- Конечно, - ответил Сэм. - Ты же придешь на ужин сегодня, Ева? Я отвезу тебя домой, когда будешь готова.
- Спасибо, сэр, - прошептала она. Ее рот был очень сухой, а руки дрожали.
Майкл обнял ее и повел к выходу. Сэм помог ей спуститься по лестнице, и теплая кожа перчаток ощущалась почти как человеческая кожа. От этого она снова инстинктивно задрожала. Она решила, что ей намного больше нравилось тепло прикосновения Майкла.
Сэм сложил лестницу передвижной установки и закрыл дверь, и они смотрели, как она скользила прочь, гладкая, как барракуда. Тогда дед Майкла отвел их в тень, снял шляпу и очки и сказал:
- Вы оба с ума сошли или просто глупые? Зачем вы пошли сюда, если не должны?
- Хороший вопрос, - ответила Ева и засмеялась. Это был истерический смех, и она прижала руки ко рту, чтобы прекратить его. Хихиканье продолжилось, и ей пришлось быстро заморгать, чтобы не потекли слезы. - В то время это казалось хорошей идеей?
- Мы хотели узнать, почему Моника заставляла наших одноклассников стать донорами, - сказал Майкл. - Ты знаешь?
Это было... прямолинейно. На грани агрессии, подумала Ева.
Сэм глянул на внука и сменил тему.
- Оставь дочь мэра в покое, Майкл. Она не стоит твоего времени. Такие люди саморазрушаются или меняются, но это ее дело, а не твое.
- Она нанесла много вреда, - сказал Майкл. - Что насчет того, что она сделала Шейну и его семье?
- Я сожалею о твоем друге, но он и его родители ушли. Покинули Морганвилль. Перестаньте думать о мести и начните думать о своем будущем, ребята.
- О, я уже подумал, - отрезал Майкл. - Я свалю из этого места, как только смогу. Я уже поговорил об этом с мамой и папой. Они планируют переехать, ты не знал? Они уже подали заявку и получили выездные документы, чтобы поехать на восточное побережье, так что маме проведут операцию в следующем году. И когда мне исполнится восемнадцать, я уеду.
- Я знаю о твоих родителях, - ответил Сэм. - Я поддерживаю их решение. По поводу твоего я не уверен. Морганвилль - это все, что ты знаешь, Майкл. Ты не имеешь ни малейшего представления о том, как жесток внешний мир для одинокого ребенка.
- Я не ребенок, - сказал Майкл. - Хватит меня так называть, дедушка.
Он оттолкнулся и ушел в школу, оставив Сэма стоять там. Ева чувствовала себя неловко, и она протянула руку, чтобы легко дотронуться до руки мужчины.
- Извините, - сказала она. - Он, эээ, он не серьезно. Он просто расстроен.
- Знаю, - ответил Сэм. - Это не просто для него с больной мамой; потеря лучшего друга делает все только хуже. Я рад, что у него все еще есть ты.
- Я? Эм... Я просто... - Ева пыталась подобрать определение, кем она была. - Друг.
- Ему нужны друзья, - сказал Сэм. Его глаза были печальными, но он все-таки улыбнулся ей. - Нам всем нужны друзья. То, что я сказал ему, относится и к тебе, Ева. Оставь Монику Моррелл в покое.
- Вопрос в том, как заставить ее оставить меня в покое.
Он покачал головой, надел шляпу и очки и вышел на солнце, быстро уходя.
Ева вздрогнула от яркого солнечного света и пошла в школу. Майкла нигде не было видно... но позже она нашла записку, просунутую в ее шкафчик. Она осторожно открыла ее; Моника и ее приятельницы всегда писали гневные письма. Но в этом было только слово спасибо и подрисованная снизу маленькая гитара... и она знала, это было от него.
- Любовные записки? - раздался голос Моники прямо у нее за плечом, и Ева почти порвала бумажку пополам, судорожно вздрогнув. Она повернулась, врезавшись в шкафчик достаточно сильно, чтобы остался синяк, и сунула записку в книгу. - От кого, от Вонючки Джорджа? Это явно кто-то из лузеров.
Оставьте Монику в покое. Она почти слышала голос Сэма около ее уха, но что он знал, в самом деле, о том, чтобы быть зажатой девочкой в коридоре средней школы кем-то, кто ест слабых?
Ева повернулась, посмотрела Монике прямо в лицо и сказала:
- Джорджу, может, и стоило бы принять ванну, но он умнее тебя, и он всегда может принять душ. Ты всегда же будешь тупой как дурацкий большой пакет.
Моника вскинула руку. Ева согнула колени, быстро падая, удар пришелся выше и попал прямо в металлическую дверцу шкафчика. Что-то оборвалось с приглушенным звуком, и Моника издала сдавленный, не верящий крик боли. Только тогда Ева поняла, что та была без единого обычного бэк-вокалиста. Только Моника Моррелл. Одна.
Ева сделала шаг, пока Моника прижимала сломанную руку к груди, большие глаза наполнились слезами от боли. Она действительно почувствовала укол сочувствия - чуть-чуть. Она помнит, каково это, получить травму. У нее их было достаточно.
- Небольшой совет, - сказала Ева. Она вдруг поняла, что была выше Моники и чувствовала себя сильнее, когда Моника вздрогнула. - Держись подальше от Майкла Гласса. Ты ранила его друга. Он этого не забудет.
Ева захлопнула свой шкафчик, покрутила замок и ушла. Моника что-то крикнула ей, но Ева просто ответила средним пальцем и не оглядывалась.
На этот раз она разобрала крик.
- Ты пожалеешь! - сказала Моника. - Ты дрянь! Брендон тоже мой Покровитель! Подожди, пока тебе исполнится восемнадцать, сучка - он заставит тебя заплатить!
Ну блин, подумала Ева, открыла дверь, накинула рюкзак и пошла домой. Думаю, я должна была подумать об этом.
Она никогда не позволит Брендону укусить ее. Никогда.
Даже если ей придется разорвать контракт, бросить его ему в лицо и скрываться всю жизнь.
Она представила, как это будет, когда Майкл Гласс подошел к ней. Он нес свою гитару в мягком футляре с полным отсутствием книг. С другой стороны, он был умным парнем; наверно, ему не нужно было учить так, как ей.
Ее сердце снова затрепетало, когда он присоединился к ней.
- Прости, что подслушивал, - сказал он. - У меня выступление в Common Grounds. Хочешь пойти?
- Конечно, - ответила она также небрежно, словно это не значило для нее все на свете. - Почему нет?
Она могла беспокоиться о будущем позже.
Первый день твоей оставшейся жизни
Это был мой первый короткий рассказ по Морганвиллю, опубликованный в фантастической коллекции "Много кровавых возвращений" Шарлин Харрис и Тони Л. П. Кельнер. Потому что когда Шарлин Харрис спрашивает вас, не хотели бы вы внести свой вклад в антологию, темой которой является "вампиры и дни рождения", вы определенно ответите да.
Я обнаружила, что у меня был идеальный день рождения для обсуждения: Евино восемнадцатилетие, на котором она должна была сделать выбор, либо быть хорошей жительницей Морганвилля, подписав ее соглашение о защите, и вписаться... или быть Евой. Думаю, вы уже знаете ответ, но за этим весело наблюдать.
Небольшой факт - адрес Стеклянного дома представляет собой комбинацию из цифр моей первой комнаты в общежитии колледжа и книги Стивена Кинга: 716 Лот-стрит (как Salem’s Lot).
Восемнадцатый день рождения в Морганвилле отмечается, как правило, одним из двух способов: первый – совершенно бесполезное времяпрепровождение со своими друзьями, и второй – принимая решения, одно страшнее другого, о том, как выживать в дальнейшем.
Не то чтобы когда-то существовала комбинация этих двух способов.
Мой восемнадцатый день рождения был проведен в задней части рыже-оранжевого фургона «Гуд Таимс», а в список приглашённых вошли те морганвилльцы, кто наименее разыскиваем в Техасе.
Я – Ева Россер. Количество людей, подписанных в моём ежегоднике, всего пять. Под двумя из них была подпись: «До встречи, лузер». Если интересует число людей, которых я бы хотела видеть подписанными в моём ежегоднике, то оно равняется нулю. Ну, это всего лишь моя точка зрения.
Там была моя лучшая подруга, Джейн, и её младшая сестра Миранда. Джейн была хорошей – вроде как скучная, но очень серьёзная, и это с её-то именем. С рождения не укладывалась в общественные рамки. Она творила интересные вещи, но меня это не интересовало. Всевозможная агрессивная музыка 80-х годов, на первый взгляд, в сочетании с фургоном заставила меня думать, будто он сделан в тогдашние времена, а не в наши дни. Слово «винтаж» обычно помогало ей после домашней потасовки, как, например, духи «Алхимическая лаборатория Черного Феникса» из её линии «Дьявольские стихии», хотя я лично предпочитаю «Траурные масла».