Глава, в которой читатель познакомится с характерами героев рассказа, а также подготовит себя к ужасам и крови, которая рекой польётся в следующих главах.

***

– Опять одних баб прислали… Не женское это дело – человечьи члены отрезать!

Молодая жрица в рясе дёрнула щекой, но сдержала уважительную улыбку, поклонилась толстому старику, известному хирургу и своему будущему наставнику. Шедшая рядом с ней девушка в платье и шестиконечной звездой на чёрной брошке – знаком круга магов – фыркнула. Хирург долго смотрел именно на последнюю, неестественно красивую (вероятно, из-за контагиозной магии, выпрямляющей кости, исправляющей осанку, черты лица), с молодецкой горделивостью, силой, энергией, смешинкой в глазах. Чародейка не отвела взгляд. Старик тяжело вздохнул, впустил девушек в дом.

– Далеко не ходите, но и в светлице не топчитесь, присядьте вон там, отдохните, после чего, как это принято у вас, милых дам, поплачьте над своей судьбой, а далее возвращайтесь в свои храмы и ведьмовские круги с позором. Мне нужны не бабы, хоть и специалистки, а уравновешенные парни-практиканты. Так и передай: ты – верховной жрице вместе с моим тёплым приветом, ты – своему наставнику и лектору.

– Нет, – чародейка интонацией поставила точку, улыбнулась и без стеснений села на табурет у книжного столика. – Прислали именно меня, замена не предусмотрена.

– Достопочтенный Ги, – спокойно начала жрица, не принимая предложение присесть. – Верховная мать молилась и продолжает молиться за Вас Гекате, наслышавшись о тех чудесах, которые вам довелось сотворить, однако, без жилки чуда в душе. Она была почтена, узнав о просьбе прислать в помощь именно Вам одного из лекарей. Помня о старой дружбе, Верховная мать отправила Вам меня. Также она просила передать, цитирую: «Не злись, не упрямься, не отвергай молитву, а ещё не забывай о геморрое, до коего лишь мои руки смогли дотянуться, да славится имя Матери Трёхликой». Конец цитаты.

«Достопочтенный Ги», который о геморрое отнюдь не забыл, вздохнул. Вздыхал долго и тяжело. После чего, смирившись с женским обществом, всё-таки прокомментировал с горькой усмешкой:

– Бабы!.. – после чего перешёл к делу, присев рядом с чародейкой: – Имена, звание, заслуги, умения, практика? Начни ты.

Жрица кивнула, продолжая стоять в центе комнаты:

– Лилит, старшая жрица, травница, врачевательница. За практику считается невольное участие в борьбе против эпидемии оспы?

– Только если эта оспа на ленты кромсала тела людей, отрубала конечности, дробила кости, наносила травмы внутренним органам, а ты бегала рядом и скрупулёзно сшивала то, что можно было сшить.

Выражение лица Лилит не изменилось – всё такое же смиренное и по-детски насмешливое, словно после шутки, которую по дороге к лачуге Ги ей выдала жизнерадостная чародейка:

– Сражение при Болоньи.

– С этого надо было начинать, девочка! Ты?

– Эпона, психоменталичка, целительница.

– Без практики? – нахмурился Ги, почесал седую бакенбарду. – Ну, что можешь делать, кроме того, как заменять нам опий? Война – это то место, где врачи либо режут, либо отрезают. Другого не дано.

– Знаю теорию. Ещё читала Галена.

– Если верить теории Четырёх стихий твоего достопочтенного Галена, отрубленное вместе с кусочком макушки ухо можно легко восстановить путём натирания травяными настоями. Хрень, не так ли? А для того, чтобы ты поняла, как применить свою теорию на практике, как минимум дюжине людей придётся жизни лишиться. Подумай об этом, госпожа Эпона.

***

 Глава, в которой троица мирно обсуждает дела военные, после чего обустраивает полевой лагерь, где не без проблем дамы проводят свою первую на этой войне ампутацию.

***

На следующий день, отдохнув, приготовившись, Эпона и Ги так же сидели за книжным столом, всматриваясь за гардину на улицу, шумящую писклявыми детьми, громкими животными и разнокалиберными людьми. Лилит стояла рядом.

Жрица была одета в ту же рясу, вот только под исподнем повесила на шею вериги – крупный трикветр из меди. Её лицо опять же не выражало лишних эмоций, лёгкая смешинка исчезла, пропала. Эпона переоделась в мужские штаны и рубаху с бурой пелериной, сняла все кольца, амулет и брошку, дабы избежать ожога при колдовстве и диснаправленности, спрятала волосы под шапочкой. Ги облачился в рабочую одежонку из рогожи. У каждого за спиной покоилась торба, набитая инструментами, настойками, бинтами, спиртом. Сквозь плотную сермягу просачивался запах алкалоидных трав. Запах больницы, запах смерти и жизни.

– И всё-таки я не понимаю её, – вздохнула Лилит, подбоченилась. – Княгиня, богобоязненная дама, а покусилась на жизнь королевского отпрыска, пусть и бастарда, в результате чего объявили войну. Нельзя было решить вопрос в более узких кругах?

– Бери шире, девочка, – Ги не отводил взгляда от открывшегося вида купеческого квартала. – Дружелюбно настроенными могут быть только те королевства, которые друг с другом не соседствуют. У наших правителей давно загорелись глаза на кусочки земли, лесов, плодородных лугов, которые можно отобрать. Убийство пасынка – лишь необходимая причина для объявления войны.

– Говорят, – Эпона улыбнулась, подмигнула Лилит, – княгиня лишь отчасти виновата в том, что парень погиб, ведь, если вспомнить всю ситуацию в целом, то умер он от разрыва сердца во время бурной ночи на этой бедной даме.

– Под этой бедной дамой, – поправил Ги. – Она была достаточно боевой женщиной.

– Знаю. Месяц назад, после этого происшествия, я прерывала её беременность. Мы пообщались.

Ги выразил своё неодобрение взглядом, Эпона сделала непроизвольный жест рукой, мол, ну и что с того?

В окно залетел белый голубь, зашелестели крылья, птица навернула круг и, замедлившись, села на стол. Ги забрал послание, прикреплённое к лапке, состоящее из восьми слов с перепутанными буквами. Эпона провела пальцем по голове резко вздрогнувшего голубя:

– Ладно, признаю твою победу, недооценила я значимость птичек.

– Дамы, наш лагерь, в отличие от остальных, будет находиться ближе всего к месту сражения, которое, скорее всего, уже началось. Стычка кавалерии должна произойти у реки. Госпожа Эпона, прошу, взгляни на карту, сможешь?

– Почему бы и нет. Прямо сейчас?

– Прямо.

Чародейка кивнула, поднялась, спугнув птицу, выпрямила спину, протянула левую руку, непонятно изогнула пальцы, прикрыла глаза и зашептала. Лилит наклонилась к сидящему старику:

– Через час утренняя молитва.

– Пропустишь, девочка моя, – хирург отмахнулся. – Твоя богиня точно простит.

Рука Эпоны дрогнула. Девушка медленно провела вниз, за её пальцами протянулась чёрная трещина, разорванная материя. Запахло озоном. Когда трещина превратилась в двухметровый овал, чародейка выдохнула, отошла. Оглянулась на Лилит, потом на побледневшего Ги, усмехнувшись: