Клеопатра. Они еще дети!

Антоний. …Птолемею — Финикию, Сирию и Киликию, Александру — Армению, Мидию и Парфию.

Клеопатра (глядя на него с состраданием). Но ведь Парфия тебе не принадлежит…

Антоний (легко). Я ее завоюю для Александра. В первый раз мне это не удалось, но во второй…

Клеопатра. Как же ты завоюешь ее, если мы собрались бежать за море, на счастливый остров?.

Антоний (так же легко). Значит, сначала надо будет покорять Парфию, а уж потом… Или же придется нашему Александру обойтись без Парфии.

Клеопатра (погладила его по голове). Мой бедный мальчик… бедный мой мечтатель, фантазер, бахвал… строитель воздушных замков, которые рушатся от первого весеннего ветерка…

Антоний (с неожиданным для него спокойным достоинством и готовностью принять неизбежное). Все потому, что я люблю тебя. И знаю, что тебя недостоин. Я выиграл много сражений, но ни одной войны. Я никогда не был первым, всегда — вторым. Всегда лишь тенью Цезаря, его любимцем, баловнем — не более. И когда я — тогда, в Риме — полюбил тебя с первого взгляда, слепо, безотчетно, я решил: ты будешь моей главной победой, первой моей выигранной войной. Ты, одна ты, поможешь мне наконец хоть в чем-то стать первым. Я не знал, что Цезарь и тут обошел меня, и тут не выпустил первенства из рук — он просто уступил мне тебя без боя, сам. Я не победил его, я просто подобрал то, что он обронил. Просто он уже тогда знал, что, даже потеряв его, даже променяв его на меня, ты будешь помнить его и мерить меня его меркой. Я опять проиграл — ему и тебе, вам обоим. Что же мне теперь до того, что я еще проиграю и Октавию, что это может изменить? Впрочем, что может измениться, если я даже выиграю, если я вернусь Цезарем — Цезарем в собственных глазах, даже в глазах побежденного Рима! — мне важно, кем я буду в твоих глазах, Клеопатра, а для тебя я всегда буду лишь вторым… Но и это теперь неважно, поверь. В одном я сравнялся с Цезарем и превзошел его — в моей любви к тебе. И он и я любили тебя, значит, мы — ровня. Но я любил тебя сильнее и безнадежнее, чем он, я прожил с тобой двенадцать лет, и ты зачала от меня детей и наследников, я пережил его на четырнадцать долгих годов — значит, я выиграл. Или по крайней мере не проиграл. Нет, я не проиграл!. И для полной победы мне надо сейчас сразиться с Октавием, хоть я и знаю, что успеха мне не видать. Но я должен. Цезарь бы поступил так. Значит, и я не могу иначе. (Ушел было, остановился на пороге, сбросил с плеч львиную шкуру.) Она мне не нужна, она всегда только мешала. При чем тут Геракл? — достаточно того, что я — Антоний. Пора. Корабли сошлись при Акциуме. Я дам бой на море.

Клеопатра. Возьми мои корабли. Я с тобой. Я не оставлю тебя.

Антоний (с каждым словом распаляясь и становясь собою прежним — хвастливым, дерзким и легкомысленным). Цезарь выиграл все свои сражения на суше — я выиграю этот бой на море. Я превзойду его! На море — потому что земля тесна мне. Я пришлю тебе голову Октавия. Клеопатра. И если дела меня задержат, положи ее в рассоя, чтоб она не протухла до моего возвращения. Мне ее нужно выставить на римском форуме, как голову Цицерона, это очень действует на простой народ. Флот ждет. Я скоро вернусь, Клеопатра. Я перешел свой Рубикон. Жребий брошен.

Второе сентября тридцать первого года. Акциум, два флота друг против друга.

Шум сражения, плеск волн, крики умирающих. Клеопатра стояла на носу своего флагманского корабля «Антониада». Цезарь подошел к ней, встал рядом, наблюдая за ходом боя.

Цезарь. Море — удел египтян и финикийцев… Римляне должны сражаться на земле, им нужна твердая почва под ногами. (Помолчал.) На что ты надеешься?

Клеопатра (неожиданно). Как ты думаешь, если мы отступим, не дожидаясь конца битвы, — что потребует от нас Октавий?

Цезарь (пристально посмотрел на нее). От тебя он потребует головы Антония.

Клеопатра. А если я отрекусь от престола в пользу Цезариона и мы с Антонием уедем жить частными лицами — ну, хотя бы в Афины или еще куда-нибудь?

Цезарь. Он не согласится. Ему нужна смерть Антония. И твоя жизнь.

Клеопатра. Зачем ему моя жизнь?

Цезарь. Чтоб провести тебя, босую и простоволосую, среди прочей добычи во время своего триумфа, когда он вернется в Рим.

Клеопатра (нетерпеливо). Что он сделает с моими детьми?

Цезарь (помедлив). Он их тоже убьет. Риму нужно обезопасить себя на будущее, ведь он — вечен, а ничего не требует такой тщательной предусмотрительности, как вечность.

Клеопатра. Ты поступил бы так же, будь на его месте? На месте Октавия?

Цезарь (подумав). Нет, я всегда знал, что я не вечен, и задабривал вечность милосердием. Но все дело в том, что не я на его месте, а он — на моем.

Клеопатра. Что я должна сделать, чтобы сохранить детей и Египет? Чтобы оставить Египет Цезариону, твоему сыну?

Цезарь (не сразу). Ты хочешь поступить на этот раз как царица?.

Клеопатра. Я спрашиваю!

Цезарь. Боюсь, ты опоздала…

Клеопатра (требовательно). Ты всегда давал мне кучу невыполнимых советов, а сейчас, когда твоя хваленая мудрость мне действительно нужна… Что я должна сделать, чтобы сохранить детей?

Цезарь (спокойно). Предать Антония.

Клеопатра (с презрением). Я этого никогда не сделаю!

Цезарь. Предоставить его собственной судьбе.

Клеопатра. У нас на двоих — одна судьба!

Цезарь. Вывести свои корабли из сражения.

Клеопатра. Я буду сражаться до конца!

Цезарь. Уйти в Египет и не пускать туда Антония. А если он явится — отдать его на милость Октавию.

Клеопатра. Он этого не дождется!

Цезарь. …и пасть на колени перед Римом, моля сохранить тебе если не царство, так хоть детей.

Клеопатра. Ты — чудовище!

Цезарь. Ты сама спросила.

Клеопатра. Ты рассуждаешь как дикий зверь!

Цезарь. О нет, всего лишь как Октавий. Как римлянин. Как политик, детка. А политика признает лишь здравый смысл.

Клеопатра. Поди прочь со своим здравым смыслом! С твоим ледяным разумом! Холодный и жалкий старик!

Цезарь (без обиды). Ты мне однажды уже говорила это… Помнишь? — наше путешествие по Нилу, к самым истокам…

Ранняя осень сорок седьмого года, Нил. Цезарь и Клеопатра на борту царской барки. Клеопатра полулежала на подушках, Цезарь сидел на краю ложа, прикрыв от палящего солнца лысину полою тоги, глядя внимательно на берега и время от времени занося что-то на восковые таблички.

Клеопатра. Цезарь!

Цезарь. Да, детка?.

Клеопатра. Нет, ничего. Просто я хотела знать, здесь ли ты.

Цезарь. Где же мне еще быть?

Клеопатра. Ну, не приснилось ли мне это все…

Цезарь. Что именно, детка?

Клеопатра. Ну, хотя бы то, что ты — здесь.

Цезарь (нежно целует ее). Скорее, это я вижу сон…

Клеопатра (с любопытством). Ты видишь сны?

Цезарь (словно удивляясь тому, что с ним происходит). Этот день и эта река, лодка, это солнце… и ты… (Усмехнулся.) Сон, конечно же, сон!

Клеопатра. А что ты обычно видишь во сне?

Цезарь. То же, что и наяву — политику, войны, сенат, реформы, заговоры… (Взял ее руку.) Собственно говоря, это мой первый добрый сон. Конечно же, ты мне приснилась! (Помолчал.) Но рано или поздно…

Клеопатра (приподнимаясь на локте). Ты хочешь сказать, что…

Цезарь (перебил ее; мягко). Я не хочу просыпаться, детка. (Осторожно.) И молю богов только об одном — чтобы из нас двоих первой проснулась ты.