Глава 3. Никто не любит демонистов
Нас выставили за дверь без объяснения причин.
Точнее, выставили только меня, но Ермак проявил мужскую солидарность и тоже ушел. Едва услышав о моем классе, Ингрид густо покраснела и спрятала глаза, а Лера вскочила, чуть не опрокинув стол, начала орать и тыкать на дверь и была в шаге от того, чтобы схватиться за меч. Девушка разъярилась сильнее, чем во время битвы с портовой голытьбой, и все мои попытки узнать, чем не угодил и что не так сделал, разбивались о вопли и приказ немедленно убираться. Пришлось подчиниться — против рыцаря заметно выше по рангу ничего бы не сделали, да и не хотелось драться с красавицами.
— Не жалеешь? — спросил соратника, шлепая по грязи.
— О чем? — удивился воин.
— Мог бы остаться в одной комнате с двумя милашками.
— Да кто ж позволил бы, — Ермолай хмыкнул и потер усы. — Сразу видно — мадамы воспитанные, приличные. Мужика бы с собой не поселили.
— Может, и так.
А может, и нет. В голову без спроса влезла пошлая мыслишка о том, как девчата готовятся ко сну. Подбрасывают дрова в камин, кипятят воду в ведрах и наполняют лохань — одну на двоих, для экономии. Снимают пыльные, пропитанные потом одежды — а чего подругам стесняться? Залезают в ванную, неловко касаясь друг друга бедрами.
— Потрешь спину? — невинно спрашивает Ингрид, хлопая ресницами и протягивая вспененную мочалку.
— Кру-гом!
Лера задорно шлепает соседку по небольшой, но округлой попке. Жрица взвизгивает и пытается обернуться, чтобы наказать обидчицу брызгами, но та левой рукой перехватывает ее повыше аппетитных грудок, прижимает к себе и начинает гладить живот, круг за кругом опускаясь все дальше и дальше…
— Артур!
— Ай!
Я врезался плечом в прогнившую бочку и тряхнул головой, отгоняя сладостное наваждение. Ниже пояса шевельнулось, в тот же миг дрогнул амулет на запястье. Проверил фиал — половина деления. Всего-то! Это ж сколько надо фантазировать, чтобы набрать хотя бы половину? Отстой. Только прибыли в этот гребаный мир, а нас уже чуть не убили, потом выгнали взашей, и как быть дальше одному демиургу ведомо. Надо срочно вызывать суккубу, с ней-то наверняка станет поспокойнее — не каждый босяк осмелится напасть на демоницу.
Но фармить моджо воображением — слишком долго, а вонючая подворотня не шибко настраивала на нужный лад. Еще и дождь накрапывал — мелкий, но по-осеннему холодный. Так что решил в первую очередь убраться с опасных и неприветливых улиц, добраться до квартала знати и поговорить с другими игроками. Кто-нибудь да подскажет, по каким правилам тут все устроено и почему никто не любит демонистов. Знать бы еще, где этот квартал находится.
— Надо поискать таверну, — наконец изрек я.
— Согласен. — Ермак похлопал по пивному пузу. — Жрать охота — сил нет.
— Как и денег. Но в тавернах обычно выдают несложные квесты. Подай-принеси, нарви ромашек, убей крыс…
— Ты в этом лучше соображаешь, — то ли с печалью, то ли с легкой завистью выдохнул спутник. — Веди.
Долго искать не пришлось — вывеску в виде кружки заприметили, едва свернули из проулка на главную улицу. Кабак отличался от однотипных домиков лишь коновязью с пустой поилкой и прибитой к стене доской размером с половину школьной, сплошь залепленной пожелтевшими и размокшими листками. Вверху крепились тяжелые пергаменты с красными сургучовыми печатями — официальные заказы от главы Хаб-Харбора. Ниже трепыхались на ветру просьбы рядовых горожан, но все твердили об одном — убейте ту или иную нечисть.
«Копал колодец — вырыл человечий череп. Сжечь поленился — бросил в канаву. Теперь каждую ночь череп летает за окнами и кроет меня матом — спать невозможно! Ежели найдется охочий до работы поборник — заплачу пятнадцать медяков. Больше нет, и не просите».
«Давеча моя корова Зорька отелилась странным существом. С виду вроде обычный бычок — рога есть, копыта есть, хвост с кисточкой, шкура черная, лоснящаяся. Только вот крыльев и огненного дыхания нам не надобно. Кто узнает, что за пакость коров портит и башку срубит, тому серебряную монету дам, от души с мясом оторванную. А ежели сыщется жрец, чародей или иной умелец, что полудемона обратно в теленка превратит — тому сверху десяток яиц и крынку молока.
Пошт-шкриптум: Молоко светится зеленым в темноте, но мы всей семьей пьем — и ничего».
«Неделю назад всем кварталом прогоняли кобольда из подвала. Держу в курсе — слепошарая скотина вернулась, насрала в бочки с брагой, растоптала мешки с сухарями и умыкнула солонину, отложенную на Творцов день. Требуется застрельщик или следопыт, способный обнаружить гнездо твари и вернуть покражу до творцова дня. Награда — пятьдесят медяков. Притащите тварь живой, чтобы я ей самой в пасть насрал — дам семьдесят».
