Как и везде, радушная встреча с зимовщиками Зимовка совсем маленькая, всего один жилой дом. Экипаж ночевал в дощатом сарае, но в спальных мешках было тепло и уютно. Утром обсудили всем экипажем наши социалистические обязательства. Решили экономить горючее, смазку и ресурсы моторов за счет точного самолетовождения и технически грамотной эксплуатации материальной части. Наш парторг собранием доволен.

Михаил настоящий коммунист, честен, принципиален, суров к попустительству и по–отечески добр к людям! В нашем экипаже он новый человек, но его спокойные и деловитые советы явно благотворно влияют на все наше «казачество и чем дальше мы уходим от Большой земли, тем быстрее идет сближение экипажа с Каминским. В высоких широтах он впервые, однако, очень быстро осваивает нашу тактику самолетовождения и привыкает к капризам Арктики. Истину, высказанную Черевичным: «С Арктикой надо обращаться на «вы» — он принял полностью. Несколько лет он проработал на Чукотке, где выполнял сложные полеты. Он привык верить работе магнитных компасов. Каково же было его удивление и растерянность, когда на участке остров Рудольфа — мыс Арктический он впервые столкнулся со сбоем в их работе.

Привожу записи из его экспедиционного дневника:

«Без всяких видимых причин, при устойчивом режиме, стрелки компасов, потеряв всякую устойчивость, ходили из стороны в сторону на 25°, а если чуть–чуть исправишь курс в какую–либо сторону на 5°, то и стрелки компасов уходят в ту же сторону до 40°. На меня произвела большое впечатление уверенность Аккуратова, с какой он вносил поправки в курс. Укажет прямо по горизонту направление — и глядишь, в конце концов компасные стрелки встанут точно на курс! Это тем замечательно, что никаких видимых ориентиров в окружающем пространстве нет — кругом лед, вода и теряющийся в дымке горизонт».

Конечно, такой отзыв приятен для любого штурмана, но ничего удивительного в моей работе не было Каминский еще не знал методики навигации в высоких широтах и не был знаком с астронавигацией, а она — основа самолетовождения в Арктике. В полете он успешно осваивал эти знания, которые не давались тогда ни в одной летной школе и не были изложены ни в одном учебнике не только у нас в Союзе, но и в других странах. Мы эти знания добывали сами, штурмуя арктические «бастионы». Наш нелегко накопленный опыт мог передаваться нами в полетах или, реже, на летных сборах и конференциях. Только в 1959 году была издана книга, давно написанная автором этих записок: «Самолетовождение в высоких широтах».

Второй день сидим на Котельном. Порывы ветра сотрясают стены домика. О вылете не может быть и речи. С трудом добравшись до самолета, осмотрели его крепление и вернулись обратно. Одни, утомленные закачкой горючего, пошли «досыпать», а другие занялись обработкой ледового материала. Черевичный с увлечением читает своего Омара Хайяма и ждет, когда я составлю очередное ледовое донесение. Каминский записывает события дня в судовой журнал и вслух радуется, что на последнем маршруте расход горючего удалось сократить на шесть процентов, а потом говорит:

— Все наши задержки с вылетом из–за медленной заправки горючим.

— Миша, да ты никак открыл Америку? — отрываясь от чтения, бросает Черевичный.

— Качаем из бочек вручную. Десять минут при работе в паре на одну бочку. Это шесть часов сорок минут на полную заправку, да плюс на раскопку, да на взятие пробы, да на установку бочек и смену фильтра — это еще четыре часа!

— Миша, ясно, как арктическое солнышко! Всего десять! А за это время погода портится — и мы сидим день, два, три! А вывод?

— Надо качать электромоторной установкой, и не из бочек, а из цистерн!

— Золотая истина гласит твоими устами! А где вся эта техника?

— Пусть позаботится начальство. В своем отчете мы должны поставить этот вопрос. Полетов будет много, так дальше нельзя!

— В будущем согласен — и это будет! А сейчас придется подождать. Что ты хочешь? Я сам видел на Центральном аэродроме в Москве, еще несколько лет назад горючее по две бочки к самолету доставляли на росинанте и качали вручную. А нас уже заправляли из цистерн на автомашинах. Техника дойдет и сюда!

— Дойдет! Как ты, командир, при своем характере миришься с этим? Надо требовать! И при возвращении в Москву я добьюсь этого!

Наш спор прервал радист, выложив на стол целый ворох радиограмм со сводками погоды и прогнозом, полученным с острова Диксон. На Врангеле ясно. Остров находится в зоне обширного антициклона, захватившего всю восточную Арктику. Но южнее и к западу — всюду пурга, низкое давление, сплошная облачность. Внимательно изучив сводку и прогноз, решили, что к вечеру назавтра погода должна улучшиться. Ночевать остались в домике зимовщиков, устроившись в спальных мешках на полу.

На следующий день утром, увы, наш прогноз не оправдался. Пурга выла, словно взбесившаяся. Механики посмеивались за обедом над нашим просчетом и предложили утвердить для синоптиков их годовой праздник, если таковой когда–либо будет, 1 апреля. Дружный смех всего стола одобрил это предложение. Но не успел смех стихнуть, как мы все почувствовали: что–то произошло. Несмотря на застольный шум, было ощущение какой–то звуковой незаполненности.

— Да пурга же кончилась, казаки! — крикнул Черевичный, открывая дверь наружу.

Все бросились за ним. Ветер действительно стих, но снег продолжал густо сыпаться на землю. Новые сводки погоды были благоприятны. Решили лететь. Впереди лежал самый сложный и длинный этап переле 1а: более двух тысяч километров над океаном, кроме того, мы летели не по прямой на остров Врангеля, а делали глубокий заход к северу и тем усложняли и удлиняли свой маршрут.

Все было взвешено, учтено, и в 13.40 мы вырулили на старт.

Шел снег. Видимость не превышала ста метров. Взлетали вслепую. Отличные гироскопические приборы позволяли нам проделать эту сложную операцию четко и уверенно. Спустя полчаса мы «нырнули» вниз и на высоте двухсот метров увидели под собой льды океана.

В 15.00 впереди появилась громада скал острова Жапнетты, а дальше к северо–западу серел остров Генриэтты. Унылые, голые базальтовые скалы, частью, покрытые льдом и припорошенные снегом, отвесно обрывались в океан. Хаотично навороченный торосистый лед — зеленый, синий и голубой, искрошенный о выступающие базальтовые зубья, медленно двигался мимо острова.

— Сцилла и Харибда! — не удержался кто–то от сравнения, пораженный видом.

— Жаль, Язона нет на нашем «Арго», — рассмеялся я, — и даже курс тот же на юго–восток.

Эти острова открыты в 1881 году американской экспедицией Де — Лонга на яхте «Жаннетта». Яхта была раздавлена льдами, а сам Джордж Де — Лонг и часть его спутников погибли от голода в устье Лены, куда добрались на шлюпках, таща их на себе по дрейфующим льдам. Остальные члены экспедиции во главе с инженером Джорджем Меллвилом были спасены русскими политическими ссыльными. За спасение американских исследователей сенат и президент США Вильсон наградили их медалями и именными часами.

Над могилой погибших американцев на одном из островов дельты Лены до сих пор стоит высокий деревянный крест. На картах крупного масштаба это место называется Американской могилой. И все, кто знает ту трагическую историю, с глубоким уважением относятся к могиле чужеземных героев. Местность вокруг на сотни километров пустынна. Только изредка проплывут рыбаки, они–то и поддерживают могилу в порядке. Мы с Черевичным сажали здесь наш гидросамолет, поднимались на берег и подолгу стояли у могилы. Теперь уже сто лет, как лежат они в русской земле. Мы, советские исследователи, помним их и чтим, потому что пришли они на нашу землю с дружбой и миром!

Погода к югу улучшилась. Появились разрывы в облаках, и льды заискрились. Какое их здесь разнообразие! Сколько работы для глаз ледового разведчика! Вот по тем голубым заторошенным льдам не пройдет и самый мощный ледокол, а рядом ровные белые поля, по ним свободно пройдет не только ледокол, но и потянет за собой караван груженых кораблей. Я еле успеваю их классифицировать. Формы, мощность, размеры, цвет, оттенки, возраст — все переводится в формулу их проходимости.