— Не надо. Я ненадолго зашла — только тебя с Леськой повидать.
От такого поворота Нелли застыла, будто погружённая в жидкий азот, а потом вдруг раздалась мелодия телефонного звонка. Незнакомый номер на дисплее...
— Да...
— Ратникова Нелли Вячеславовна? — спросил женский голос.
— Да, это я. — Собственный голос Нелли слышала, как сквозь толщу воды. Телефон примёрз к уху ледышкой.
— **ший лейтенант полиции К***ова вас беспокоит... Вы кем Владиславе Игоревне Неупокоевой приходитесь?
— Я... мы... живём вместе, — пробормотала Нелли.
— Вы родственница?
— Нет...
— А у вас есть контакты её родных? Телефоны, адреса не подскажете?
— Да что случилось-то?! — От крика Нелли вздрогнул полог ночи за окном, завыли тревожные сирены: к кому-то мчалась скорая, сверкая мигалками.
Влада, отделившись от косяка, неслышно прошла в комнату, где спала Леська. Склонив бледное в свете ночника лицо над девочкой, она задумчиво погладила её по волосам и тихонько приложилась губами ко лбу.
— Произошло ДТП с участием автомобиля «Рено Логан», — устало сообщила женщина-полицейский. — По водительскому удостоверению личность водителя установлена — это ваша знакомая. Её тело сейчас в морге, мы разыскиваем родственников. Ваш номер был в контактах её мобильного телефона.
Слушая этот служебно-сухой голос, Нелли в мёртвом ступоре наблюдала, как Влада, поцеловав Леську, выпрямилась. Абсурдность происходящего чёрным спрутом оплетала мозг, рвала его на части и пожирала.
— Что вы несёте? Это что, розыгрыш какой-то дурацкий? — хрипло крикнула Нелли. — Какое ДТП? Какой морг, когда Влада — вот она, передо мной?! Она дома, живая!
А абсурдный спрут, превратившись в огромный динамик, вибрировал композицией Savage Garden «Truly Madly Deeply».
— Мама! Телефон звонит! Ма-ам! Ты что, не слышишь?
Нелли лежала на диване с подушкой под боком, на столе всё так же горела лампа, а монитор компьютера чернел погасшим прямоугольником. За окном расплылась чернильная жидкость спрута, а Леська трясла перед лицом Нелли её мобильным, из которого доносилось: «I'll be your dream, I'll be your wish, I'll be your fantasy...»
Кухонные часы показывали половину седьмого утра, всё так же уютно тикая. В прихожей стояли тапочки Влады, в ванной висело её полотенце, пропитанное её запахом...
— Здравствуйте. Извините, что так рано беспокою... — Женский голос, вежливый и усталый. — Ратникова Нелли Вячеславовна?
Дежавю. Чёрное и скользкое, как спрут, дежавю.
— Да... Кто это?
— Младший лейтенант полиции Климова. — А вот во сне фамилию и звание Нелли не расслышала толком.
ДТП с участием «Рено Логан», мокрая дорога, лобовое столкновение. Водительское удостоверение, морг, родственники. Слушая это, Нелли смотрела на сложенный диван, на котором не было Влады. Ледяное ошеломление осталось там, во сне, а сейчас была только сковывающая по рукам и ногам, тянущая на дно обречённость на правду. Не шутка. Не розыгрыш.
— Значит, не можете подсказать? Очень жаль... Значит, сами будем выяснять. А может, всё-таки поищете? Вдруг где-то в записной книжке есть какой-нибудь телефон?
— Хорошо, я поищу и перезвоню. — Рука Нелли с телефоном повисла, аппарат тихо выскользнул и упал на ковёр. Задняя крышка отскочила.
Сигнал домофона ударил её в сердце, как кистень.
— Доставка цветов! Нелли Вячеславовна? Это для вас, получите, распишитесь.
Шаги на лестнице, звонок. Выпуклое пространство дверного глазка закрывал букет — такой же, как во сне... Дверь курьеру открыла Леська: Нелли сидела на полу у стены.
— Ой, вам плохо? — Молодой человек в бейсболке склонился над ней. — Может, скорую вызвать?
Из букета выпала карточка.
«Самой лучшей преподавательнице Нелли Вячеславовне от благодарной студентки Ирины С.».
*
— ...Вот так, значит, и вышло в житухе моей непутёвой. Людка-то моя — ну, вторая жена — померла в прошлом году. Помыкался я там, сям... Кое-как электриком в ЖЭК устроился. Пенсионеров-то не очень на работу берут. Зарплата — кошачьи слёзы, с хлеба на воду, можно сказать, перебиваюсь. Ну, пенсия ещё выручает малёхо. А коммунальщики за свои услуги как дерут! За свет, за газ, за воду — всё им отдай. Как липку обдирают! Половина денег и уходит на ихние счета. А кушать-то надо! Выпить тоже надо... Как припрёт — к дочке ходил, сотню-другую на выпивон клянчил... Не всегда отдавал, каюсь. А как съехала она, так и прекратилась у нас связь. Квартиранты, правда, телефон её дали, но Владька сказала, как отрезала... Всё, мол, батя, я тебе не банк, чтоб ссуды выдавать. Не получишь больше на пропой.
В день похорон ударил мороз, могильная земля схватилась инеем. Отец Влады, сутулый и щуплый, небритый мужичок с жалобными кустиками полуседых бровей, смолил одну сигарету за другой, прикуривая от бычков. Его старое драповое пальто было потрёпано жизнью, как и он сам, жиденький засаленный шарф почти не прикрывал шею с дряблым кадыком, а нижняя губа плаксиво подрагивала бесформенным пельменем. Могильщики кидали землю, а он бормотал и бормотал, жалуясь на судьбу и уставившись пустым взглядом вдаль, за стволы голых берёз.
По другую сторону могилы ёжилась в потёртом пуховике и пёстрой вязаной шапочке с длинными клапанами его бывшая жена и мать Влады. Жизненные перипетии прописались глубокими следами на её лице, особенно досталось ярко-синим глазам: если бы не тяжёлые мешки, они бы казались совсем девичьими, озорными. Рядом с ней смиренно и респектабельно стоял мужчина неопределённого возраста, с мясистым лицом и маленькими глазками, одетый небогато, но опрятно. «Наверно, тот самый чувак из Кандалакши», — проплыло в голове Нелли.
Выйдя на крыльцо столовой, где проходил поминальный обед, Нелли прогнала подступающие слёзы пронзительным осенним воздухом, в котором звенела предзимняя стынь. Летела мелкая снежная крупа, а под козырьком крыльца разговаривали двое. Третий присутствовал при беседе, но не вмешивался, делая вид, что рассматривает едущие по коричневой слякоти машины.
— Ну что, профукала Владька родительскую трёшку... — Подвижные брови-кустики приподнялись, потом нависли над усталыми, как у старого больного пса, глазами. — Машина — всмятку, что с неё теперь... Ну, хоть однушка осталась, и то ладно. Как делить будем, мать? Мы ж наследники первой очереди.
— Ну ясно, как... Продадим, деньги — пополам. — Синеглазая женщина курила, ветер стремительно сносил струйки дыма в сторону дверей. — Не жить же в ней. Людка твоя тебя хатой обеспечила, у нас с Витей тоже есть своя жилплощадь...
— Видно, так и придётся сделать. — Нижняя губа по-верблюжьи выпятилась, почти докуренная сигарета прилипла и висела на ней. — Эх, Владька, Владька... Зачем ей эта машина понадобилась? На беду свою её купила. И квартиру трёхкомнатную в унитаз спустила, и себя угробила... Как думаешь, мать, за сколько удастся однушку-то загнать?
— А тебе какая разница? — Худые пальцы с острыми, жёлтыми от никотина ногтями щёлкнули по сигарете, стряхивая пепел. — Всё равно потратить всё не успеешь. Ну, сам посуди: много ли тебе жить-то осталось, алкаш старый? Продажей я займусь, а то тебя, пентюха, чего доброго, обжулят.
— Делай как знаешь... Ты баба хваткая, а у меня и вправду торгашеской жилки нет. Не знаю, куда и сунуться. — Ноги в стоптанных, забрызганных грязью ботинках прошаркали обратно в столовую.
Как только шаги стихли, синеглазая женщина подманила своего молчаливого спутника пальцем, намекая, чтоб тот нагнулся поближе.
— Ну что, Витёк, провернём дельце? Есть у меня схемка, как этого старого лоха кинуть... К чему ему деньги? Он уж одной ногой в могиле, а туда же! Его халупу тоже в оборот можно пустить — двушка, как-никак, чего ей зря пропадать... Все бабки наши будут — глядишь, Настёнке с Серёгой на приличную жилплощадь и наскребётся. Заживут своим домом да своей семьёй, как белые люди, не век же по съёмным хатам мотаться.