Я была в шоке, мне понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Я разглядывала свободные ноги и удивлялась, почему он сделал это. Почему оставил руки связанными, но позволил пользоваться ногами, ведь так я могу убежать? Это не важно. Руки тоже надо освободить. Я снова отчаянно кусаю тугой узел, но ничего не получается, это только приводит меня в еще большее отчаяние. Я слегка приподнимаю голову пытаясь рассмотреть уборную, нет ли здесь чего-либо похожего на нож или ножницы. Ничего. Только пластиковая тара с высохшей краской, маслянистые, грязные пятна и отвратительный унитаз без крышки.

Дверь в комнату открывается, и я слышу голоса снаружи.

—Где она?

О нет… это был голос Изель!

Сердце пускается вскачь, так что я чувствую головокружение, когда кровь приливает к голове. Я еще сильнее впиваюсь зубами в ткань, выкручивая невозможные узлы до тех пор, пока не ощущаю боль.

— Хавьер удивляется, почему вы сами ее не привезли?— добавила Изель своим фирменным томным саркастическим тоном.

Голосов становится больше, мужских, говорящих между собой на испанском, пока Изель разговаривает только с американцем. Голоса приглушены. Не могу разобрать, о чем идет речь.

— Присаживайтесь, — спокойно говорит американец.

— Мы не в гости приехали, — возражает Изель. — Отдай нам Сэрай... или...

Я представляю, как она приближается к американцу, словно скользкая змея, каковой она и является.

— Или же ты и я сперва можем ненадолго уединиться. Я не против.

Она резко замолкает, обольстительные нотки мгновенно исчезают.

— Хорошо! Хорошо! Чертов ублюдок. Ты скорее пристрелишь меня, чем трахнешь?

— Да, — отвечает американец.

— Заберите ее отсюда, — командует Изель голосом, полным презрения.

— Для начала присядь, — говорит американец.

Внезапно я слышу, как взводится курок, и инстинктивно припадаю телом к ванной, насколько могу себе позволить. Начинаю понимать, почему он заставил меня остаться здесь.

— Нас пятеро, а ты один, — ядовито произносит Изель.

Затем раздается выстрел, и я вжимаюсь в твердый пластик под собой. Еще выстрелы. Пули дробят стены; две проходят прямиком сквозь стенку туалета, где, съежившись, лежу я. Через комнату от себя слышу звон разбитого стекла и шум от спасающихся бегством людей. Снова звучат выстрелы, а Изель выкрикивает проклятья в суматохе. Стены сотрясаются вокруг меня, отчего с лампочки на отсыревшем потолке летит пыль. Я слышу громкий хруст, а затем звон разбиваемого в комнате большого окна, словно кого-то в него толкнули.

Становится тихо. Все, что я слышу - лишь быстрый и неистовый стук собственного сердца. Мне настолько страшно, что я больше не плачу, а тело прекращает содрогаться. Меня парализовал страх.

В воздухе витает резкий запах пороха.

Мертв ли американец? Это все, о чем я могу думать. Возможно, они все мертвы, и я смогу выбраться отсюда живой.

Начинаю подниматься из ванной, когда раздается голос Изель.

— Пошел ты. Я ни хрена тебе не скажу!

Краткая тишина, затем я слышу спокойный голос американца:

— Ты уже сказала все, что я хотел услышать.

— Каким это образом?

— Если бы Хавьер хотел, чтобы я остался жив и убил Гузмана, ваши люди никогда бы не стали использовать меня.

— Он хотел, чтобы ты убил его.

— В таком случае ваши люди просто глупцы.

Изель ничего не ответила, но я могу представить выражение ее лица: недовольство вкупе со злобой.

Я выбираюсь из ванной бесшумно, осторожно, стараясь не делать резких движений, и тянусь к дверной ручке. В ту же секунду, когда мои пальцы коснулись ее, дверь открывается, словно до этого она и не была закрыта, хотя я знаю, что это не так. Должно быть, она отворилась, когда я слышала, как кто-то врезался в нее во время схватки.

Толкаю дверь, и та с едва слышным скрипом открывается. Прямо за дверью вижу раковину и зеркало над ней. Все, что от него сейчас осталось, - три огромных, неровных осколка, висящих на стене.

В отражении вижу спину американца.

— Должен тебе сказать, — говорит он, — что сейчас мы заключим новую сделку.

— Здесь не ты заключаешь сделки, — выплевывает слова Изель.

— А по-моему, я, — отвечает он.— Для начала ты скажешь, в чем заключались планы Хавьера, когда он пригласил меня в лагерь?

— Хрен тебе, а не ответ!

Раздается глухой выстрел, затем вскрикивает от боли Изель.

Американец то попадает, то исчезает в зеркале, и я мельком созерцаю Изель, сидящую на стуле возле стены. Ее лицо блестит от пота, а кровь сочится из огнестрельной раны на бедре, руки прижаты сверху в попытке остановить кровотечение. Ее загорелое лицо искривлено агонией и гневом. Она демонстративно сплевывает на пол.

— Обыкновенная рана, — произносит американец.

Я перемещаюсь поближе к двери. Возле ног Изель виднеется пара рук: один из мужчин, которого американец только что убил. Судорожно сглатываю и пытаюсь привести дыхание в норму. Дверь приходит в движение, когда я прислоняюсь к ней бедром, и я резко втягиваю в себя воздух, который только что вдохнула. Изель дергает головой в сторону, когда видит зеркало. Она знает, что я прячусь здесь. Пытаюсь отойти от двери и двигаюсь обратно в темноту комнаты, но она видит меня. Усмешка появляется на ее лице.

