Бруно тщательно исследовал отверстие и заключил:

– Не мог он никуда угодить. Зубами в яблочко он бы еще не промахнулся…

Найти Садовника не составило никакого труда. Хотя его не видно было за деревьями, но его ужасный голос и не менее ужасная песня задали нам совершенно безошибочное направление. И чем ближе мы подходили, тем яснее разбирали слова:

– Он думал, глядя в небеса,

Что там орел летал,

Но понял он, разув глаза,

Что это интеграл.

На вашем месте я б, мой друг,

Так поздно не гулял!

– И как он не боится простуды? – тихонько спросил Бруно.

– Если б было сыро, – предположила Сильви, – он бы поостерегся.

– И чего, он, интересно, ждал? – продолжал Бруно. – Но, заметь, к нему под видом орла прицепился какой-то интриган. Не случилось бы с ним чево-нибудь ужасного.

– А с ним и случалось много ужасного, – констатировал Профессор. – Его жизнь – сплошной роман ужасов. Оттого он и рехнулся. Но именно это и придает его песне особый шарм.

– Зато его жизнь не была скучной, – сказала Сильви: она во всем искала утешительные стороны.

– И вы можете так говорить! – воскликнул Профессор с укором.

– Конечно, может! – сказал Бруно. – Раз говорит, значит – может.

Мы подошли к Садовнику. Он, как всегда, стоя на одной ноге, поливал куртину, хотя в лейке давно уже не было ни капли.

– Там же нет воды! – сказал Бруно, потянув его за рукав.

– Тем лучше! – ответил Садовник. – Когда в лейке много воды, начинают болеть руки.

И продолжил оба занятия – полив и пение. Причем трудно сказать, какое из них было более бессмысленным.

– А по ночам становится сыро! – заметила Сильви.

– Скажите, сударь, – спросил Профессор, – когда вы заняты выниманием грунта и пением, не привлекает ли ваше внимание внимающий вам Старый Профессор, вроде меня?

– Нет, сэр, – ответил Садовник. – Странного Профессора, вроде вас, я из грунта не вынимал.

– Тогда обсудим другой предмет, не столь животрепещущий, – мягко сказал Профессор. – Дети говорили, что вы не открываете для них садовую калитку…

Дети подтвердили.

– И я стал опасаться, что вы ее не открываете никому… – очень осторожно закончил Профессор.

– Мы просим вас открыть калитку для нашего обожаемого Профессора, – сказала Сильви.

– Тут имеется один лживотрепещущий вопрос, – сказал Садовник. – Для вашего обижаемого Профессора я ее открыть могу, но не для детей. Я не могу нарушить правило. Ни за какие деньги.

Он достал связку ключей – множество маленьких и только один большой – и отправился к выходу.

– Вот и отлично, – заметил Профессор. – Значит, деньги мы сэкономим.

– Разумеется, – подтвердила Сильви. – Поскольку мы выйдем с вами, ему не придется специально отпирать калитку для нас.

Садовник долго мучился, терпеливо пробуя все маленькие ключи, но ни один из них не подошел. Тогда Профессор рискнул предположить:

– Но почему бы не попробовать большой ключ? По моим скромным наблюдениям, дверь удобнее открывать тем ключом, который для нее предназначен.

Наблюдение Профессора не замедлило блистательно подтвердиться на опыте. Затем Садовник протянул руку за деньгами, но Профессор покачал головой и вместо денег дал ему разъяснение:

– Вы поступаете в соответствии с правилами, отпирая дверь для меня. Вы последовали Закону Номер Один, а теперь мы выйдем в соответствии с Законом Номер Три.

Садовник, не произнеся ни единого слова, позволил нам выйти и снова затянул свою заунывную песню:

– Большим ключом дверь отпер он

И выпустил ребят.

Вдруг перед ним возник Закон –

Нет, целых три подряд!

Когда мы отошли на несколько ярдов, Профессор сказал:

– Вот и всё. Я возвращаюсь, потому что мои книги остались во дворце.

Но дети не отпускали его рук.

– Пожалуйста, не оставляйте нас! – умоляла Сильви со слезами на глазах.

– Хорошо, хорошо! – сказал добродушный старик. – Возможно, я последую за вами в ближайшее время. Но сейчас мне просто необходимо вернуться. Я писал свое новое сочинение и остановился на запятой. Вы же понимаете – это весьма неудачное завершение фразы, нужно придумать более подходящее. Кроме того, дорога ваша лежит через Догландию, а у меня всегда возникают сложности с ее обитателями. Но как только я завершу свое очередное изобретение, никакие собаки мне уже не будут страшны. Это средство позволит мне переноситься куда угодно во мгновение ока. Оно почти готово, но требуется небольшая доработка.

– Не слишком ли вы утомляете себя работой? – тактично спросила Сильви, не прекращая попыток увести Профессора. Но он не оставил ей надежды.

– Нисколько, дитя мое! Своя ноша не в тягость. До свидания, дорогие! До свидания, сэр, – добавил он неожиданно и пожал мне руку.

– До свидания, Профессор! – ответил я, но мой голос прозвучал странно и как будто издалека. Подозреваю, что дети меня уже не видели и не слышали. Они крепко взялись за руки и ринулись навстречу неизвестности.

Ньюфаундленд

– Вон там, слева, виднеется дом, – сказала Сильви, когда мы преодолели, по моим оценкам, миль пятьдесят. – Может, попросимся на ночлег?

– Ничево домишко, – согласился Бруно. – Можно и попроситься. Надеюсь, собаки нас за это не съедят.

Перед входом в дом расхаживал с мушкетом поджарый Мас-тиф в алом мундире.

Он подозрительно взглянул на детей и направил мушкет прямо на Бруно. Мальчик не подал никаких признаков смятения, он только сжал руку сестры. Охранник тем временем обошел вокруг детей, словно хотел их рассмотреть во всех ракурсах.

– Гав-гав! – наконец произнес он. – А где зд-ррав-ствуйте?

Бруно в целом понял, что он хотел сказать: феи неплохо владеют догландским языком, примерно так же, как люди почти всегда умеют плавать по-собачьи. Но чтобы у вас, уважаемые читатели, не возникало сложностей, я буду переводить реплики жителей Догландии. 

– Человеческие детеныши! – прорычал Охранник. – С цепи сорвались. Какому псу вы принадлежите?

Бруно аж взвыл от возмущения (взвыл, потому что говорил по-догландски):

– Никакому псу мы не принадлежим! – и пояснил шепотом – специально для Сильви: – Люди не принадлежат собакам. Скорее наоборот.

Но Сильви остановила его, чтобы Охранник не услышал и не обиделся.

– Простите, мы хотели бы попроситься на ночлег, если, конечно, хозяева этого… дворца не против.

Сильви говорила по-догландски очень изысканно, однако я для удобства привожу ее слова также в переводе.

– Дворец! – прорычал Охранник. – Вы никогда не бывали в наших дворцах? Тогда идемте к Его Величеству. Он решит, что с вами делать.

Мы проследовали через вестибюль, прошли по длинному переходу в великолепный зал. Там собрались собаки всех пород и мастей. Два роскошных Королевских Дога сидели по обе стороны от престола. Рядом застыли Боксеры в сосредоточенном молчании. Тишину нарушали голоса двух придворных левреток, которые пе-релаивались, развалившись на диване.

– Придворные, – пояснил Охранник.

Когда мы были введены в зал, придворные собаки обратили на нас испытующие взгляды. Впрочем, «на нас» – не вполне точно. Я не удостоился ни единого взгляда, но Сильви и Бруно оказались в центре внимания. Одна хитрая Такса даже поделилась своими впечатлениями с приятелем: «Аппетитный вид вон у той человеческой особи, вы не находите?». Оставив нас в центре зала, Охранник двинулся к двери, на которой было начертано по-догландски: «Конура августейших особ». Перед этим он попытался выяснить имена детей.

– Сомневаюсь, что нужно ему отвечать, – тихо сказал Бруно сестре.

– Вздор, – ответила она и назвала Охраннику имена.

Охранник стал усердно царапаться в дверь и скулить так, что Бруно бросило в дрожь.