Глаза старика увлажнились, и он поцеловал Сильви в лоб, расстегнул цепочку, повесил медальон на шею дочери и сказал:

– Это будет вас охранять. Но люди не должны видеть его. Не забудьте об этом.

– Я не забуду, – заверила его Сильви.

– А теперь самое время вернуться домой, пока вас не хватились. А то у бедного Садовника могут быть неприятности.

Я снова удивился: «Как же мы будем возвращаться?» (тем более, как выяснилось, мы не сможем это сделать вместе: я ведь не имею права двигаться по Королевскому Пути). Дети нежно обняли отца, простились с ним. А потом всех нас объяла темнота, в которой вдруг раздалась кошмарная песня:

Он думал, что сидит бизон

Поверх тюремных стен,

Разул глаза – и понял он,

Что там его кузен.

Он крикнул: «На тебя найдет

Управу полисмен!»

– Это я так сказал, – добавил голос.

Дверь отворилась. Перед нами стоял Садовник. Он оглядел нас и добавил:

– С той же уверенностью я сказал бы, что сельдерей – это отнюдь не фейхоа.

– Какой фей? – спросил Бруно.

– Фей Хоа, – сказал Садовник. – Проходите, если вам нужно.

Он открыл дверь. Мы вышли – и буквально ослепли, оказавшись на залитой светом платформе Эльфилда.

Подошел ливрейный лакей и почтительно коснулся шляпы.

– Я вас провожу, Леди, – сказал он, принимая свертки у Леди Мюриэл Орм.

Она улыбнулась, сказала мне: «Доброй ночи» и последовала за лакеем.

Чувствуя себя одиноким и неприкаянным, я подошел к багажному вагону, распорядился насчет своих вещей и пешком отправился к моему другу Артуру Форестеру. Ему в считанные мгновения удалось рассеять мое угрюмое настроение своим радушием.

Он ввел меня в уютную светлую гостиную, усадил в мягкое вольтеровское кресло и сказал:

– Видите, старина, как мало нужно для счастья.

И тут же взял официальный тон:

– Я вам предписываю озон, лукулловы пиры три раза в день и полное моральное разложение.

– Но, Доктор, – запротестовал я, – мораль не допускает разложения, тем более три раза в день!

– И это все, что вы можете сказать? – откликнулся Доктор. – Я продолжаю: в 3 часа пополудни – лаун-теннис, в 5 часов пополудни – естественно, файф-о-клок (всё это дома – в Эльфилде не приняты званые обеды); в 8 часов пополудни – музыка, в 10 – выезды, желательно в дамском обществе. Вот так!

Следует признать: его рекомендации были приятны, особенно последняя.

– В обществе одной дамы я был совсем недавно, – сказал я. – Мы с ней ехали в поезде.

– Каковы ее вкусы? – спросил он. – Может быть, по этому признаку я ее угадаю.

– Нет необходимости угадывать, я знаю, как ее зовут – Леди Мюриэл Орм. Она очень хороша, – сказал я. – Вы с ней знакомы?

– Да, – серьезно ответил Доктор. – Мы с ней знакомы. Вы правы, она вызывает симпатию.

– О да! – объявил я. – Мы беседовали…

– Угощайтесь, – прервал он с явным облегчением, ибо вошла служанка с подносом. И упорно сопротивлялся моим попыткам вернуться к разговору о Леди Мюриэл Орм. Так мы сидели, ужинали, смотрели на огонь в камине. И когда за окном уже совсем стемнело, Артур сделал торопливое признание:

– Видите ли, я не хотел говорить о ней, – он не уточнил, о ком именно, словно в мире не было никаких женщин, кроме «нее», – пока вы не узнали ее поближе и не составили о ней собственного, более справедливого суждения. Но вы меня озадачили. Я не сказал бы этого никому другому, но вы – мой старый задушевный друг. Я надеюсь, вы сказали это в шутку.

– Разумеется, в шутку, – ответил я вполне искренне. – В конце концов, я втрое старше ее. Но если вы ее выбрали, я не сомневаюсь, что она – список всех возможных совершенств.

– И прелестей, и красот, – подхватил Артур. – Она – сама чистота, самоотверженность, искренность и… – он остановился, как бы опасаясь унизить человеческими словами столь неземной предмет.

Наступила тишина. Я расслабленно откинулся на спинку кресла и принялся рисовать в воображении картины семейного счастья Артура и его возлюбленной. Вот они прогуливаются  по прекраснейшему из садов. Да и как ему не быть прекраснейшим, если возделывал его талантливейший из садовников – просто поэт своего дела. Он, кстати, был там же: смотрел на влюбленных умиленным взглядом и нежно напевал:

– Он думал, что с ним спор ведет

По-гречески змея.

Разул глаза – а там ползет

Ночь будущего дня.

– Опять мне не с кем поболтать –

Тосклива жизнь моя!

Сильви и Бруно, между прочим, тоже были в саду. Но что еще удивительнее, там же появились Заправитель и его Миледи. Запра-витель читал письмо, врученное ему Профессором, который стоял неподалеку.

– Если бы не эти вундеркинды, – пробормотал Заправитель, глядя на Сильви и Бруно, вежливо внимавших Садовнику, – не было бы никаких препятствий.

– Перечитайте еще раз ту часть письма, – потребовала Миледи, и он прочитал вслух:

– «И мы просим Вас принять престол, с тем чтобы Ваш сын Бруно, вести об уме и талантах которого давно достигли наших пределов, считался кронпринцем».

– А в чем затруднение? – спросила Миледи.

– Вы не понимаете? – саркастически откликнулся Заправитель. – Посол ждет ответа в доме. Он сказал, что непременно должен увидеть Сильви и Бруно. А если он увидит Жаборонка, то еще, чего доброго, подумает, что понятия «талант» и «ум» весьма относительны, когда речь идет о детях.

– Относительны?!! – завизжала Миледи. – Что может быть более несомненным, нежели ум, таланты и прочие прелести Жаборонка?!

На это Заправитель ответил просто:

– Перестаньте гоготать, любезнейшая! Мы должны убрать вундеркиндов подальше от посторонних глаз. Займитесь этим, остальное предоставьте мне. Я заставлю его думать, что Жаборонок – эталон детского ума в нашем государстве.

– И мы представим его как Бруно? – Миледи, наконец начала что-то понимать.

Заправитель поскреб подбородок:

– Хм… Разумеется. Но боюсь, что  для такой роли он слишком глуп.

– Глуп! – завопила Миледи. – Он не глупее меня!

– Вот это правда, моя прелесть, – согласился Заправитель. – Он не глупее вас.

Миледи успокоилась.

– Однако давайте встретимся с послом. Где он ожидает? – спросила она Профессора.

– В библиотеке, мадам.

– И как его имя? – спросил Заправитель.

– Его Зиятельство Барон Полтергейст, – ответил Профессор.

– Что за странный титул? – спросила Миледи.

– Нет, титул правильный, – сказал Профессор. – Это у них акцент такой.

– Как бы там ни было, – сказала Миледи супругу, – ступайте к нему, а я займусь детками.

Посольство барона

Заправитель вышел. Я было последовал за ним, но передумал: хотелось посмотреть, что Миледи собирается делать с «детками». Я застал ее за странным занятием, удивившим даже детей: она с нежностью мачехи гладила их по головке и ворковала:

– Драгоценные мои деточки! Я вам приготовила маленький сюрприз. Сегодня будет преочаровательный вечер, и Профессор отведет вас в густой, темный лес на съедение… То есть я хотела сказать: вы возьмете с собой на съедение корзину всевозможных деликатесов и устроите пикник на берегу замечательной глубокой речки.

Бруно аж зааплодировал от предвкушения всех этих удовольствий:

– Вот здорово! Правда, Сильви? 

Сильви была искренне удивлена и сказала:

– Большое спасибо.

Миледи отвернулась, скрывая торжествующую усмешку,  проползшую по ее  циклопическому лицу, словно рябь по поверхности болота. Она пошла к дому и на ходу промурлыкала: «Дурачины!». Я последовал за ней.

– Можно сказать и так, Ваше Превосходительство, – услышали мы, входя в библиотеку, слова Барона. – Я командовал всей пехотой.

Он повернулся и представился Миледи.