- Есть немного, - кивнул Давид, делая еще пару мелких шагов к качелям.

- Меньше блукать надо во сне.

После этого заявления Давид снова почувствовал знакомую волну страха. Колени задрожали, по спине тонкой струйкой потек пот. Он моргнул пару раз и еле слышно выдавил:

- Что?

- Я вспомнил, где видел тебя, - продолжал улыбаться мужчина и поднял вверх указательный палец. – Шабаш – грех!

У Давида началась гипервентиляция: перед глазами пошли круги, воздух перестал поступать в легкие, в ушах зашумело. От страха он почти потерял сознание: земля пошла волнами и перестала держать. Он упал бы на мягкий газон, если бы не мужские руки, так ловко подхватившие его. Над головой послышался смех:

- А во сне совсем меня не боялся.

Давид почувствовал, как его укладывают на твердое сидение качелей. Голова продолжала кружиться, страх перерастал в ужас: его трясло, как осиновый лист, но он заставил себя открыть глаза, чтобы увидеть перед собой лицо Самаэля. Тот улыбался во весь рот, словно наслаждаясь состоянием парня. Последнее перед окончательной потерей сознания, Давид услышал:

- Все еще жаждешь знаний?...

…Опушку густого смешанного леса заполнял густой туман. Такой бывает перед самым рассветом, когда заря еще не занялась, и все кажется серым, включая небо. Открытое пространство вокруг заполняла молодая сочная трава, но, почему-то, тоже казавшаяся серой. Сквозь белую завесу тумана просматривался раскидистый вековой дуб. Давид еще раз осмотрелся, совершенно не понимая, как оказался в лесу. Он не чувствовал холода, не ощущал на босых ногах капель росы; тишина казалась странной, несвойственной лесу – куда подевались все звуки? Все словно замерло вокруг в ожидании неизвестного. Давид попытался подойти к видневшемуся дубу, но тот не хотел приближаться. Парень шагал медленно, глядя только вперед. Что это за дерево? Ни в одном из своих снов он здесь не бывал. Или он не спит, раз способен рассуждать? Давид замер и нервно сглотнул: «Неужели дьявол меня сюда привел?» Мгновение спустя пространство резко сократилось, чего не бывает в реальной жизни. Земля словно сложилась сама, уменьшая расстояние между ним и деревом. Теперь парень стоял настолько близко к дубу, что мог разглядеть все трещинки на коре. Он медленно протянул руку вперед, желая коснуться могучего ствола, но в последнюю секунду понял, что дерево живое!..

Давид распахнул глаза, тяжело глотая воздух, словно вынырнул из воды. Перед глазами простиралась голубая гладь бесконечного неба, кусок которого закрывала цветущая вишня. Он у себя во дворе, на качелях. Именно там, куда его положил Самаэль. Парень резко сел, чуть не рухнув наземь. Голова закружилась, в висках закололо, но он справился с этим и оглядел пространство вокруг. Двор был пуст. От сердца мгновенно отлегло. Давид закрыл глаза и потер лицо руками. Таких глюков у него еще не случалось.

- Ну, надо же, меня посетил дьявол, - бормотал он себе в ладони. – Какой бред, господи! Неужели я, правда, схожу с ума?

Но почему он тогда здесь? И что видел, потеряв сознание? Сон? Или… это было древо жизни? Мысли хаотично перескакивали с темы на тему. Куча «зачем?» и «почему?» вертелись в голове. Давид уже был готов завыть в голос, приходя к выводу, что окончательно поплыл мозгами. Но в следующую секунду замер, бесцветные глаза расширились, руки медленно опустились на колени, губы сложились в букву «о». «Он приходил не ко мне!» - пронеслось в голове: «Самаэль приходил к отцу!»

- О, нет! Папа, - простонал Давид и сорвался с места.

Вернувшись в дом галопом, парень застал отца в том же состоянии помутнения рассудка: он сидел на полу, обнимал себя руками, раскачиваясь из стороны в сторону, и что-то бормотал. Сердце Давида заныло. Он медленно подошел к мужчине и присел перед ним на колени. Тот, казалось, его вообще не видел. Тогда парень обхватил голову отца руками, заставляя посмотреть на себя. Отец перестал раскачиваться и посмотрел на сына.

- Папа, - прошептал Давид. – Что ты сделал?

Отец с горечью во взгляде опустил голову. Перевел взгляд в окно. Пожевал нижнюю губу. Потом тяжело вздохнул и выдавил:

- Ты мне все равно не поверишь. Решишь, что я сумасшедший.

- Просто расскажи мне, - настаивал сын.

Константин удрученно покачал головой. Он выглядел так печально, что, казалось, вот-вот заплачет. Давиду было настолько его жаль, что сердце сжималось в груди. Отец еще раз вздохнул и начал рассказ:

- Мне было семнадцать, когда я встретил его. Вернее, он сам ко мне пришел. Ты думаешь, я всегда был успешным и умным? Мои родители – алкоголики. Им было фиолетово где и с кем их сын. Я даже школу не закончил, просто сбежал. С детства нюхал клей, потом пил водку, по примеру родителей, бродяжничал. Начал наркоманить. К семнадцати годам моя жизнь была кончена: я жил в притоне, среди таких же отщепенцев, постоянно находился в состоянии опьянения – алкогольного или наркотического.

- О, папа, - тихо вставил Давид, шокированный началом истории.

- Находился на грани жизни и смерти, валяясь на грязном полу. Тогда меня и посетила мысль, что я сделаю что угодно, за другую жизнь. Отдам что угодно, лишь бы жить нормально. Я молился, сам не зная кому, и просил о помощи. И вдруг все словно замерло вокруг. Я мгновенно протрезвел и сел, в недоумении оглядываясь по сторонам. В длинном обшарпанном коридоре больше не слышался пьяный смех и невнятные разговоры, лишь медленные шаги. Он вошел ко мне в комнату, брезгливо разглядывая обстановку. В дорогой одежде, руки, затянутые перчатками, сжимали длинную трость с серебряным набалдашником. «М-да. Твое желание оправдано», - сказал он и сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться.

Константин замолчал, глядя на свои, сложенные на коленях, руки. Давид же в нетерпении поджимал губы. Его бесцветные глаза бегали по лицу отца. Он сглотнул набежавшую слюну и тихо спросил:

- Что он тебе предложил?

- Знания, - выдохнул отец.

- Что?! – воскликнул парень, поражаясь совпадению.

- Он сказал: материальные блага – ничто, в сравнении со знаниями. Чтобы получить ту жизнь, о которой я мечтал, нужны не просто деньги, а умение их зарабатывать и тратить. Тогда я не совсем понимал, о чем он, но согласился. Он избавил меня от зависимости, потратил кучу времени, заставляя учиться. Понимаешь, он не просто внушил мне необходимые знания, а научил их добывать. Он возился со мной пять лет. Я даже привык к его постоянному присутствию, воспринимая, как обычного человека. Благодаря ему я стал тем, кто есть сейчас.

- Как это он возился с тобой? Я не совсем понимаю.

- Да как с собственным ребенком: поселил в квартире, кормил, обувал, одевал. О нет, он не все время был рядом и не ждал меня дома с ремнем, просто посещал периодически, проверяя чем я занят. А я старался доказать, что достоин его помощи, потому и учился. Мне выпал единственный шанс в жизни, доказать, что я чего-то стою, особенно когда открылись безграничные возможности - я мог поступить куда угодно! Его прихвостней, конечно, я видел чаще, но и посещений примерно раз в месяц, как он выражался "проверить положение своих инвестиций", было вполне достаточно. Постепенно он появлялся все реже. В конечном итоге совсем перестал. Видимо, понимая, что я встал на ноги.

- Понятно. Но ты ничего не говоришь об оплате. Чего он хочет?

- Души к сожалению ему не нужны. Он сказал, что этого добра у него хватает. Даже не знает, как от них избавиться. Да я все равно попаду к нему – мои поступки далеки от праведных. Ему нужны духовные ценности, в особенности, если это дорого мне. Все великие книги о нем, поэмы, скульптуры, картины, оперы и многие, известные человечеству, творения – это плата тщеславному ублюдку за его помощь. Он мне дал срок тридцать лет, и вот он истек. Чем мне ему платить, я просто не знаю!

Давид уселся на попу, обхватил руками коленки и хмуро уставился на отца. А ведь действительно, если у человека нет творческих талантов? Он не ученый, не поэт и не музыкант. Чем, в таком случае, ему платить? Отец, тем временем, снова уставился в измятый лист бумаги, перечитал написанное, смял и швырнул в урну. Константин вернулся в свое первоначальное состояние помешательства, снова поднимаясь на ноги и расхаживая из угла в угол. Давид едва успел отскочить в сторону, чтобы отец на него не наступил. Нужно было искать решение проблемы, а не впадать в безумство.