Глава 4.

    Я, улыбаясь, протягивал цветы, и любовался её очаровательными карими глазами. Кристина Теплова озадаченно переводила взгляд с букета белых роз на моё лицо и обратно. Я смотрел ей в глаза и видел там свой приговор. Эта стерва хочет уничтожить мой мир. Так же, как некоторые другие женщины в моей жизни, только ещё более основательно. А я никому не позволяю топтаться по моим газонам.

    Тревожно-безмятежный мир моей проклятой, романтичной души. Старое заброшенное поместье, забытое людьми. Оно пришло в упадок, заросло мхом и вьюнами, опутавшими величественное здание. В нём живёт злой дух. Бродит по пыльным пустым коридорам, выглядывает в грязные окна, бесшумно скользит по разбитой мраморной крошке и прочему мусору. От его движения не шевелится даже паутина. Так я провожу свои дни.

    Небо навечно скрыто тёмными предгрозовыми тучами. В поместье светло и одновременно темно, как бывает при быстротечном дневном ливне. Но здесь никогда не идёт дождь. Порывается что-то сказать, но не может пролить ни единой слезы, чтобы оживить старый парк. Только беспокойно гладит деревья и заросшие кусты, рассказывая печальную сказку о прошлых временах. В сумрачном царстве белеют остатки полуразрушенных храмов и беседок из белого мрамора. И по одичавшему парку одиноко ходит великолепный леопард, страж тех мест. И горе тому, кто войдёт сюда без спроса. Расправа будет короткой и ужасной. Страж безжалостен и свиреп. Только перед одной единственной женщиной готовы были распахнуться старые чугунные ворота. Плакат над входом «Добро пожаловать, принцесса!».

    Вот она ступает на мою землю стройными ножками, и всё меняется. Леопард ложится у её ног, а в поместье просыпается жизнь. Под чутким руководством хозяйки старое здание очищается от мусора и паутины. Деревьями и кустарниками занимается садовник. В пруду снова плещется рыба. Тучи расходятся над ожившим миром. Ну и прочая пошлая сентиментальная дребедень.

    Но чуда не случилось, и леопард растерзал её. Ничто не проходит безнаказанно, ни вторжение, ни отказ от приглашения войти. С другими сложнее. Они вламываются в парк непрошенными гостями с топорами и бензопилами в изящных ручках и весело начинают наводить свой порядок. Вековые деревья летят в огонь. Вместо кустов разбиваются клумбы. Затем они начинают перестраивать особняк сверху донизу и ещё требуют с тебя денег на это безобразие. Я уж не говорю о том, что они берут ружьё и начинают бегать за бедным леопардом, чтобы пристрелить его. Или того хуже, пытаются поймать, чтобы надеть на него ошейник.

    Теплова явилась в мой замшелый особняк с парой коробок динамита и факелом, чтобы выжечь всё дотла. Нет, дорогуша, номер не пройдёт. Руки прочь от леопарда, от всего моего сумрачного, таинственного мира.

    Я стою у дверей её гостиничного номера. 

    - Можно войти? – вежливо попросил я.

    Она поджала губы, но взяла букет. Отстранилась от двери.

    - Входите.

    Маленькая тухлая комнатка с кроватью, столом, парой стульев и старыми занавесками. На полу валяется открытый чемодан. Поверх вороха тряпья лежит моя вторая книжка, в карманном варианте, «Красная тьма слепых». Обложка потрёпанная, с круглым пятном от поставленной чашки кофе или чая, переплёт почти рассыпался. На постели смятое платье. На столе пепельница, переполненная окурками. Неряха, но её литературный вкус можно только поприветствовать.

    Я медленно прошелся, оглядываясь, подошёл к окну, выглянул во двор. Вечерняя пустынная улица. Запомнил расположение комнаты с белыми рамами. Второй этаж. На всякий случай следует знать, никогда не угадаешь, когда пригодится. В моём деле мелочей не бывает. Под окном клумба с подвядшими цветами. На противоположной стороне большой магазин с неоновой вывеской.

    Я искоса посмотрел на девушку. Конец её книги уже написан. 

    - Скажите, - сказала она. Я отпустил занавеску и улыбчиво обернулся. Она не попыталась поставить цветы в воду, просто положила на стол и сейчас стояла рядом, сложив руки на груди. На ней серая юбка, чёрный тонкий джемпер и лёгкие туфли на изящных ножках. – Это правда, что у вас на письменном столе стоит бюст Сталина?

    Моя улыбка стала ещё шире.

    - Каюсь, есть такой грех. Вы так хотите маньяка вычислить?

    - Пытаюсь вас понять.

    Я пожал плечами.

    - Меня нечего понимать. Всё гораздо проще. Сталин – это напоминание для меня об истинной сущности нашей страны.

    - И какова же эта сущность?

    - Тюрьма, вот какая. Нам не нужна свобода. Нам нужна тюрьма с гарантированной баландой три раза в день, надзиратели на вышках и строгий начальник с которым не забалуешь. Вот и всё. Сталин попал в точку. Так же  как Гитлер – символ Германии и Англии. Чувство тотального превосходства над всеми народами, которое свойственно всем германокровным. Но можно Толкиена вспомнить. Орки в английской мифологии - это и монстры и чужестранцы. Очень показательно. Гитлер ведь себя эльфом считал, а нас гоблинами.

    Она внимательно смотрела на меня.

    - Странно.

    - Что странно?

    - Вы не кажетесь мыслителем. Я уж не говорю про ваши книги. Они откровенно пошлые и глупые.

    Я расхохотался. Она приподняла брови.

    - Вы совершенно правы, - сказал я. – Абсолютно. Именно пошлые и глупые. Разрешите?

    Я присел на один из стульев и опёрся на трость. Она, поколебавшись, села на другой. Впервые на её лице появилось что-то напоминающее интерес. Она прикурила тонкую сигаретку.

    - Не ожидала такой реакции.

    - Я полон сюрпризов.

    - Уже поняла. Но признаться не думала, что вы такой свободомыслящий. Вы кажетесь очень лояльным власти, если судить по вашим интервью и книгам.

    - Просто читаю много, но вы правы. Я действительно лоялен власти. А почему нет? Она в точности отражает потребности общества. Именно такая, какая нужна людям. Чего дёргаться?

    Она покачала головой.

    - Не всем людям.

    Настала моя очередь снисходительно улыбаться.

    - Серьёзно? По вашей газетке не скажешь. Откровенно лизоблюдская.

    Она усмехнулась.

    - Ладно, квиты.

    - А вы необычная журналистка.

    - Вот как? – она положила руки на столик и нервно сплела пальцы.

    - Как правило, журналисты пытаются втереться в доверие, либо провоцируют, но обычно совмещают. А вы сразу пытаетесь шокировать.

    - А может это мой метод!

    - Какой метод! Прийти к известному писателю и в лоб рубануть ему, что он маньяк! Глупость полная.

    - Однако вы здесь, - сухо сказала она и пальчиком сбила пепел. – Значит не такая уж глупость.

    - Тоже верно, - сказал я и улыбнулся. Мне вообще при взгляде на неё хотелось улыбаться. Приглушённый электрический свет мягко ложился на её каштановые волнистые волосы, отражался в тёплых зрачках. Обрамлял тенями мягкие губы. Слишком милая, но вредная. Беззащитная. Крылья моего носа затрепетали. Она может обманывать других, но только не охотника. Она дичь, даже если сама на этот счёт другого мнения. – Я здесь. Делайте со мной что хотите, я полностью в вашей власти.

    Она чуть улыбнулась.

    - И что, по-вашему, я должна с вами делать?

    - Для начала рассказать, чем вызван этот спектакль в кафе.

    - Спектакль! – сказала она, и я понял, что ошибся с интонацией, но отступать было поздно. – Вы считаете, что я запугиваю вас!

    - Именно этим вы и занимаетесь, - твёрдо сказал я. – Вы запугиваете меня. Только не пойму зачем. Очевидно, что вы приехали писать репортаж про Осень. И теперь тычете пальцем в небо, раздуваете сенсацию из пустоты. Потому что у вас ничего нет. Совершенно.

    Она резко встала и затушила окурок в пепельнице. Указала на дверь.

    - Мне кажется, вам следует уйти.

    Я поднялся.

    - Здесь что-то не так. Стоп, стоп. Вы ведёте себя не как журналистка. Даже у начинающей акулы пера основной инстинкт – войти в клинч с жертвой и выпотрошить её по полной программе, а не выгонять за порог. Неужели здесь что-то личное?