Джингль в растерянности покачал головой:

— Много слышал вранья, сэр. Сам не дурак сплести историю. Воображение работает. Язык подвешен недурно. Весьма. Но такой чепухи отродясь не слыхивал.

— А между тем именно сейчас он сказал чистую правду, — вздохнул Уотсон.

— Не смешите меня, сэр! — распалился Джингль. — Печатал фальшивые ассигнации, говорите вы? Верю! Хотел увезти дочь губернатора? Безусловно верю. Сам не раз был замешан в таких делишках. Дон Болеро Фицгиг. Гранд. Единственная дочь. Донна Христина. Прелестное создание. Любила меня до безумия. Ревнивый отец. Великодушная дочь. Романтическая история. Весьма…

— Эту романтическую историю, — прервал его воспоминания Холмс, — знает каждый, кто читал «Записки Пиквикского клуба». Если вы хотите сказать что-нибудь по существу дела, Джингль, держитесь ближе к теме.

— Извольте, сэр! Я хочу сказать, что ни на грош не верю в эту историю про мертвецов. Мистер Чичиков торговал мертвецами, говорите вы? Чепуха, сэр! На что могут понадобиться мертвецы? Какая от них польза?

— Он не мертвецов покупал, а только списки, — попытался объяснить Уотсон. — В списках они значились как живые. И поэтому он мог получить за них кучу денег.

— Кучу денег? За мертвецов? Сказка, сэр! И прескверная сказка. Весьма.

— Холмс! — в отчаянии Уотсон обратился за помощью к другу. — Объясните им. Они все явно не читали «Мертвые души». А я… Я, право, сам не очень ясно представляю себе, в чем состоял смысл всей этой махинации Чичикова.

— Существовал опекунский совет, — начал объяснять Холмс. — Куда помещик мог заложить принадлежащие ему души, то есть принадлежащих ему крепостных. Сделка совершалась только на бумаге. Закладываемых крестьян никто, разумеется, не видел. Вот Чичиков и решил скупить за бесценок умерших крепостных, которые по документам значились как живые. А потом…

— Понимаю, сэр! — прервал его Джефф Питерс. — Знал я одного такого мерзавца. Альфред Э. Рикс звали эту жабу. Он разделил на участки те области штата Флорида, которые находятся глубоко под водой, и продавал эти участки простодушным людям в своей роскошно обставленной конторе в Чикаго…

— Да нет же, — поморщился Уотсон. — При чем тут какой-то Альфред Э. Рикс? Второго такого ловкача, как Чичиков, вы не найдете во всей мировой литературе. Это личность уникальная.

— Боюсь, друг мой, что вы слишком категоричны, — покачал головой Холмс. — В каком-то смысле Чичиков, конечно, неповторим. Но… Позвольте, друзья, я прочту вам, что писал о Чичикове знаменитый русский революционер Петр Кропоткин.

Как видно, Холмс предвидел такой поворот событий и заранее подготовился. Он достал из кармана сюртука свой видавший виды блокнот, раскрыл его на заранее заложенной странице и прочел:

— «Чичиков может покупать мертвые души или железнодорожные акции, он может собирать пожертвования для благотворительных учреждений…»

— Как я для беспризорных детей? — вмешался Остап.

— Совершенно верно. Вы, Остап, в известном смысле тоже ведь ученик Чичикова. Весьма способный ученик, не спорю, но… Впрочем, позвольте, я дочитаю до конца рассуждение Кропоткина. «…Он может собирать пожертвования для благотворительных учреждений. Это безразлично. Он остается бессмертным типом: вы встретитесь с ним везде. Он принадлежит всем странам и всем временам: он только принимает различные формы, сообразно условиям места и времени».

— Вот это верно! — восторженно выкрикнул Джефф Питерс. — Ну прямо точка в точку про эту жабу Альфреда Э. Рикса, с которым я встретился, шагая по шпалам железной дороги Арканзас — Техас.

— Чтобы уж совсем покончить с этой темой, — продолжал Холмс, — я, с вашего позволения, прочту вам несколько слов из статьи о «Мертвых душах», написанной одним из современников Гоголя. Вот как автор этой статьи характеризует Павла Ивановича Чичикова.

Перелистнув несколько страниц в своем блокноте, Холмс нашел нужную выписку и прочел:

— «Это человек с сильною натурою, сжатою в одно чувство… чувство почти животное, но которому он подчинил все прочие человеческие: дружбу, и любовь, и благодарность… И это чувство — корыстолюбие».

