Старый Профессор посмотрел на него с некоторым беспокойством.

– Младшим из присутствующих здесь, – заявил он докторально, – не мешало бы однажды лечь спать.

– Почему однажды? – не понял Профессор.

– А вы предпочитаете, чтобы они ложились дважды? – парировал Старый Профессор.

Просто Профессор зааплодировал.

– Этот ребенок великолепен! – сказал он Сильви. – Кто бы еще мог так скоро добраться до первопричины вопроса! Конечно, дважды спать не ложатся. Для этого нужно расчлениться надвое.

Услышав это, Бруно моментально расхотел спать.

– Я не хочу расчленяться надвое, – решительно сказал он.

– А жаль, – сказал Старый Профессор, взяв костяной нож для бумаги. – Я мог бы отлично расчленить вас на диаграмме. Пожалуй, я так и сделаю, только вот у меня тупой мел.

– Зато нож острый, – воскликнула Сильви в тревоге, потому что Старый Профессор весьма неосторожно держал нож. – Вы запросто можете порезаться.

– Если порежетесь, отдайте, пожалуйста, нож мне, – осторожно предложил Бруно.

Не обращая внимания на его слова, Старый Профессор начертил на аспидной доске длинный вертикальный отрезок.

– Вот, – сказал он, пользуясь ножом, словно указкой, – схематически изобразим человека в виде отрезка. Обозначим его точками А и В, а посередине поставим точку С. Отрезок в этой точке расчленяется на две половины. А потом каждую из них еще можно расчленить.

– В общем, – сказал Бруно, – был один отрезок, а теперь несколько, и все  – членисто-многие.

Здесь вмешался просто Профессор, поскольку Старый Профессор был слишком озадачен, чтобы строить свою диаграмму дальше:

– Я не заходил так далеко. Я имел в виду психическое расчленение, или, если хотите, распад личности.

Старому Профессору тут же всё стало понятно.

– Конечно, – сказал он. – Распад личности – это серьезно. Я имел дело с совершенно распавшимися личностями. Прикоснешься к такому каленым железом, а он только через многие годы что-то почувствует.

– И вы прикасались к этим несчастным каленым железом?! – ужаснулась Сильви.

– Ну, сейчас уже не могу сказать так точно, – ответил Старый Профессор. – Железом или другим металлом. Но бывают и такие распавшиеся личности, что вообще ничего не ощущают. Всей их жизни на это не хватит. Только далекие потомки смогут что-то ощутить.

– Не хотел бы я быть их потомком, – пришел к заключению Бруно. – А вы, мистер-сэр, хотели бы страдать вместо других?

– Увы, наша жизнь состоит не только из удовольствий… – Я влез в разговор, как слон в посудную лавку, чтобы скрыть смущение, что меня обнаружили. – Разве в своей собственной жизни вы всегда испытываете удовольствия, Бруно?

– Не всегда, – серьезно сказал он. – Иногда, когда я слишком счастлив, мне хочется быть немного несчастным, вот и всё. Тогда я говорю об этом Сильви, и она сажает меня за уроки.

– Жаль, что вы не любите уроков, – сказал я. – Берите пример с сестры. Она так же занята, как день длинен.

– Хорошо, я это учту! – сказал Бруно.

– Нет, нет, – поправила Сильви. – Лучше сказать: вы столь же заняты, как день короток!

– А в чем разница? – спросил Бруно. – Мистер-сэр, я так и не понял: день – короткий или длинный? По-моему, у него всегда одна длина.

Я никогда не ставил перед собой подобных вопросов и решил переадресовать сомнение моего юного друга ученым. Просто Профессор уклонился от ответа, уступив Старому Профессору. Тот протер очки, минуту поразмыслил и сказал:

– Друг мой, день, как и все на свете, обладает длительностью во времени, равно как и длительность во времени относится ко всему на свете.

И продолжил шлифовать платком очки, словно желая превратить их в окуляры микроскопа.

Дети долго молчали, обдумывая глубокомысленный ответ патриарха науки. 

– Ну, разве он не мудрец? – только и смог выговорить в конце концов Бруно.

Сильви ответила:

– Если бы я была такой же мудрой, то все время ходила бы с головной болью – никаких сомнений!

– Вы, кажется, разговариваете с кем-то, кого здесь нет, – заметил Профессор, оборачиваясь к детям. – Кто это?

Бруно прикинулся удивленным:

– Я никогда не говорю с теми, кого не знаю! – невинно ответил он. – Это невоспитанность. Нет уж, пускай он сперва появится, а потом уже я с ним буду разговаривать.

Профессора это как будто убедило, но он все же бросил испытующий взгляд в мою сторону. Конечно, меня он увидеть не мог.

– Другого Старого Профессора здесь нет. Впрочем, первый тоже куда-то подевался. Дети! Давайте-ка его поищем!

Дети мгновенно вскочили.

– А где его искать? – спросила Сильви.

– Где-нибудь! – возбужденно крикнул Профессор. – Только поскорее!

И он стал носиться по комнате, поднимая стулья, как будто надеялся обнаружить своего коллегу именно там.

Бруно вспомнил слова о том, что Старый Профессор однажды «ушел с головой в книгу». Он осторожно обеими руками вынул книгу из шкафа, быстро открыл ее и сказал:

– Его там нет.

– Его там и не могло быть! – возмутилась Сильви.

– Конечно, нет, – согласился Бруно, – а то бы вытряс его оттуда.

– А он когда-нибудь раньше пропадал? – Сильви на всякий случай заглянула под коврик.

– Дайте подумать, – сказал Профессор. – Однажды он потерялся в лесу… Но тогда он что-то кричал. Не помню, кажется: ау!

– Почему же он сейчас не кричал ау? – спросил Бруно. – Может быть, он не так уж далеко?

– Тогда попытаемся позвать его, – предложил Профессор.

– А что мы будем кричать? – спросила Сильви.

– Погодите кричать, – ответил Профессор. – А то может услышать Заправитель. Он в последнее время стал каким-то непредсказуемым.

Это замечание вернуло бедных детей к той самой реальности, о которой им сегодня так много говорили. Они вспомнили обо всех своих неприятностях. Бруно опустился на пол и зарыдал:

– Он прямо озверел! Разрешает своему Жаборонку воровать наши игрушки. И кормит нас всякой падалью!

– Что вы сегодня ели на обед? – обеспокоился Профессор.

– Дохлую ворону! – пожаловался Бруно.

– Он подразумевает пирог с дроздами, – пояснила Сильви.

– Нет, дохлую ворону! – упирался Бруно. – Был еще яблочный пудинг, но его весь сожрал этот Жаборонок, даже корочки не оставил.

– А я попросила апельсин, и мне его тоже не дали, – подтвердила Сильви рассказ брата, которого она сейчас гладила по голове.

– Это правда, милый Профессор. Они обращаются с Бруно просто безобразно. И меня тоже не любят, – добавила она так, словно говорила о чем-то несущественном.

Профессор вынул из кармана большой красный платок, вытер глаза и сказал:

– Я очень хочу вам помочь, дорогие дети. Но что я могу сделать?

– Мы знаем тайную дорогу в Фейляндию, где скрывается наш отец, – сказала Сильви. – Но Садовник нас не выпускает.

– Значит, ему запрещено открывать калитку для вас? – уточнил Профессор.

– Для нас – да, – сказала Сильви. – Но для вас он ее, может быть, и откроет. Дорогой Профессор, пожалуйста, попросите его!

– Сию же секунду! – воскликнул Профессор.

У Бруно моментально высохли слезы, и он сказал мне:

– Вот, сэр, разве он не умница!

– Еще какой! – ответил я, но Профессор на сей раз ничего не заподозрил.

Он надел кепку с помпоном, взял одну из тростей Старого Профессора и так объяснил свои действия:

– Палка в руках ученого внушает окружающим особое почтение к нему. Идемте, дети.

И мы вышли в сад.

– Вы пока помолчите, – сказал Профессор. – Говорить буду я. Важно взять сразу же верный тон. Сначала несколько дежурных фраз о погоде. Заодно справлюсь, не видел ли он Старого Профессора. Это принесет нам двойную выгоду: во-первых, мы установим контакт, во-вторых, может быть, узнаем что-нибудь о нашем старом друге.

По пути мы наткнулись на мишень, сделанную специально для Жаборонка, собиравшегося поразить Посла своими талантами.

– Ну и ну! – воскликнул Профессор, указывая на отверстие в самом центре. – Он впервые в жизни стрелял из лука и угодил прямо в яблочко.