«Здравствуйте. Хочу покаяться — третьего дня украла у соседки тарелку. Красивую, дорогущую, с серебряной каемочкой. У старушки таких двенадцать штук, а живет одна — вот и позарилась, простите Творца ради. С тех пор, стоит отлучиться из дому хотя бы на минуту, кто-то измазывает всю посуду говном. Ложки, вилки, чашки, миски — вонь стоит невыносимая, хоть за порог не ходи. Кто сего духа нечистого отвадит — тому пять серебряных вручу.
Кстати! Недавно поборник со шрамом на роже посоветовал вернуть краденое. Пыталась — соседка со мной и говорить не хочет. Опосля тарелку разбила, а осколки сожгла — тоже не помогло. Спасайте, третьи сутки ем и пью где придется».
«Вчера с голодухи забил свою собаку. Славный кобель, но жизнь родных дороже — не обессудьте. Мясо зажарил, из костей сварил бульон, сало вытопил и припас на потом. Все поели — никаких расстройств и болячек. Остался только горшочек смальца. Утром снял пробу — всего одну ложку, после чего со мной приключилась страшная и таинственная оказия.
Сам ничего не помню, будто с перепою, но жена и дети твердят одно — бегал я на четвереньках по всей хате, гавкал на домочадцев и пытался укусить. Наваждение прошло через час, но к тому времени я изгрыз все башмаки — до сих пор кожа в зубах торчит, обмочил все углы и, простите за подробности, нагадил посреди кухни. Сдается мне, сало проклято было. Кто от беды избавит — тому какую-нибудь безделушку из дома отдам — авось в странствиях пригодится. И, пожалуйста, побыстрее — уж больно смальца хочется».
И все в том же духе. Задания, конечно, интересные, но браться за них сейчас — самоубийство. Даже не знаю, как приручить суккубу, а уж как заставить сражаться — вообще без понятия. Можно собрать славное пати: рыцарь — дд, воин — танк, жрец — хилер, и я — за компанию, но сами видели, чем все закончилось. Если я, не сделав ничего плохого, настроил против себя девчонок, то о чем тут вообще говорить?
Дождь ливанул как из корыта, и мы поспешили укрыться в таверне. Почему, спросите, не из ведра? Да потому, что с коричневых туч лились самые настоящие помои, похожие на те, что оставляют за собой мусоровозы с гнилыми баками. Только воняли капли не настоявшейся тухлятиной, а серой, что, впрочем, не сильно меняло дело.
Открывая дубовую дверь, я мечтал насладиться теплом очага, пением менестрелей, ароматом печеного мяса и вырезами на платьях молоденьких разносчиц. А если очень повезет — выцыганить у хозяина плошку горячей еды и пустяковый, но хорошо оплачиваемый заказ. Однако увидел перед собой самое настоящее лежбище бомжей. Оборванцы всех мастей сидели у горки углей, кутались в тряпье по углам, спали, прижавшись спинами, а судя по расколотым на доски столам и стульям, еда в этом дивном заведении закончилась еще при царе Горохе.
— Пошли вон! — толстая старуха в засаленном переднике замахнулась на гостей метлой. — Явились, лодыри!
— Да нет, мы работящие, — промямлил я, стараясь не упустить никого из виду — знаем местных, им только дай повод всадить нож в спину. — Пришли узнать, есть ли заказы.
— Вы только поглядите! — громыхнула женщина. — Единственные в природе слепые поборники! Доску у входа не заметили!
Нищие хрипло расхохотались, бросая на нас оценивающие взгляды, но балахон и клевец не вызвали ни особого азарта, ни желания лезть в драку.
— Вот там, — хозяйка указала метлой на выход, — заказы и ищите.
— Нам бы, матушка, чего попроще, — вклинился в разговор Ермак. — Мы только прибыли, мало чего умеем, но от души хотим помочь. Дровишек там наколоть, посуду помыть…
— Вы что, и правда безглазые? — бабка явно теряла терпение. — Под ноги гляньте, остолопы! Неужто тут дрова, мать-перемать, некому колоть?! Нам от чудищ избавиться надо! Не могем мы супротив демонов биться! А с остальным сами справимся!
— Извините, — взял товарища за плечо и кивнул на дверь. — Тогда подскажите, как добраться до квартала знати.
— Вот с этого и стоило начать, — старуха швырнула метлу на пол и со злостью сплюнула. — Не работу вы ищете. Не битв с чудищами. Не славных подвигов. А укрытие. Нору, где ваша братия который месяц ссытся со страху. Вот и все, чего вы стоите — герои недоделанные. А теперь проваливайте, пока мои мальчики не помогли найти дорогу!
Как говорится — и не поспоришь. К счастью, отыскать нужное место не составило труда — достаточно пройти вверх по главной улице до небольшой круглой площади с пересохшим фонтаном и жухлой листвой на брусчатке. Статуя посреди замусоренного каменного ложа показалась смутно знакомой — длиннобородый старик в мантии и с массивным посохом. Может, тот самый демиург, может, царь Иринора, а может какой-нибудь знаменитый чародей — без подписи не разобрать, а табличку (наверняка золотую) давно слямзили. Раньше вкруг фонтана ставили палатки заморские купцы, устраивали ярмарки и прочие веселья, как и подобает любому процветающему городу, но теперь от былого величия остался только хлам и грязь.
Примыкающий к площади квартал знати напоминал крепость внутри крепости, только стены и ворота пониже да потоньше. Подойдя, Ермак постучал по окованным доскам клевцом — чтобы наверняка услышали. С минуту за преградой царила тишина, затем послышались тяжелые шаги и осипший голос: