Оказалось, что в бригаде все было известно. Никто не осуждал Ирочку. Все понимали, что она ни в чем не виновата. Но в то же время все знали, что характер у Володьки бешеный. Если Ирочка появится в бригаде и Дема опять что–нибудь себе позволит, беды не миновать.
Все это было проще и грубее, чем терзания Ирочки. Когда она стала говорить Ксюше о том, что ей стыдно бросать бригаду, что она не выдержала экзамена, проявила малодушие и так далее (о подобных случаях ей не раз приходилось читать в ее любимой «Комсомольской правде»), Ксюша недовольно и ласково сказала:
— Будет тебе! Каждому свое. Я, Римка, Клавка — все мы сжились, сработались, дорожим своим делом. Я, например, удавлюсь, а за пишущую машинку не сяду. А ты сядешь свободно.
— Не сяду! — гневно воскликнула Ирочка.
— Ладно, не ершись. Никто тебя не осудит. А вот прогуливаешь зря. Римма велела представить справку с уважительной причиной.
— Ксюша, милая, что ты мне посоветуешь?
— Я уже сказала. Лучше уходи.
— Я решила порвать с Володькой.
— Если решила, оставаться вовсе нельзя.
— Но он мне поклялся… Вот беда.
— В любви?
— В любви, — жалобно подтвердила Ирочка. — На всю жизнь.
— Все они клянутся.
— Нет, Ксюша. Я знаю.
— Тебе, конечно, виднее.
— Если бы и я тоже… А то я… Он не герой моего романа.
Доброе и мягкое лицо Ксюши вдруг сделалось суровым и жестким. Он, видите ли, не герой ее романа! Все понятно! Другой нашелся. Какой, тоже понятно. Значит, Ирочка была в их среде белой вороной и ничему за все это время не научилась.
— Нашла другого?
— Да, — смело ответила Ирочка.
— Желаю счастья! — сухо сказала Ксюша.
Ирочка горячо обняла ее.
— Ксюша, ты зря… Думаешь, потому что пескоструйщик? Слово даю, не потому! Веришь?
— А почему?
— Не знаю. Почему одного любят, а другого нет?
Будь Ксюша потверже, она не сдалась бы и объяснила Ирочке истинное значение ее поступка. Но по мягкости и доброте характера Ксюша сдалась. Она верила, что Ирочка отказывается не от пескоструйщика, а от человека. Когда она поверила в этой успокоилась, Ирочке захотелось узнать, что поделывает Володька, как он там живет без нее. Ксюша всплеснула руками: она же забыла сообщить самую главную новость! Дему поставили на место! Римма не дала денег из очередной получки, ребята последовали ее примеру, и Дема теперь стал тихий, как сова. Даже не заикается о том, что было.
Совсем забыв о том, что она уходит из бригады, Ирочка захлопала в ладоши. Кто бы мог думать? Вот так Римма! Значит, Володька все–таки пошел за ней! Ксюше не хотелось говорить Ирочке правду, но она все–таки сказала:
— Наоборот, Володька дал команду. Сама знаешь, какой у него авторитет в бригаде.
— Володька? — переспросила Ирочка, делаясь серьезной.
Сейчас ей нужен был другой Володька, тот, прежний, который когда–то впервые позвонил по телефону: «Я ничего… Одет… Не пьяный». В новом Володьке, который был способен командовать, она сейчас совершенно не нуждалась.
— Что ж ты, Ирка, нос повесила? — удивленно спросила Ксюша.
— Разве?
Ирочка тряхнула головой. Пусть он там у них сделается не знаю кем… Все равно он мне не нужен!
Они дружески распростились.
Ростик пригласил Ирочку в Большой театр на «Лебединое озеро». На этом заключительном этапе психической атаки он, как оказалось, допустил незначительный, но все–таки тревоживший его теперь просчет. Он полагал, что партер Большого театра, «Лебединое» и «Майя», как он называл Плисецкую, поразят воображение бедной Золушки. Оказалось же, что она с ним лукавила. Она ходила в балет еще с восьмого класса школы, а «Лебединое озеро» знала, что называется, наизусть. Толково и с явным знанием дела она объяснила Ростику, в чем состоит искусство его «Майи». Откровенно говоря, он и не замечал, что у этой артистки какие–то особенные руки, которые изгибаются так, будто бы в них нет ни одной косточки.
Не будь Ростик столь равнодушным к людям, он, конечно, расспросил бы Ирочку, как она росла, чем увлекалась, о чем мечтала. Но, даже убедившись в том, что он ничего о ней не знает, Ростик не придал этому никакого значения. Он подумал только, что эта девица не так уж проста и от нее, чего доброго, можно ждать каких–нибудь сюрпризов.
Ростик не увлекался балетом, как не увлекался и театром вообще. Больше всего он любил антракты. Его радовала нарядная толпа. Он никогда не испытывал в ней унылого чувства потерянности. Наоборот, именно в толпе он чувствовал себя выдающимся человеком. На него обращали внимание женщины. Мужчины завидовали его элегантному виду. В толпе он был, черт возьми, на голову выше всех!
Как только первый акт кончился и дали занавес, Ростик взял Ирочку под руку, и они первыми оказались в фойе.
Ирочке казалось, что люди должны оглядываться на нее, так она была счастлива. Ростик бережно и легко вел ее под руку. Но людей в фойе еще не было. Наконец, почувствовав на себе чей–то пристальный взгляд, Ирочка обернулась и увидела Дуську, то бишь Светлану Чашкину.
Какая ненужная встреча! Светлана была в чем–то очень модном. Она всегда носила яркие платья, так как считала, что только они ей к лицу.
Все еще не веря себе, Светлана удивленно глядела на Ирочку и ее спутника. Так продолжалось несколько мгновений. Затем Светлана как бы опомнилась и подошла к Ирочке.
— Ирка?! Ты ли? — не скрывая удивления, спросила она.
— Что тут удивительного?
Светлана искоса глянула на Ростика.
— Познакомь!
— Познакомьтесь, — нехотя сказала Ирочка.
Сделав руку лодочкой, Светлана церемонно протянула ее Ростику и негромко назвалась. Когда Ростик пожал ей руку, она подняла на него все еще расширенные от удивления глаза. А Ростик? Ирочка увидела его взгляд и похолодела. Ей почудилось, что Светлана и он — старые знакомые, которые зачем–то разыгрывают перед ней пошлую комедию.
— Как вас зовут? — спросил Ростик.
— Светлана. А вас?
— Ростислав.
Они не сказали друг другу больше ни слова. Ирочка мысленно выругала себя за глупую подозрительность. Вечно ей что–нибудь чудится! Они прошлись по фойе, и Ростик повел их в буфет. За столиком Светлана весело болтала с Ирочкой и взяла с нее слово, что она вместе с Ростиком придет к ней в ближайшую субботу. Ростик был очень весел, принес им по бокалу шампанского и по апельсину. Ирочка дала слово, что придет, но за Ростика поручиться не могла. Он рассеянно сказал, что, если ничего не случится, обязательно придет вместе с Ирочкой.
Раздался третий звонок. Ирочка, заторопилась в зал. Светлана побежала на свое место. Ростик немного отстал и поздоровался с кем–то. Уже у дверей партера Ирочка услышала, как он сказал кому–то с подчеркнутой небрежностью:
— Женюсь. Да, на этой… Нравится? Очень рад!
Ирочка так испугалась, что даже не посмела оглянуться. Неслыханно! Он женится «на этой»!.. Конечно, не надо придираться к словам. Он женится на ней. Но ведь она об этом ничего не знает! Усевшись в кресло, она посмотрела Ростику в лицо. Он сидел спокойный и ровный, как всегда. Он женится на ней… Почему же он так спокоен? Ее охватило смятение. Если бы Ростик был ей безразличен, никакого смятения она не чувствовала бы. А теперь прощай Плисецкая со всем ее искусством! Ирочке захотелось домой, чтобы зарыться носом в подушку и наедине с собой проверить, что с ней происходит.
Весь остаток вечера она молчала. Ростик обратил на это внимание только по дороге домой. Не поворачивая головы и продолжая с обычным небрежным изяществом управлять своим послушным «Москвичом», Ростик спросил:
— Что с вами, Иринушка?
— Голова разболелась.
— Я так и думал.
Когда они поднялись на лифте и стали прощаться, Ростик взял руку Ирочки и неожиданно потерся о нее щекой. Это вышло очень трогательно, совсем по–детски. Ирочке бешено захотелось броситься ему на шею, и она заторопилась к дверям. Ключа у нее не было. Открыл Иван Егорович, он ждал ее.
— Ты что? — спросил он, глядя на нее пристальнее, чем всегда. — Болеешь?