– Да, только поверить – больше ничего не остается, – сказала Миледи – еще более комплиментарно.

Профессор опять поклонился, но уже без улыбки:

– Уверяю вас, я все это проделываю каждое утро. Единственное, в чем я сомневаюсь, что человеку может надоесть ежедневно делать это.

В этот момент тихонько заскрипела дверь...

Именинные подарки

– ЭТО МОЙ БРАТ! – прошептал Отправитель. – Говорите осторожнее! И не тяните!

Последние слова, по-видимому, были адресованы Лорду-Канцлеру, который тут же откликнулся и заговорил надрывно и монотонно, как школьник, отвечающий алфавит:

– Как я уже заметил, Ваше Превосходительство, это наводящее ужас движение…

– Не гоните так! – прервал его Отправитель свистящим шепотом. – Он же еще не пришел. Давайте снова! Всё должно получиться как бы случайно.

– Как-я-уже-заметил, – послушно запел Лорд-Канцлер, – это-наводящее-ужас-движение-может-перерасти-в-революцию-угрожающих-размеров.

– Угрожающих, простите, чего? – спросил, входя в комнату, пожилой джентльмен – за руку он вел Сильви, а Бруно восседал у него на плечах.

– Угрожающих размеров… – пролепетал Лорд-Канцлер. – Размеров, Ваше Величество, – длины… ширины… высоты… Вот, – он указал на открытое окно. – Если бы вы прислушались к выкрикам наэлектризованного… электората…

– Электората! Наэлектризованного! – фыркнул Отправитель так громко, что Лорд-Канцлер, и без того перепуганный насмерть, вовсе сорвался на шепот:

– … вы, может быть, поняли бы, чего они хотят…

В этот момент в окно ворвался хриплый рев, в котором были различимы только четыре слова:

– ДОЛОЙ-ХЛЕБ-ДАЁШЬ-НАЛОГИ!!!

Старый джентльмен от души рассмеялся:

– По-моему…

Но Канцлер его не услышал. Он бросился к окну, свесился с подоконника, а потом вернулся и сказал с облегчением:

– Так и есть! Вот сейчас послушайте! – он торжественно воздел руку и стал взмахивать ею, словно дирижируя. С улицы донеслось:

– ДАЕШЬ ХЛЕБ! ДОЛОЙ НАЛОГИ!

– Даешь хлеб? – удивленно повторил Правитель. – Но ведь Государственная Хлебопекарня открылась неделю назад, и я издал указ, чтобы хлеб продавали по сниженной цене, пока он будет дефицитным, а потом – по себестоимости. Что же им еще нужно?

– Так точно, вашество. Хлебный департамент открылся, – сказал Канцлер громче и тверже, чем обычно. Неожиданной уверенности ему придало осознание того, что он не будет голословен. Канцлер взял со стола несколько печатных листов из стопки, лежавшей на столе, и протянул Правителю.

– Да, я вижу, – пробормотал Правитель, скользнув по ним взглядом. – Приказ был отменен моим братом, а подумают, что мной. И все в порядке! Очень разумная практика! Я отвечаю за все, что делается от моего имени. А что означает: «Долой налоги!»? Что еще можно «долой», если я отменил последний налог месяц назад?

– Но, вашество, они были восстановлены вашества собственноручным указом, – и Лорд-Канцлер подал ему еще одну кипу листов. Правитель пробежал по ним взглядом, посмотрел на Отправителя.

Тот буквально ушел с головой в какие-то вычисления. Он только сказал:

– Я думал, это входит в мою компетенцию.

– Они утверждают, – пролепетал Лорд-Канцлер, в этот момент больше похожий на пойманного воришку, а не на государственного мужа, – что необходима смена кабинета министров и упразднение должности Отправителя, то есть лица, действующего от имени Правителя. Вместо нее следует учредить должность Заправителя. Он будет исполнять обязанности главы государства при отсутствии главы. Все это вырвет с корнем рассаду… то есть, я хочу сказать, искоренит рассадник смуты.

– Пятнадцать лет! – вмешалась Миледи. – Пятнадцать лет мой муж трудился на посту Отправителя. Это срок!

Миледи и так-то была крупногабаритной особой, а теперь, с нахмуренным челом и скрещенными на груди руками, она выросла в наших глазах еще больше и могла бы служить наглядным пособием по агрономии (показывать, как выглядит копна сена).

– Мой муж, – добавила она, – лучший кандидат на должность Заправителя.

Едва ли ее словам можно было придать еще какой-нибудь смысл, но Миледи пояснила:

– Вам пришлось бы долго искать другого.

Несмотря на все эти старания Леди быть понятой, Правитель спросил с невозмутимой улыбкой:

– Что вы имеете в виду, сестра?

Миледи топнула ногой (это вышло не слишком величественно) и фыркнула (а это вышло не слишком элегантно):

– И нечему тут смеяться!

– В таком случае мы с братом оставим вас, – молвил Правитель. – Я должен дать ему  инструкции.

– С братом! – снова фыркнула Миледи.

А «брат», как ни в чем не бывало, продолжал свои вычисления:

– … плюс семь равно ста девяноста семи. Итого, шестнадцать целых две десятых пенса.

У Канцлера от восхищения поднялись брови и руки. Он восхищенно пробормотал:

– Какой деловой человек!

– Брат, – слегка повысил голос Правитель, – могу ли я сказать вам два слова в своем кабинете?

Отправитель живо вскочил, и они вдвоем вышли.

Тогда Миледи повернулась к Профессору, прикладывавшему к калориферу карманный термометр.

– А скажите, Профессор, – спросила она так громко, что Жаборонок, вздремнувший было в кресле, перестал храпеть и открыл глаза. Профессор сунул термометр в карман и повернулся к ней с кроткой улыбкой:

– Надеюсь, перед завтраком вы проводили коллёквиум с моим сыном? – сказала она. И добавила, не дожидаясь ответа: – И он, разумеется, поверг вас в шок своими познаниями?

– О да! – согласился Профессор. – Я был совершенно шокирован.

– Еще бы! – воскликнула Миледи. – Это потрясающий ребенок.

– Даже храпит он как-то музыкально, не то что другие дети, – подтвердил Профессор, видимо, подразумевая, что другие дети должны храпеть просто чудовищно. Впрочем, как человек воспитанный, он не стал развивать свою мысль.

– А какой он умница! – не унималась Миледи. – Кто еще из детей мог бы выдержать беседу с вами. Кстати, вы уже выбрали день для следующего занятия?

– Да, конечно, – ответил Профессор. – Будущий или следующий вторник.

– Очень хорошо, – величественно изрекла Миледи. – А Старый Профессор тоже будет заниматься с моим сыном?

– Не думаю, чтобы это было необходимо, – осторожно сказал Профессор. – Вы заметили: он во время лекции стоит спиной к аудитории. Будь он дирижером, это никого не удивляло бы, но чтобы так…

– Да, вы правы, – сказала Миледи. – Кроме того, чтобы просветить моего вундеркинда, не потребуется более одного занятия. А теперь мы подумаем о предстоящем банкете и Маскетболе.

– О чем?

– Мы так называем Бал-Маскарад.

– В самом деле! – воскликнул Профессор.

– Я наряжусь маленьким Кузнечиком, – мечтательно продолжала Миледи. – А вы, Профессор?

– А я, – Профессор был несколько озадачен. – Я, наверное, маленьким Кузнечиком наряжаться не буду.

– Но если вы придете в своем собственном виде, – заметила Миледи, – вам не откроют.

– Тогда мне придется выйти из себя, и меня пустят на именины мисс Сильви, – ответил Профессор. – Но погодите! Я же совсем забыл! Именины!

И он ринулся к выходу.

Бруно опустил руку в карман и принялся там что-то нашаривать. При этом он все больше мрачнел. Потом он, в подражание статуе Мыслителя, сел, засунул палец в рот и погрузился в раздумье. Так он посидел с минуту, а потом тихонько покинул помещение.

Тут вернулся Профессор.

– Поздравляю вас, дитя мое! – сказал он девочке, выбежавшей ему навстречу. – И позвольте преподнести вам в подарок этот изящный наперсток. Он стоит 4 пенса и полпенни.

– Благодарю вас, он очарователен! – и девочка одарила почтенного джентльмена улыбкой.

– А вот вам еще набор иголок, – продолжал Профессор. – Мне их дали в нагрузку. Извините, по-моему, одна из них немного согнулась.