Хозяин собаки совал скомканные деньги Ладо в карман, но Ладо отталкивал его руку, повторяя со смехом: пропади ты пропадом со своей собакой и своими деньгами.
Люди были довольны — зрелище закончилось благополучно. Все смеялись, шутили. Ладо тоже смеялся, отшучивался как умел.
На низеньком балконе показалась Юлия. Она сначала опешила, увидев своего мужа в таком виде, потом улыбнулась, вернее, не улыбнулась, а бледная, едва заметная тень улыбки мелькнула в ее больших глазах.
Только Ладо знал, что означала эта улыбка. Он оглядел свою выпачканную одежду, убрал прилипшие ко лбу мокрые волосы и развел руками — дескать, что поделаешь, бывает и такое! Кое-как отделавшись от хозяина собаки, он направился к балкону. Но овчарка, покинув хозяина, по пятам следовала за своим спасителем, не отставая ни на шаг. Удивленный хозяин попытался увести ее силой, но тщетно! Овчарку невозможно было оторвать от рыбака…
К вечеру похолодало, и соседи поспешили убраться с балкона, укрылись в комнатах.
Во дворе было темно.
В темноте копошилась какая-то тень. Кто-то несколько раз пытался перебраться на мельницу, но, как видно, не решался. В конце концов осторожно перешел через висячий мостик и исчез во мраке. Через некоторое время появился снова, торопливо ковыляя по хлипкому мостику. Когда тень ступила на берег, зычный мужской голос заставил ее вздрогнуть.
— Мако, что ты бродишь среди ночи?!
— Это ты, Ладо? Ну и напугал меня!
— Тебя напугаешь, чертову бабку!
— У чертовой бабки и внуки черти! — не растерялась старуха, да тут вдруг так подскочила и завопила, что теперь настала очередь Ладо пугаться и вздрагивать.
— Что с тобой, Мако!
— Да что-то, провались оно совсем, под ногами путается, — переведя дух, ответила Мако.
— Не бойся, собака это.
— Чтоб тебе сгореть ясным огнем! — накинулась на овчарку Мако.
— Ну и трусиха ты. — Ладо погладил собаку по голове.
— Жена у тебя красавица, да еще собаку завел, но… Не похоже, чтобы она была хорошим сторожем, — сказала Мако.
— И сторож хороший, и в меру злая.
— Тогда все в порядке… А что тебе Юлия сказала?
— А что ей говорить?
— Наверно, обрадовалась собаке.
Ладо знал, что старуха не скоро прекратит болтовню, поэтому решил удалиться молча, не отвечая. Мако догнала его и уцепилась за локоть.
— Что пристала, Мако, чего тебе?
— Красивая жена у тебя, Ладо!
— У меня, у меня… Что делать! У других не хуже…
— Красивые женщины любят негу и роскошь.
— Только ли красивые?
— Поверь мне, что это так.
— Почему же это так?
— Так — и все… У красоты своя цена. Ладо, она дорого стоит. И красавицы это хорошо знают.
— А тебе-то откуда это знать?
— Мне-то? Что же я, по-твоему, такой старухой и родилась? Да такой второй красавицы во всем городе не было!
Ладо вышел на улицу.
На противоположной стороне тускло светились окна духана. Слабый свет проливался на булыжную мостовую, и трамвайные рельсы холодно поблескивали.
Ладо пересек улицу и толкнул дверь духана. В лицо ему ударил застоявшийся воздух, пропахший табаком и жареным мясом.
Духанщик кивнул гостю и пригласил его к стойке. Рыбак оглядел компанию, кутившую за одним из столов, приветствовал знакомых, те кинулись его приглашать, но Ладо отрицательно покачал головой и подсел к свободному столу возле окна. Овчарка пристроилась у его ног.
— Принеси мне водки, Антон! — крикнул Ладо духанщику.
— Сегодня вино хорошее, Ладо-джан.
— Давай водки!
— Чачу или?..
— Чачу!
Духанщик наполнил стакан водкой, поставил его на тарелку, обложив вокруг кусками хлеба и сыра, добавил две-три розовые свежие редиски и поднес клиенту.
— Ты все полнеешь, Антон, — заметил Ладо.
— Что поделаешь, Ладо-джан.
— Плоть не должна брать верх над человеком!
— Вот и я говорю! — Духанщик ответил так, что Ладо не захотелось продолжать.
Ладо смотрел из окна на полутемную улицу. Лошади с цоканьем промчали фаэтон. Потом прогрохотал по рельсам пустой трамвай.
Рыбак одним духом осушил стакан, чувствуя, как приятно разливается по телу тепло от огненной чачи. Натянутые нервы успокоились, расслабились.
— Налей-ка мне еще, Антон!
Духанщик вперевалочку заспешил к клиенту и так же быстро вернулся за стойку.
Кто-то затянул песню. Остальные тотчас подхватили. В надтреснутых, хрипловатых голосах подвыпивших было столько грусти, что Ладо почувствовал, как слезный ком подступает к горлу. На дюжего рыбака песня всегда действовала размягчающе: закрыв глаза, он весь превратился в слух.
Ладо опорожнил второй стакан и снова окликнул духанщика:
— Антон, еще водки!
Сидя перед третьим стаканом, Ладо думал о Юлии. Только о ней. Юлия была явно не в духе, а Ладо оставил ее и пошел в духан.
Юлия не проронила ни слова. Ладо молча переоделся, так же молча сел на тахту. Хотел что-то сказать жене в свое оправдание — очень уж жалко стало собаку… Жена молчала, и это молчание было хуже всяких упреков. Но что скажешь в ответ, как объяснишь? На молчание надо ответить молчанием. У Ладо же не хватало выдержки, и он выскочил на улицу.
«У красоты своя цена… Она дорого стоит…» — вспомнились ему слова Мако. «Сколько же стоит красота? Да, сколько она стоит? — размышлял рыбак, — красота женщины не может стоить дороже мужской любви, не может…»
Ладо осушил третий стакан. Он уже не чувствовал вкуса водки, но потребовал у духанщика налить ему еще.
В духан ввалился какой-то пьяный. Едва ступив на порог, громогласно всех приветствовал:
— Здорово, ребята!
Кутилы не обратили никакого внимания на вновь прибывшего. А Ладо не понравился его зеленый френч и всклокоченные волосы. Он обратил внимание и на руки — маленькие, как у женщины, белые и пухлые…
Зеленый френч сел рядом с Ладо и заказал водки. «Везет же мне», — подумал Ладо, покосившись на нового сотрапезника. Лицо у него было тоже по-женски красиво, правда, его портили бессмысленно бегающие глазки, красные от вина или водки.
Зеленый френч, не церемонясь, чокнулся с Ладо, пожелал ему здоровья и выпил. Закусил хлебом и редиской, взятыми так же бесцеремонно с чужой тарелки.
— Жизнь проста, — заявил пьяный, — она просто устроена, люди сами ее усложняют.
Ладо по душе пришлись слова странного сотрапезника, хотя он не до конца понял, что тот хотел этим сказать, поэтому спросил: как это усложняют? При этом неотвязная мысль вертелась у него в голове: где-то я видел этого человека, где-то встречал его раньше, но где? — никак вспомнить не мог.
— Я люблю этот старый район, — заплетающимся языком говорил Зеленый френч, — здесь еще ценятся порядочность, человечность, здесь живут просто, без выкрутасов, люди прямые, честные, не забывают добра…
«Где-то я видел этого человека, — снова подумал рыбак, — дай бог памяти…»
— Я и сам такой, — продолжал Зеленый френч, — я знаю цену порядочности, человечности, добру… Только вот меня не ценят…
— На все теперь цены установили, — сказал рыбак, — на порядочность, честность, добро. А красоту и вовсе выше всего ценят. Все нынче в большой цене, дороже, чем на самом деле стоит…
Кутилы за соседним столом снова затянули песню, заглушившую даже могучий храп духанщика.
Ладо допил оставшуюся на дне стакана водку и громко крикнул:
— Антон, еще два стакана.
Духанщик наполнил стаканы.
Зеленый френч курил одну папиросу за другой. Он вполоборота повернулся к кутилам, пытаясь им подпевать, но потом махнул рукой и снова обратился к Ладо.
— Жизнь — жестокая штука. — Он был так пьян, что еле ворочал языком. — Вот я, например… Видишь эти шрамы? — Он поднял волосы над виском и показал ему слева рубец. — Ты не думай, это не рана… Знаешь, что это такое?.. Я не хотел на свет появляться, а меня силой вытащили… Щипцами… Бедная моя мать!.. Лучше совсем не рождаться!..
Рыбаку и этот рубец был знаком, но он никак не мог вспомнить, где и когда видел этого человека!