— Выходи, Сэрай, — произносит она мелодичным голосом.— Хавьер скучает по тебе.

Я не двигаюсь. Может быть, если я останусь неподвижной, что она и видит в зеркальном отражении, то подумает, что это лишь обманчивые блики света перед глазами.

Она отводит от меня взгляд, как если бы американец чем-то привлек ее внимание.

— Хавьер хочет смерти Гузмана, — говорит Изель.— Он бы не нанимал тебя и не отпустил с этими деньгами, если бы не хотел, — она усмехается, вскидывает голову на американца и добавляет:

— Ты дурак.

Слышу скрип кровати, словно он сидел как раз с краю, лицом к ней. Пока она отвлечена, я располагаюсь подальше от торца двери, но так, чтобы иметь лучший обзор комнаты через отражение в зеркале. Замечаю другое тело, распростертое у стены по другую сторону от нее.

— А если я убью Гузмана, — говорит американец,— я беспрепятственно получу остальную часть денег.— Это было утверждение, но в то же время и вопрос.

Изель усмехается.

— Разумеется, — она склоняет голову набок.— Она уже у тебя.

Никакого ответа. Я знаю, что Изель имеет в виду меня.

— Девушку не покупали и она не была продана, как тебе известно, — добавляет она.

— Не интересовался.

— Тебе и не нужно было.

Не поворачивая головы, Изель снова смотрит в сторону зеркала.

— Строишь из себя героя? — произносит она голосом, полным сарказма.

— Вряд ли, — произносит американец.— Я собираюсь использовать ее в качестве козыря.

Я судорожно сглатываю.

Нужно было держать рот на замке...

— С Хавьером так дело не пойдет. Она не была частью сделки. Ты держишь девушку у себя, чему Хавьер не обрадуется.— Прядь черных волос спадает на ее лицо. Она поднимает руку, чтобы убрать остальные волосы, но на полпути рука замирает, и она опускает ее обратно. Гнев немного помогает ей скрыть страх на лице. Она понимает, что он вынесет ей мозги через затылок.

— Девушка останется со мной, пока я не убью Гузмана, а затем мы устроим торг: она в обмен на остальную часть моих денег.

— А если Хавьеру по барабану?

— В таком случае тебя бы здесь не было.

Глава 4

Изель вызывающе вздергивает подбородок, кожа вокруг ее глаз покрыта крошечными брызгами крови.

— Ты совершаешь ошибку, — выпаливает она с поражением в голосе. — Если тебе нужна девушка, Хавьер даст ее тебе. Только не эту. Так ты лишь сделаешь его своим врагом.

Я очень хорошо понимаю беспокойство в ее голосе. Когда Хавьер недоволен, он склонен обвинять в этом Изель. Если она не вернется в лагерь со мной, он попросту ее изобьет. Я безумно ненавидела ее за то, что она мне сделала, но так же временами и жалела ее.

— Твое предложение оскорбляет мой разум, — произносит американец.— Она - та, кого я хочу, потому что ею он дорожит больше всего. Если у Хавьера нет злых намерений, в таком случае ему не о чем волноваться.

Пока он говорит, Изель мельком смотрит на дверь ванной.

— Девушка будет у меня, пока я не убью Гузмана. Хавьер выплачивает мне остаток суммы. Я возвращаю девушку. И мы расходимся, каждый с тем, что хотел.

Мне хочется ринуться из ванной и добраться до одной из машин снаружи, но я понимаю, что не могу этого сделать. Ладони потеют и покалывают. Порезала левую руку в какой-то момент. Не могу вспомнить, когда это случилось.

Изель сыплет в его адрес испанскими проклятиями, опирается ладонями на сиденье под собой и начинает подниматься.

Американец весьма небрежно поднимает оружие, и она замирает с гневом и вызовом на лице.

— Сведи руки за стулом, — говорит американец.

— Поцелуй себя в зад.

Бах! Изель дергается в сторону, чуть не перевернув вместе с собой стул.

— Ублюдок! — выкрикивает она, прижимая руку к другому бедру со свежей пулевой раной, как раз на уровне предыдущей.

Американец даже не двигается, его выражение и поза как обычно непринужденные и сдержанные.

— Сведи руки за стулом,— также спокойно произносит он.

На этот раз Изель подчиняется. Она упряма, дерзка как всегда, но послушна.

— Выходи из ванны, — Слышу я американца.

Я не хочу. Я тихо отталкиваюсь спиной от стены, подтягивая связанные руки к груди, нервно сцепив пальцы перед собой. Я шмыгаю носом, соленый привкус стекает по горлу. Что мне делать? Если я просто останусь здесь, это только затянет неизбежное. Из ванны нет другого выхода кроме двери.

Наконец я делаю так, как он говорит.

Пытаясь открыть дверь, мне приходится навалиться плечом из-за тела, лежащего на полу по другую сторону от двери. Я стараюсь не смотреть, когда я обхожу левую руку мужчины, неестественно изогнутую за ним, но я вижу достаточно, что мой желудок скручивает. Особенно когда я вижу его глаза. Глаза, безжизненные, пустые и остекленевшие, отчего меня начинает подташнивать. Я делаю глубокий вдох и переступаю через него. Изель улыбается мне, не как страдая от пулевых ранений, как мог бы страдать, на мой взгляд, кто-то другой. Она дышит и пытается сохранить спокойствие для того чтобы посмеяться надо мной.