- Ни в чем, - отмахнулся глава семьи и поднялся из-за стола. – Все. Я ушел, - чмокнул жену в лоб, попрощался с детьми и вышел из кухни.

Давид сделал несколько глотков горячего чая, игнорируя ароматные блинчики и тоже, вскочив с места, пошел к выходу. Мама округлила глаза и попыталась остановить сына:

- И это весь твой завтрак?!

- Я не голоден, правда, - остановился парень на пороге.

- Тебя скоро ветром начнет сносить!

- Мама, ты же знаешь, я не могу есть по утрам. Я побежал, буду поздно.

Хрупкая фигура с лохматой шевелюрой скрылась в коридоре. Мать и дочь переглянулись и снова взялись за чашки. А Давид схватил в прихожей сумку, солнцезащитные очки, обул кеды и вышел на улицу. Майское теплое утро не радовало. Птичье пение раздражало. Ему хотелось спрятаться в темный тихий угол и спокойно поспать. Преодолев широкий двор с дорожкой из декоративного камня, зеленым мягким газоном, коваными качелями и высокими плодовыми деревьями, бледный хрупкий парень оказался на улице и побрел, ссутулившись и спрятав руки в карманы джинсов, на автобусную остановку. Он чувствовал себя так же плохо, как и выглядел. За последние две недели поспать спокойно удалось всего четыре раза. Все остальное время ему либо снились кошмары, либо мучила бессонница. Он где-то слышал, что справиться с этим помогают теплые сладкие напитки. Каждый вечер он выпивал чашку молока с медом. Потом вычитал о переедании на ночь и отсюда, как следствие, кошмары. Тяжелая пища осталась за шестичасовым рубежом. Возможные стрессы, скрытые болезни, даже неудобная поза – парень рассмотрел все, что мог. Ничего не помогло. Его сны были яркими и запоминающимися. А на утро он чувствовал усталость, словно и вовсе не спал.

Подъехал автобус. Давид встал возле окна и уставился вдаль. Около года назад он стал замечать, что ему снятся не просто кошмары. В них участвуют люди, с которыми он сталкивался в жизни или просто прохожий, случайно толкнувший его в переходе. Нет, они не просто принимали участие во снах. Они или умирали, или сами убивали. А через пару дней после кошмаров, он видел в новостях, что те действительно убийцы или жертвы. Обычно ему снились сны, не требующие расшифровки. Если кого-то в его сне сбила машина, значит - это произойдет и в жизни. Если похороны – значит, пора доставать черный костюм. Лишь однажды Давид не смог понять значение очередного кошмара. Дело было осенью. Ему снилось, что он в незнакомой квартире, но считает ее своей. Там собрались все его одногруппники, но Давид упорно не мог вспомнить, что послужило поводом. Ребята ходили грустные и не разговаривали друг с другом. Когда парень вошел в кухню, увиденное повергло в ужас. Одна стена помещения была зеркальной, а у всех, кто отражался в ней, включая Давида – перерезано горло. Проснулся парень с очередным криком, мокрый, как мышь. Его обуял ужас. Прощаться с жизнью совсем не хотелось. Придя в университет, он узнал, что умерла от рака одногруппница, и все едут на похороны в соседний город. Тогда Давид и увидел эту квартиру, и грустных друзей, а в груди разлилось облегчение, что в деревянном гробу лежит не он.

Автобус остановился возле парка. Здесь он договорился о встрече со своей подругой. Они познакомились в университете на подготовительных курсах. Подружились почти сразу. А со временем и переспали. Но Давид не относился к ней иначе, чем к другу. Чего, возможно, нельзя было сказать о Кристине. Стройная рыжеволосая девушка маленького роста, в черной майке, пышной белой юбке с черными оборками, белых колготках и высоких кедах с замысловатой шнуровкой, ждала его с двумя стаканчиками моккачино с корицей под разлапистым каштаном. Давид остановился рядом, забрал у нее кофе и буркнул приветствие.

- Ты выглядишь жутко, - заметила девушка.

- Я видел себя в зеркало.

- Опять кошмары?

- Не хочу об этом говорить, - мотнул головой Давид, и побрел по аллее.

Кристина пошла следом, стараясь разглядеть через темные очки бесцветные глаза. Она очень переживала за Давида, ведь в последнее время кошмары участились. Раньше он рассказывал о снах в подробностях. Но теперь больше отмалчивался, погруженный в свои безрадостные мысли. В группе его считали странным. Даже ее чудаковатые друзья, различных субкультур, не могли найти с ним общий язык. А от взгляда его бесцветных глаз кожа покрывалась мурашками. Но Кристина точно знала, что причина его поведения от недосыпа. Любой бы на его месте не горел желанием находиться в шумной компании, когда организму требуется отдых.

- Я где-то слышала, что кошмары сняться перед концом света, - снова заговорила Кристина, уводя парня в тенистую аллею.

- Да что ты?! – фыркнул Давид и пригубил из своего стаканчика. – Хочешь сказать, я могу предугадать будущее? Новый пророк?

- А прикинь и правда?!

- Какое отношение имеет смерть одного человека в моих снах к концу света?!

- Я говорю обо всех твоих снах. А если в частности, то, возможно, твой разум настолько открыт, что ты улавливаешь состояние людей. Грубо говоря, работаешь, как приемник.

- Это все замечательно и прекрасно, но я не хочу быть ни приемником, ни пророком! Я хочу, чтобы мне снились нормальные сны о радуге и единорогах, а не горы трупов и реки крови! Просто выспаться хотя бы! А вместо этого я уже темноты начал бояться! Боюсь ложиться спать, потому что мне чудятся монстры по углам. Кручусь, пока не рассветет, и только потом засыпаю. Если же засыпаю сразу, то здравствуй новый кошмар! – Давид выбросил пустой стаканчик в урну, повернулся к Кристине и сдернул очки. – Посмотри на меня. Я же на ходячий труп похож. Родители думают, что я спятил, и хотят к психиатру отвести. Сестра – что в секте состою и готовлюсь к суициду.

- Давид, хороший мой, - гладила его по руке Кристина. – Я не знаю чем тебе помочь. Может в церковь сходить?

- Не говори глупостей, - скинул с плеча руку девушки Давид. – Ты прекрасно знаешь, что у меня даже креститься рука не поднимается. Бесит эта суета вокруг христианской веры, бесконечные праздники и посты, многие из которых путают с языческими. Мне иногда кажется, что верить во Христа стало просто модно. Проходя мимо церкви, все сразу крестятся. Показуха это, вот что я тебе скажу. Вера в душе, а хождение в церковь – идолопоклонничество!

- Ты не веришь в Бога? – нахмурилась Кристина, усаживаясь на лавочку между высокими елями в глубине парка.

- Я не верю во Христа, - присел рядом Давид и забрал недопитый кофе девушки. – То есть как, я верю, что такой человек был. И, судя по всему, прирожденный оратор. Даже летоисчисление ведем от его рождения. Но все же человек, а не божий сын. Это Христовы последователи возвели его в чине, – между делом он снял со стаканчика пластиковую крышку и влил в себя остатки кофе. – Чуть война не случилась на религиозной почве, и императору Константину, язычнику, между прочим, в 325 году пришлось ввести единую веру – христианство. Вспомни хотя бы нашу историю. На Руси образовалось христианство из-за политических соображений, и насильно загоняли людей в реку, чтобы крестить. Ну и что это за вера, к которой принудили?

Пустой стаканчик полетел в урну. Давид откинулся на жесткую спинку и прикрыл глаза. Кристина хлопала длинными накрашенными ресницами, глядя на своего парня, и не верила собственным ушам. Такого цинизма от него девушка не ожидала. Проглотив тугой ком в горле, она тихо пробормотала:

- Ладно, религия и политика, но почему ты не можешь поверить, что он сын божий?

- Ну, во-первых, сам Христос говорил, что мы все дети божии, а не только он, - завел руки за голову Давид и уставился в пространство перед собой. – Во-вторых, почему он не дал ответы на извечные вопросы? Например: зачем мы? Откуда взялась вселенная, и где она находится? Куда расширяется или что она там делает?

- Ты мешаешь науку и религию.

- Религия взялась объяснять физические вопросы, - ткнул указательным пальцем себе в коленку Давид. - Но вместо этого придумывает сказки. Ева появилась из ребра Адама? Тогда почему у мужчин и женщин одинаковое количество ребер?