсолютно несовершенны. Не волнуйся, Джина, мне уже действительно легче…

Я беспокойно наблюдала, как он достал носовой платок и промокнул влажный лоб. В тот момент я поняла, что нет больше в мире человека, который бы так самоотверженно и бескорыстно меня любил.

– Джина! – ставший похожим на сухой шелест песка, голос отца прервал мои размышления. – Я, пожалуй, пойду. Дома у меня действительно есть то, что необходимо, то, что реально поможет мне…

«На улице Звезды», – почему-то подумала я, но промолчала и вместо этого поспешно согласилась.

– Конечно, папа. Может, всё-таки крикнуть хотя бы Полли? Она может сделать тебе нужный укол…

– Не надо уколов, – отец болезненно поморщился. – Сердце расшалилось, но это пройдёт. Доберусь до дома, отлежусь…

– Папа! – я понимала, что для решения проблем сейчас не вполне подходящее время, но совладать с собой не могла. – Может быть, на прощание ты ответишь на несколько вопросов? Иначе я опять буду мучиться всю ночь…

– Спрашивай, – он безнадёжно махнул рукой.

– Почему ты упорно не называешь имени моего мужа? Тебе что-то в нём неприятно?

Отец, молча, кивнул головой. Воодушевившись, что разговор всё-таки завязался, я продолжала:

– Но что может быть неприятного в обычном человеческом имени? Оно, что, неприличное?

Теперь он покачал головой.

– Тогда мне совсем непонятно, – скороговоркой выпалила я. – Это имя вызывает у тебя нехорошие ассоциации?

Голова отца не сделала никаких движений, и я, слегка сбившись столку, замолчала.

– Джина, – глухо произнёс он. – Неужели ты и в самом деле ничего не помнишь?

– Нет, – почти честно призналась я. – Абсолютно ничего, папа… Поэтому меня так сильно интересует имя своего мужа… Как всё-таки его звали?

Он поднял на меня налившийся тяжестью взгляд, в котором читалось зарождение ненависти.

– Так же, как и меня, – его голос прозвучал отрывисто и смачно, словно резанул острый нож. – Николас.

1 сентября

Ну, вот и наступил первый день долгожданной печальной осени. Зачем я ждала его? Возможно, где-то в глубине меня теплилась надежда, что осень принесёт в себе успокоение…. Уйдут навязчивые, постоянно терзающие разум мысли, моё состояние начнёт приходить в норму и оправляться от полученных ран…

Я не знала.

Да и никто этого не знал, даже мой отец. Но в глубине души я всё равно на что-то рассчитывала.

Хотя, собственно говоря, на что мне было надеяться?

Мёртвые не воскресают…

Странно, как, в самом деле, странно устроена жизнь! Умер человек, но точно такое же имя носит другой. Что, если именно это и внушило мне, что отец – нечто большее, чем просто «папа»? Опять же на подсознательном уровне…

Итак, моего мужа звали так же, как и моего отца, и отец его не любил. Взяла верх обычная родительская ревность, скорее всего, не произошло ничего серьёзного, что могло бы повлечь за собой разлад.