— Вы хотите сказать, — задумчиво спросил Остап, — что Павел Иванович Чичиков, как и я, идейный борец за денежные знаки?

— Вот именно, — кивнул Холмс. — Или, как назвал его сам Гоголь, приобретатель.

На лице Остапа отразилось сомнение, которое он тут же выразил своим любимым словечком, выражавшим у него, по мере надобности, любые оттенки чувств.

— Пардон! — сказал он. — Один вопрос: если я правильно понял ситуацию, эти сделки по приобретению мертвых душ, которые заключал Чичиков, были не вполне… как бы это сказать… одним словом, они были незаконные?

— Ну разумеется, незаконные! — пожал плечами Уотсон.

— А с каких пор вы стали таким строгим законником, дорогой Остап? — не без иронии осведомился Холмс.

— Вам должно быть известно, что я всегда свято чтил Уголовный кодекс, — оскорбился великий комбинатор. — Но дело не в этом. Если сделки были незаконные, вся эта история, описанная Гоголем, выглядит, пардон, не совсем правдоподобной.

— Как это неправдоподобной? Почему? — изумился Уотсон.

— Говорю это вам как юридическое лицо юридическому лицу, — хладнокровно объявил Остап. — Надеюсь, вам известно, что у меня в этой области имеется кое-какой опыт. Чтобы заключить незаконную сделку, надо найти партнера. Партнер же должен быть отъявленным негодяем. Увы, тут уж ничего не поделаешь: жизнь диктует нам свои суровые законы. Полагаю, вы не забыли, чего мне стоило разыскать всего лишь одного негодяя — почтеннейшего Александра ибн Ивановича Корейко. А этому вашему Чичикову негодяи попадаются буквально на каждом шагу. Что ни встреча, то новый негодяй.

— Извольте немедленно объяснить, кого вы имеете в виду? — потребовал Уотсон. — Кто эти так называемые негодяи?

— Да все, кто соглашается продать Чичикову мертвые души, то есть вступить с ним в незаконную сделку, — любезно пояснил Остап. — Плюшкин, Манилов, Коробочка… Порядочный человек на такое темное дело не пойдет. Вот и спрашиваю вас: откуда там набралось такое количество жуликов?

— Боюсь, сударь, — снисходительно усмехнулся Уотсон, — что вы просто не читали «Мертвые души». Манилов… Коробочка… Да какие же они жулики?

— Погодите, Уотсон, — вмешался Холмс. — Не горячитесь. Точка зрения, которую сейчас так убедительно изложил мистер Бендер, была уже высказана однажды. И высказана человеком весьма компетентным.

— Это кем же? — вскинулся Уотсон.

— Знаменитым французским писателем Проспером Мериме, — отвечал Холмс. — Позвольте, господа, я прочту вам несколько слов из его статьи, которая называется «Николай Гоголь».

— Просим!.. С удовольствием! — понеслось со всех сторон. И только один мрачный голос недовольно буркнул:

— А зачем нам это?

— Затем, что это имеет самое прямое отношение к-обсуждаемому нами вопросу, — ответил Холмс. — Итак, господа, прошу внимания!

Достав из необъятного кармана своего сюртука тоненькую книжку, Холмс раскрыл ее на заранее заложенной странице и прочел:

— «Основной недостаток романа господина Гоголя — неправдоподобие…»

— Слушайте! Слушайте! — крикнул Остап.

— «Я знаю, — продолжал читать Холмс, — мне скажут, что автор не выдумал своего Чичикова, что в России еще недавно спекулировали „мертвыми душами“… Но мне кажется неправдоподобной не сама спекуляция, а способ, которым она была проделана. Сделка такого рода могла быть заключена лишь между негодяями…»

— Я всегда говорил, что Мериме — это голова! — снова не смог сдержать своих чувств Остап.

— «Какое мнение можно составить о человеке, желающем купить „мертвые души“? — продолжал Холмс зачитывать цитату из статьи Мериме. — Что он: сумасшедший или мошенник? Можно быть провинциалом, можно колебаться между двумя мнениями, но нужно быть все же негодяем, чтобы заключить подобную сделку».

— Золотые слова! — воскликнул Джингль. — Так оно и есть, сэр! Уж поверьте моему опыту. Среди так называемых порядочных людей полно негодяев. И среди героев господина Гоголя их так же много, как и в любом уголке вселенной. Крайне много. Весьма.