Действительно, защита Кингисеппского укрепленного района служила для наших людей источником мужества, образцом воинского умения. Там в течение двух недель часть укрепленного района, лишенная поддержки, вела бой в полном окружении. Гарнизоны более десяти отдельных долговременных сооружений дрались до последнего человека. В долговременном сооружении № 17 оставались до конца боя командир 253-го батальона капитан Андрей Трофимович Голышев и комиссар политрук Александр Семенович Гупалов. Они пали смертью храбрых. Окруженный и блокированный гарнизон полукапонира «Сережино» в ответ на предложение немцев сдаться взорвал сооружение, предварительно расстреляв все боеприпасы.

Воспользовавшись удобным случаем, я просил командующего помочь нам в организации снабжения и хозяйственного обслуживания укрепрайона.

К. К. Рокоссовский обещал и предложил мне обратиться к своему заместителю генерал-лейтенанту И. Г. Советникову. Генерал тут же сделал ряд распоряжений тыловым органам.

Между тем положение на фронте осложнялось, враг, напрягая все свои силы, рвался вперед. Надо было торопиться с подготовкой рубежа. Но солдаты наши не имели саперного опыта, норм выработки многие не выполняли.

На помощь командирам пришла партийная организация, политработники.

Развернулась борьба за повышение производительности труда. Начали с того, что созвали совещание всех командиров и партийно-политических работников. Командиры батальонов В. М. Григорьев и А. В. Улисов подробно рассказали об опыте передовых солдат и подразделений. Затем в батальонах состоялись партийные и комсомольские собрания. По инициативе политотдела были созданы показательные бригады во главе с опытными коммунистами. Результаты превзошли наши ожидания: показательные бригады скоро стали не только выполнять, но и перевыполнять планы строительства укреплений. [113]

Не хватало у нас саперного инструмента. Нашли выход и из этого затруднения. Стали работать посменно, днем и ночью.

Оборудование рубежа мы закончили досрочно. Но только справились с этим делом, как нам совместно с другими частями было приказано строить новый, более мощный противотанковый ров по всему семидесятикилометровому фронту от Волги до Дона.

Передний край этого рубежа благодаря противотанковому рву изменился. Изменились вследствие этого и боевые порядки частей и подразделений. Перестройка вызвала чрезвычайно много не только дополнительных, но и совершенно новых работ.

— Придется еще разок поднажать, — терпеливо разъяснял солдатам комиссар Пемов. — От нас с вами тоже зависит успех боев за Сталинград, за свободу и независимость Родины. Ведь если мы создадим неприступные оборонительные рубежи, враг будет разбит. Поймите это, дорогие товарищи. — И комиссар вместе с солдатами брался за лопату, рыл траншеи, оборудовал огневые точки.

* * *

Каждый день в жизни укрепрайона был наполнен такими фактами, которые говорили об одном: наши люди готовы к любым тяжелым испытаниям.

Начальник политотдела Н. Н. Калинин однажды показал мне письмо солдата, адресованное командиру роты. Вот что писал боец:

«Товарищ старший лейтенант! Простите меня, но больше терпенья нет. Доколе же мы будем рыть и рыть? Устал. Не руки устали, нет, а голова, душа. Мочи нет! Товарищи там, на фронте, начали бить фрица и в хвост и в гриву, а мы роем и роем до потери сознания. Иду на фронт. Не поминайте лихом! Рядовой вашей роты Иван Фомин».

И ушел не один Иван Фомин. Много у нас оказалось таких «непосед».

— Твой передний край здесь, — внушали каждому командиры и политработники. — Здесь ты тоже защищаешь Родину.

Солдат, бывало, слушает, соглашается. Офицеру кажется: [114] уговорил. Подает руку бойцу, желает ему успеха. А тот конфузится, мнется и робко напоминает:

— Понимаю... головой. А сердце зовет на фронт, товарищ командир. Вот и мать просит отомстить за сестренку. Фашисты ее убили.

В конце ноября 1942 года новый рубеж был оборудован броневыми, сборными железобетонными и дерево-земляными сооружениями. Глубокий противотанковый ров протянулся от Дона до Волги. Проволочные заграждения, минные поля на переднем крае и в глубине обороны также сделали хорошо.

Строителям рубежа командующий фронтом объявил благодарность, девять солдат и офицеров укрепленного района получили ордена и медали.

В это время стало известно об успешном наступлении наших войск под Сталинградом. Декабрь принес новые радостные известия о полном окружении группировки фельдмаршала фон Паулюса. Обстановка складывалась так, что построенные нами укрепления теряли свое значение. Но для окончательного уничтожения окруженной группировки требовались резервы. Поэтому укрепленный район передал саперные батальоны в другие соединения. Затем ушли на передний край расчеты противотанковых ружей и шесть пулеметно-артиллерийских батальонов.

Оставшиеся пулеметно-артиллерийские подразделения были также сняты с рубежа и сосредоточены в городке Дубовка для доучивания. Но близость к линии фронта сказывалась и тут. Она разжигала у солдат и офицеров боевой наступательный порыв. Особенно сейчас, когда враг оказался в окружении.

Нельзя было не учитывать этого хорошего настроения личного состава. И мы решили просить штаб 66-й армии выделить укрепрайону боевой участок. Без разрешения командования фронта штаб армии этого сделать не мог. Тут нам с комиссаром помог только что прибывший на должность члена Военного совета Донского фронта генерал-лейтенант К. Ф. Телегин.

Выслушав нас, он сказал:

— Пойдемте к командующему.

— Что скажете? Зачем прибыли? — сразу спросил генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский. [115]

— Товарищ командующий, воевать хотим. Все солдаты и офицеры 159-го укрепленного района просят вас — разрешите воевать!

— Это хорошо. Молодцы! Воевать будете, а как и где — укажет командующий армией генерал Жадов.

Командарм без лишних слов поставил перед нами боевую задачу.

Это было 5 декабря 1942 года.

Окончилась страда в прифронтовом тылу, началась боевая жизнь.

* * *

66-я армия Донского фронта в операции по уничтожению окруженных фашистских войск в районе Сталинграда должна была во взаимодействии и совместно с войсками других армий разрезать оборону восточной группировки противника, отсечь часть ее, находившуюся в районе Городище — Орловка.

Стрелковые дивизии первого эшелона армии с начала декабря вели наступательные бои с частными целями, улучшая свои позиции. В результате этих частных боев личный состав в частях значительно поредел. Поэтому командование армии, получив в свое распоряжение наш укрепленный район, временно передало несколько пулеметно-артиллерийских батальонов в подчинение командиров стрелковых дивизий первого эшелона.

Но батальоны укрепрайона имели много тяжелого вооружения, артиллерии и пулеметов. В силу этого они не могли быстро продвигаться. Ни стрелков, ни автоматчиков, без которых вести наступательные операции невозможно, у нас не имелось. К сожалению, поначалу в войсках этого не учли. Поэтому некоторые батальоны на первых порах действовали неудачно.

Командование армии, учитывая не оправдавший себя опыт использования таких войск в составе стрелковых частей, вновь объединило их в укрепрайон. Нам дали полосу обороны от высоты 147,6 северо-западнее Орловки до Спартановки.

Наученные горьким опытом, мы с начальником штаба Дмитриевым и начальником политического отдела [116] Калининым решили немного реорганизовать подразделения, приспособив их к новым задачам. Из противотанковых батарей сформировали несколько артиллерийских дивизионов, роту разведки, «легкий» батальон в составе двух стрелковых, автоматной и пулеметной рот.

В организации разведки переднего края противника хорошо проявил себя спортсмен боец Зайцев, обладавший большой физической силой, отличный лыжник. К сожалению, он совершил серьезный проступок и был осужден ревтрибуналом. Многие в подразделении знали его давно. Под Москвой Зайцев успешно командовал пулеметным взводом.

Зайцева надо было отправлять в штрафной батальон. Но я надеялся дать ему возможность реабилитировать себя у нас, в укрепленном районе. И вот случай представился. Поговорил с прокурором, попросил его разрешения послать Зайцева достать «языка». Прокурор вначале колебался, потом махнул рукой: делайте, мол, как считаете лучше.

В ночной поиск с Зайцевым пошли такие же, как он, смелые, сильные, ловкие солдаты.

Поиск удался. Бойцы притащили пленного. Но Зайцев малость перестарался. Он так «жиманул», по его выражению, вражеского пулеметчика, приготовившегося стрелять в разведчиков, что тот потерял сознание. Подоспевшие на передний край офицеры штаба не сумели получить от пленного ничего ценного, тот вскоре умер.

О снятии наказания с Зайцева не могло быть и речи. Военный трибунал признавал факт отваги, проявленный им, и в то же время вполне резонно указывал на ее безрезультатность.

Через несколько дней Зайцев повторил поиск. На этот раз он «бережно» доставил в штаб унтер-офицера.

Зайцев сделал большое дело. С него сняли судимость, восстановили в звании.

По отваге, смелости, находчивости и сметке под стать ему был разведчик солдат Манзюк. Он погиб смертью храбрых. Произошло это так. Мы захватили на нейтральной полосе закопанный немецкий танк. Оборудовали в нем наблюдательный пункт. Оставалось наладить лишь проводную связь. Противник, обстреливая танк и подход к нему с нашей стороны, не подпускал сюда [117] связистов. Несколько человек были уже ранены. Доставить средства связи вызвался Манзюк, но был сражен немецким снайпером. Узнав об этом, бойцы укрепленного района открыли по противнику такой шквальный пулеметный, минометный и артиллерийский огонь, что даже в штабе армии забеспокоились.