Это было странно.
17 августа. Вечером
Сыщик вновь расположился перед картиной, тупо уставившись в ярко освещенную поверхность. Сегодня он был крайне немногословен – очевидно, чувствовал себя виноватым за вчерашнее. Николас тоже молчал – выбрав какую-то книгу, погрузился в чтение. Ни кофе, ни коньяка он сегодня не предлагал.
Солнце село. Девушка по-прежнему оставалась на портрете, только сегодня Николасу показалось, будто её взгляд стал холодным и надменным.
– Она мне мстит, – неожиданно произнёс он.
– Что вы сказали? – шумно запыхтел детектив.
– Я говорю, что Она имеет все основания для мести, – Николас кивнул на портрет.
– Почему?
– Потому что я Её бросил.
– Не понимаю… Вы говорили, что она потеряла память после автокатастрофы. Причём здесь вы?
– Не уберёг, – Николас тяжело вздохнул. – Надо было лучше смотреть.
– За всем не уследишь, – детектив деловито почесал в затылке. – Времени не хватит. Или я неправ?
– Нужно стараться, – уклончиво ответил Николас.
– Тоже верно, – сыщик заискивающе посмотрел ему в глаза. Разговор уже завязался, теперь было самое время задать один, давно мучающий вопрос.
– Послушайте, мистер…
– Николас.
– Да, мм… Мистер Николас. У меня к вам довольно деликатная просьба…
– Говорите…
– Просто не знаю, сможете ли вы меня понять…
– Постараюсь, – Николас усмехнулся. – Речь идёт о вчерашней недопитой бутылке бренди?
– Угадали… – детектив густо покраснел.
– А если, так сказать, опять сойдёте с дистанции?
– Да ни в коем случае… – сыщик даже вспотел. – Я же чуть-чуть… Так сказать, для поднятия духа… Чтоб веселей… А призрака мы все равно поймаем, будьте уверены…
– Хотелось бы… – Николас ещё раз усмехнулся, подошёл к бару и приоткрыл дверцу. – Доверяю вам в последний раз…
– Оправдаю… – детектив нетерпеливо заёрзал в кресле. – Доверие… оправдаю…
– Ладно, – Николас щедро плеснул бренди в стакан. – Сознайтесь, что вас просто мучает похмелье…
Он протянул почти полный бокал.
– Больше не дам, – строго сказал он. – Ваше дело, как вы будете с этим управляться. Либо сразу залпом, либо растягивайте на вечер.
– А вы? – с надеждой спросил сыщик.
– Я – пас. Знаете, одно время я специально употреблял спиртное. Каждый день, несколько месяцев кряду. Хотел заглушить душевную боль и почувствовать ощущения регулярно пьющих людей. Я бы не сказал, что они приятны. К тому же, на исходе второго месяца у меня начались алкогольные галлюцинации. Слышались какие-то голоса, виделись какие-то люди… Бр-р! Я уже говорил, что сделал это специально… Чтобы потом почувствовать отвращение к спиртному на всю жизнь… Теперь мне к нему вообще нежелательно прикасаться. И так постоянно что-нибудь кажется. Я нахожусь на грани нервного срыва…
– Может, стоит немного расслабиться? – детектив сделал большой глоток и блаженно улыбнулся. – Например, поехать в город, провести ночь в компании каких-нибудь «скромных» девушек?
– Нет, – сухо отрезал Николас, – исключено…
– Но почему? Я знаю, в последнее время вы ведёте довольно уединённый образ жизни…
– Почему? – переспросил Николас и нахмурился. – Да потому что мой сегодняшний образ жизни – это единственное, в чем я остался чист перед Ней. Я не хочу уподобляться другим…
Сыщик отхлебнул ещё. Улыбка стала шире.
– Значит, храните верность, – в голосе чувствовалось опьянение. – Но ведь неизвестно, когда вашу жену выпустят из клиники? Сколько, по-вашему, она ещё там пробудет? Месяц, полгода, год?
– Всю жизнь, – тихо ответил Николас.
– Что? Всю жизнь? Ха-ха-ха! И что вы собираетесь сделать? Добровольно запаковать себя в целлофан? Ха-ха-ха! Постричься в монахи? Ха-ха-ха!
– Значит так, – Николас посмотрел на него в упор. – Либо вы затыкаетесь, либо я вышвырну вас отсюда вон.
Детектив поспешно допил остатки бренди. В комнате вновь воцарилась тишина.
18 августа. Ночью
Вопреки своим обещаниям, детектив всё-таки уснул. Часы в гостиной пробили полночь. Николас посмотрел на спящего и брезгливо поморщился.
– Почему судьба посылает мне идиотов?
Ответа не было.
Откровенно говоря, Николас не особо нуждался в помощнике – жизнь распорядилась так, что постоянно приходилось всё делать самому. Многочисленные друзья и компаньоны постепенно исчезали, отсеивались за ненадобностью, в связи с неспособностью оказывать реальную помощь. Николас не расстраивался – мысль о том, что люди несостоятельны в делах и поступках, с каждым днём всё сильнее укоренялась в его сознании.
Детектив спал счастливым, пьяным сном, открыв рот и выпустив пару струек белёсой пенистой слюны. Николас ещё раз внимательно окинул его взглядом, достал сигарету и закурил.
– Не впервой, – он придвинул стул и уселся рядом со спящим. – Что ж, Дженни, сегодня я снова буду ждать Тебя в одиночестве.
Девушка пристально глядела вдаль. Темные карие глаза, обрамлённые длинными пушистыми ресницами, теперь уже не казались Николасу чрезмерно суровыми. В них появилась мягкость и добродушие, словно она начала его понимать.
– Скоро сентябрь, – Николас медленно выдохнул табачный дым. – Природа постарается затаиться, вода в реках и озёрах станет мутной, рыба уйдёт в глубину. Вот так и Ты ушла от меня два года назад. Зачем? Во имя чего? Об этом я Тебя так и не спросил.
Он немного помолчал.
– Помнишь наши встречи, когда мы только что познакомились? Прогулки тёмными осенними вечерами в заброшенных городских парках?
Он откинулся на спинку и положил ногу на ногу.
– Ты не находишь, что все в нашей жизни связано с сентябрём? В сентябре мы встретились, в сентябре у тебя – день рождения, даже все эти роковые события начались в преддверии сентября. Забавно, но уже третий год события происходят с хронологической точностью – всё начинается в одно и то же время. Два года подряд они имели плачевный финал. Каким же он будет сейчас?
Девушка молчала. Только в её глазах цвета тёмного шоколада появилась едва заметная горечь. Горечь отцветающего дикорастущего миндаля.
– Я знаю, – продолжал Николас, – что Ты хочешь многое мне сказать, просто нет возможности. За этим Ты сюда и приходишь. Но для чего… зачем совершать то, что потом надо исправлять? Не проще ли оставить все, как есть? Или Ты заранее это спланировала? Специально ушла в глубину на время…
В доме погас свет. Николас даже не пошевелился – внутренне он ожидал подобного. Яркая луна быстро наполнила комнату зыбким серебристым сиянием. Но в этом мерцающем свете взгляд девушки показался Николасу ближе и теплее.
– Я знаю, – глухо вымолвил он. – Я виноват перед тобой. Прости, если сможешь…
Дверная ручка медленно повернулась. Николас обернулся, по лицу пробежала судорога. Вскочив, он бросился к двери и навалился на неё плечом.
– Нет! – гулко выдохнул он. – Нет, не сейчас! Я ещё не готов! Понимаешь?
– Ник! – из-за дверей послышался тихий шёпот. – Пожалуйста, впусти… Мне ужасно холодно…
– Не-хе-хет! – захрипел Николас, ещё сильнее налегая на дверь. – Уходи! Прошу Тебя, уходи! Я… я сам приеду к Тебе!
– Когда? – Николасу показалось, что шёпот раздаётся внутри него.
– Завтра! Я приеду завтра!
– Обещаешь?
– Да, – Николас вытер лоб ладонью. – Обещаю…
– Я всегда тебе верила, Ник…
Дверная ручка замерла. Николас ещё немного постоял, сжимая её и вслушиваясь в то, что происходит за дверью. Но ничего не услышал, кроме давящей на уши тишины.
Потом медленно отошёл к бару, достал бутылку бренди и выпил всю, до дна, прямо из горлышка.
– Скоро Ты получишь то, что хочешь, – он невесело улыбнулся и посмотрел на портрет, освещенный лунным сиянием.
Девушки на картине не было.
18 августа. Глубокой ночью
Я уже устала от постоянных пробуждений, но ничего не могу с собой поделать. За последнее время я стала настолько близка к Нику, что полностью улавливаю его настроение. Я знаю, о чём он думает, что говорит, предвижу, что он собирается сделать. Наверное, мутная взвесь, наконец-то осела, и мы вновь плывём навстречу друг другу после долгого блуждания в тёмных осенних водах. Печальная осень приближается, но у меня такое ощущение, что она, наоборот, покидает наши сердца. И теперь, вглядываясь в ночную запотевшую темноту, я чётко вижу в ней двух людей, между которыми невидимая рука рисует знак равенства.