— Подойди сюда, — говорит американец, что я и делаю.

Он опять вытаскивает нож из кармана, его глаза быстро возвращаются к моим запястьям. Полагая и надеясь это то, что он хочет, я протягиваю к нему руки. Он скользит лезвием под тканью и освобождает мои руки.

— Ты сказала ему, что ты шлюха? — спрашивает Изель.

Я сглотнула накопившуюся во рту слюну. Я не шлюха, но ей всегда как-то удавалось своими обвинениями заставить меня чувствовать стыд. Я делаю вид, что сосредоточена на запястьях, когда они больше не связаны.

Изель поворачивается к американцу, ее руки все еще свободно сведены за спиной. Она говорит со злобной усмешкой:

— Если жалеешь ее, то не надо. С этой маленькой шлюхой обращались лучше всех, даже лучше чем со мной, а я его сестра. Хавьер имеет ее в любое время как захочет. И ему не приходится заставлять ее.

Я чувствую, как мои пальцы вонзаются в ладони, стыд затмевает мой гнев. То, что она говорит, - правда только наполовину, но сейчас не время защищаться. Ничего из того, что я скажу, не имеет значение. Ни для американца, ни для нее. Меня волнует только то, что подумает американец, потому что мне нужна его помощь. Если он думает обо мне как о шлюхе, он наверняка будет меньше расположен помочь. То есть, если я смогу когда-нибудь убедить его помочь мне, что сомнительно.

Совершенно не проявляя интереса к попытке Изель очернить меня, американец указывает на сумку на столе у окна и говорит мне:

— Открой замок, внутри сумки найдешь веревку.

Я осторожно пересекаю комнату, мое сердце бешено бьется о ребра, когда я иду между двумя телами, проходя мимо них, у меня на руках и шее волоски встают дыбом. Я почти готова к тому, что Изель воспользуется возможностью, дотянется и схватит меня, но чувствую облегчение, когда она не смеет шевельнуться. Продвигаясь дальше между телами и мусором, разбросанным по небольшой комнате, я слишком боюсь двух живых людей, находящихся в этой комнате и поэтому не замечаю глаза мертвого человека на полу, уставившиеся на меня. Я чувствую запах крови. По крайней мере, я уверена, что металлический запах это кровь. Ее так много вокруг меня. Занавеска на разбитом окне развивается с каждым порывом теплого ветра. Я засовываю руку в черную сумку американца и роюсь в ней, ища веревку. Я слишком нервничаю, чтоб заглянуть внутрь. Неизвестно, что он может носить там.

Держа в руках моток веревки, я удивляюсь, почему он использовал полоски ткани из простыней, а не более надежную веревку, чтоб связать меня. Я поворачиваюсь и смотрю только на американца, ожидая, что он скажет делать мне дальше, стараясь не встретиться взглядом с Изель. Ей всегда с легкостью удавалось напугать меня.

Американец кивает в сторону Изель.

— Завяжи ей руки за стулом, — дает он указания.

Мое сердце подскакивает. Изо всех сил я стараюсь не смотреть на нее, но попытка не удается, когда он произносит слова, и я смотрю на нее. Она, несомненно, схватит меня, если я буду стоять так близко к ней.

Борьба в моих глазах говорит американцу, что я не могу сделать это, не могу.

Он незаметно направляет пистолет в сторону Изель, его запястье все еще находится на ноге.

— Она не тронет тебя,— произносит он, глядя только на меня. — Если она дернется, и я почувствую опасность, я убью ее и она это знает.

Краем глаза я вижу, как в гневе раздувается ноздри Изель и она кривит рот.

Американец снова кивает в сторону Изель и делает знак, что я могу продолжать

Перебирая веревку пальцами, я снова переступаю через тела и медленно двигаюсь к Изель, обнаружив, что чем ближе я к ней подхожу, тем невозможней становится не смотреть на нее. Она улыбается. Видно, что мои руки сильно дрожат, и она замечает это; не поворачивая головы, быстро пробегает по ним своими карими глазами.

— На сей раз тебе и в самом деле это удалось, — с насмешкой говорит она. — Как ты смогла перебраться через забор? Лидия помогла тебе?

Я уже почти за ней, когда она произносит имя Лидии, и я замираю на месте, а Изель отмечает в моей реакции действительное: беспокойство. И она хватается за это.

От садистской улыбки приподнимаются уголки ее губ.

— А, понятно, — произносит она. — Она же тебе помогла. — Она щелкнула языком. — К несчастью для бедной Лидии она будет наказана. Но ты об этом знала, не так ли, Сэрай?

— Лидия не имеет ничего общего с этим!— Кричу я на испанском, будто снова нахожусь в лагере.

Я знаю, что она пытается достать меня, но также знаю, что ее слова о наказании Лидии правда, и я уже жалею о своей реакции. Потому что именно это она хотела увидеть. Ситуация меняется к худшему. Она касается не только меня. Мне следовало знать это, до того как я выбралась из того окна. Хавьер и Изель знали как мы стали близки с Лидией за такое короткое время.

Часть меня хочет сдаться и вернуться, но сейчас, когда американец контролирует ситуацию, от меня ничего не зависит.

— Хватит болтать, завяжи ей сзади руки. — Говорит со спины американец.

— Прекрасно. Продолжай. Делай с ней, что хочешь,— говорю я Изель, обходя стул.— Я выбралась. Она нет. Печально, но я ничего не могу поделать с этим. Я не вернусь в это место, даже ради нее.— Надеюсь, она верит, что мне плевать на то, что происходит с Лидией, может быть, тогда они не будут использовать ее против меня.

— Я сказал, хватит болтать.

Непривычное раздражение в голосе американца, хотя и сдержанное, достаточно для того чтобы привлечь внимание обеих. Изель и я одновременно смотрим на него.

Я делаю в точности так, как он говорит, боясь, что в следующий раз он может просто выстрелить мне в ногу, я склоняюсь позади Изель и начинаю связывать ее запястья. Американец наблюдает за Изель по-видимому не моргая, ожидая, что она вскочит и даст ему повод пристрелить ее. Я крепко завязываю ей руки, обмотав веревку три раза, каждый раз делая узел. Один раз веревка защемила ее кожу, Изель откидывает голову в сторону, пытаясь увидеть меня, и в ярости скрепя зубами.

— Осторожно,— огрызается она, и ее длинные черные волосы падают на одну сторону лица. Последний узел я завязываю еще крепче, как только могу. Если бы взгляд мог убивать, я бы десять раз уже умерла.

— Сейчас отойди от нее, — отдает приказ американец.

Он стоит у кровати и достает из-под нее свой длинный чемодан.

Я отхожу в сторону, по кивку его головы назад, продолжаю выполнять его указания и пробираюсь к нему. Одной рукой он хватает меня за запястье, другой свой чемодан и ведет меня до двери. Он опускает запястье лишь для того, чтобы поднять со стола свою сумку и закинуть ее на плечо.

Он оставляет свое черное длинное пальто. Конечно, он понимает это, но у меня чувство, что он специально оставляет его висеть на спинке стула.

— Я убью тебя, если ты так оставишь меня здесь. — Рычит Изель сквозь стиснутые зубы, но в ее угроза слышится больше отчаянье. Она начинает дергаться на стуле, стараясь высвободить руки. — Не оставляй меня так! Как я смогу передать Хавьеру, что ты хочешь, если я застряну в этой комнате?

В комнату проникает солнечный свет, когда американец открывает дверь двумя пальцами руки, занятой чемоданом.

— Ты вскоре освободишься — говорит он и выходит со мной за дверь. — Сообщи Хавьеру, что я свяжусь с ним, пусть он не теряет и не выкидывает номер моего сотового, по которому я звонил ему в последний раз. — Он также двумя пальцами закрывает дверь, и я слышу, как изнутри Изель злым голосом проклинает нас, когда мы покидаем ее.

Он сопровождает меня на пассажирское место, и закрывает дверь после того как я оказываюсь внутри. Капот открывается, и он прячет внутри него свой чемодан и черную сумку.

Я слышу приглушенные выстрелы с улицы, когда он стреляет по двум шинам на каждом грузовике, припаркованным спереди.

Он закрывает дверь с водительской стороны и смотрит на меня.

— Пристегни ремень, — говорит он и отводит взгляд от моих глаз, поворачивая ключ в замке зажигания.

Машина заводится, пока я быстро пристегиваю ремень безопасности.

— Ты стреляешь в женщин, — тихо произношу я.

Он выезжает задом с грязного участка перед странным придорожным мотелем, который больше похож на пятизвездочную хибару.

Американец нажимает ногой на тормоз и снова смотрит на меня.

— Свежие раны, — говорит он и снова приводит машину в движение. — