Четырнадцать лет: учеба в школе, конспирация, военные занятия. Вечером, после комендантского часа, Збышек мастерит дома.

Зенек Дмоховский тоже мастерит с увлечением, и они часто работают вместе, но даже Зенек не знает, кому Збышек передает потом эти красивые миниатюрные танки и броневики. А Збышек установил контакт с 8-й ротой подпольной школы подхорунжих Армии Крайовой. Этот контакт он целиком относит за счет своих способностей модельщика. В школе подхорунжих большая потребность в макетах танков. Тем более, что его модели полностью отвечают оригиналам. Збышек даже отважился пойти в немецкий книжный магазин и… подписаться на несколько военных журналов, в том числе на ежемесячный журнал «Танковые войска», журналы по саперному делу и кое-какие другие. И — о диво! — подписку у него приняли.

Правда, теперь ему приходится усидчиво работать, чтобы углубить свое знание немецкого языка, но зато в этих журналах он находит столько нужных материалов, даже схемы минирования дорог, мостов и железнодорожных путей, которые так необходимы.

Находчивость и работоспособность прокладывают ему дорогу в школу подхорунжих; но все же ему с большим трудом удается убедить командование 8-й роты, что в свои четырнадцать лет он может быть принят в эту школу. Наконец выносится решение: принять в качестве вольного слушателя! Пусть даже сдает экзамены, но с назначением в отряд должен будет подождать. Возражения обоснованы: в школу подхорунжих принимают с восемнадцати лет.

Тогда он решает: «Раз по окончании школы подхорунжих мне не дадут конкретного назначения, буду и дальше оставаться во взводе „Вестерплятте“. Но никто не должен об этом знать, даже Зенек!..»

Год 1943. Окончание коммерческого училища. Основное механическое училище на площади Трех Крестов, работа на немецком электромеханическом заводе на Повисле. Первые контакты с рабочей молодежью и сознание того, что большинство тех, с кем он вместе работает, уже вовлечены в подпольную деятельность.

Ему пятнадцать лет, и неважно, к какой подпольной организации, к какой группировке принадлежат его товарищи. Важно, что они думают так же, как он, что они ненавидят гитлеровцев, что подвергают себя опасности во имя одного и того же дела. Важно то, что сосед по станку, чумазый Метек, дня через два совместной работы скажет ему доверительно:

— Берегись вон того мастера, он шпик! — и понимающе подмигнет. А потом сообщит:

— Этому и вот этому можешь доверять, это свои люди…

На заводе изготавливают предохранители, муфты, соединения и электрооборудование для немецких самолетов. И за это завод дает своим рабочим так называемый «хороший аусвайс» — документ, к которому с уважением относятся жандармы во время облав и проверок. Аусвайс облегчает передвижение по городу, и Збышека это очень устраивает. Меньше устраивает его работа на немцев. Но он вскоре убеждается, что многие работают здесь не только ради аусвайса; что на этом немецком заводе втайне изготавливаются автоматы и пистолеты и что делают это — с огромным риском — подчас такие же, как и он, мальчишки.

Сознание риска возбуждает, распаляет воображение. А военная организация продолжает во всем ограничивать молодых парнишек! Они становятся все более нетерпеливыми. Столько происходит вокруг них — и все без их участия! Гитлеровцы свирепеют: стены домов ежедневно краснеют немецкими плакатами с именами расстрелянных поляков; почти каждый день на какой-нибудь из варшавских улиц раздаются залпы карательных взводов, а по городу проносятся, воя сиренами, машины с немецкими жандармами. Тюрьма Павяк переполнена, по ночам слышен стук пулеметов в развалинах бывшего гетто, ползут страшные слухи об истязаниях на аллее Шуха… И постоянно распространяются по Варшаве сведения о смелых акциях солдат подполья: отбиты заключенные на Медовой улице; совершено нападение на байк и вывезено 100 миллионов злотых — вся контрибуция, которую немцы наложили на жителей Варшавы; подразделение СА, маршировавшее по Уяздовским Аллеям, забросали гранатами и о многих других действиях…

А почему они должны только ждать?

— Зенек, устроим сегодня набег?

— А что, устроим!

Притаившись в темноте за углом какой-то улицы в центре города, в Старом Мясте, они высматривают свою жертву.

Есть! Впереди идет гитлеровский солдат. Кобура с пистолетом оттягивает ему пояс. Прыжок! Збышек приставляет к спине немца кусок какого-то металла. Зенек заходит спереди и кричит:

— Хенде хох!

Немец послушно поднимает руки вверх. Тогда Збышек одним взмахом ножа срезает у него пистолет с кобурой. Опять прыжок — в пролом в стене, потом знакомые проходные ворота. Они уже на другой улице. Удалось!..

Такие самовольные действия решительно запрещаются организацией и рассматриваются как неподчинение. Збышек знает, что, если об этом узнают, он в тот же день вылетит из школы подхорунжих. И все же не может удержаться. Хватит с него этого ожидания!

Все более нетерпеливой становится вся варшавская молодежь.

Поздняя осень, а может быть, уже и зима 1943/44 года. Збышек уже сдал экзамены в школе подхорунжих. Все его поздравляют. Потом приглашают на торжественное вручение дипломов. Какая-то квартира на Белянской улице. Группа высших офицеров Армии Крайовой, среди них Радослав и Тур, и они — лучшие ученики своих курсов. Среди приглашенных гостей находится и мать Збышека Ирена Жоховская. Диплом Збышека — погон, обшитый белым и красно-фиолетовым шнурком подхорунжего. И опять ему говорят: исполнится тебе семнадцать лет, тогда получишь звание и направление в отряд. Ждать этого уже недолго.

Збышек быстро подсчитывает, когда это будет: как раз 2 августа. И с той поры ежедневно зачеркивает в своем календаре дни, отделяющие его от этой даты.

Июльский вечер 1944 года. Збышек зачеркивает в этот вечер еще один день в своем календаре. Осталось всего несколько дней… Уже миновал комендантский час. Город кажется пустым и тихим. Никто не опускает черных штор на окнах и не зажигает света. После жаркого дня все окна открыты. В тишине вечера откуда-то далеко из-за Вислы доносится ясный гул орудий.

— Уже недолго осталось! — говорит Зенек, и Збышек думает так же.

В течение этого дня они отвозили в Саксонский парк и на Французскую улицу оружие, добытое у немцев. Некоторое время тому назад командир взвода «Вестерплятте» дал им официальное разрешение добывать оружие, которое затем надо было складывать в Саксонском парке. Сегодня, направляясь туда, они едва протиснулись через мост Понятовского, так он был забит повозками, фургонами и машинами.

Уже который день подряд, по вечерам, доносится с востока гул далекой артиллерийской канонады, а по улицам Праги, по всем варшавским мостам и воздушным артериям в направлении на запад, день и ночь тянутся кавалькады удирающих от приближающегося фронта фольксдойче, немецких колонистов и различных коллаборационистов, перемешавшихся в ужасном беспорядке с недобитыми частями вермахта и военных вспомогательных отрядов. Тысячи их транспортов образуют пробки на мостах, парализуют уличное движение, увеличивают панику среди немцев.

— Знал бы ты, что делается на вокзалах! — рассказывает Зенек Збышеку. — Ад!.. Один поезд штурмуют тысячи — с чемоданами, сундуками, плачущими детьми. Посмотрел бы ты сейчас на эту «высшую расу»!

Впрочем, им и не нужно идти на вокзал, чтобы увидеть панику среди немцев. Улица Виляновска расположена в так называемом «немецком» районе. Достаточно поглядеть на то, что творится вокруг них. Из каменного дома, в котором живет Збышек, вымело почти всех немцев. И везде по соседству такой же беспорядок…

— Вот бы сейчас ударить! — размышляет вслух шестнадцатилетний подхорунжий. — Ведь это не просто бегство, это паника!

Об этом же думает Зенек. И другие подростки из подполья. Об этом же думает вся Варшава. Нанести удар! Ускорить день освобождения!

Но такого приказа нет. Приказано, правда, быть в состоянии боевой готовности. Дано разрешение добывать оружие. Значит, собирают оружие. А с какой целью? Известно — будет сражение! Кто-то приносит последние вести: части народного Войска Польского уже в Люблине, а советские войска приближаются к Висле!..

— Вот бы договориться сейчас! Мы с этой стороны, они — с той!..

Откуда могут знать эти молодые восторженные юноши, готовые ради Родины отдать свою жизнь, откуда может знать вся Варшава, что реакционное командование Армии Крайовой менее всего заинтересовано в том, чтобы «договориться». Для лондонского эмигрантского сборища, считающего себя единственным польским правительством, Варшава только козырь в борьбе с «коммуной», и только с этой точки зрения решают они вопрос о начале восстания: использовать настроение жителей города и жажду молодежи начать сражение, захватить Варшаву, остановить перед ней советские войска и вынудить их вести переговоры. Затем дать сражение за власть в Польше.

Эти молодые восторженные юноши не могли знать, что в пылу всех этих политических интриг командование Армии Крайовой упустило самый выгодный с военной точки зрения момент для начала восстания: момент, когда паника еще парализует силы немцев в городе, когда неожиданным ударом можно захватить мосты и главные артерии коммуникаций. Приказ будет дан, когда через Варшаву на другой берег Вислы уже сумеют переправиться — стянутые сюда из Италии! — отборные дивизии СС и вермахта, которые на предполье Праги и по всей линии Вислы остановят на несколько месяцев советские войска.

А пока наступление еще продолжается. Что ни ночь — воздушная тревога, все более близкие разрывы бомб. И даже днем в варшавском небе ведутся ожесточенные воздушные бои, а по Варшаве разносятся всё более волнующие вести: советские танки уже под Пустельником! Отвоцк взят! В Рембертуве уже нет немцев!..