Резня продолжилась.
Ги не мог встать, руки дрожали. Эпона медленно, что-то шепча, подошла к головорезу, убившему её подругу. Тот взглянул на неё злобно, отвлекаясь от убийства, однако, заметив, что чародейка весьма красива, слащаво ухмыльнулся:
– Не бойся, дорогуша, тебя, конечно же, мы трогать не будем, да, ребят?! Вот только придётся тебе опосля каждого за этот дар-то отблагодарить.
Разбойник засмеялся, а Эпона перестала шептать, выкрикнув последнее слово формулы, словно плюнув головорезу в лицо. Искривила пальцы.
Портал появился сразу. Тьма открылась поперёк тела, начиная с живота. Именно верхнюю половину тела до живота и засосало в портал, ноги и вываливающиеся органы урода упали на землю, ещё пару секунд конвульсивно дёргаясь.
Последующее мгновение Ги помнил туманно. Шум, крики, среди которых привилегировали необоснованные «ШЛЮХА» и обоснованные «ВЕДЬМА», потонули в ярком свете и шипении, треске. Светом задело, обожгло всех, даже самого старика. Основная сила, правда, пришлась на головорезов, буквально сжигая их, как пух.
Огня не было, но голиарды сгорели живьём.
Когда свет исчез, воцарилась тишина, прерываемая вздохами раненых солдат и хрипами, нечленораздельными всхлипами, которые издавала чародейка, валяющаяся на полу. Она пыталась вздохнуть, но у неё не получалось, лишь слёзы лились из глаз. Кровь пошла из носа, изо рта. Чародейка зарыдала, чувствуя, как умирает, бессмысленно протягивая руки вперёд, словно желая, чтобы её обняли, успокоили, согрели, спасая от холода, забирающего жизнь.
Ги так и сделал. Старик держал дрожащую чародейку в своих руках, пока она не испустила дух. Плакал вместе с ней.
После чего встал и вернулся к своему делу, к лечению, чувствуя, как сердце в его груди разрывается на части, а из глаз до сих пор льются слёзы.
***
После войны, окончившейся перемирием двух сторон, в этом месте, внутри овина, установят памятник. Две статуи, две девушки. Одна – гордая, улыбчивая, чертовски красивая, другая – смущённая, скромная, нежная. Сюда, в этот полевой лагерь, единственный уцелевший во время жесткого сражения, часто будут ходить люди, родственники вылеченных или погибших, оставлять цветы.
Когда же об этом месте забудут, а сам овин зарастёт плющом, посещать его до конца своего века будет лишь один сгорбленный старик, ухаживая за статуями, очищая их.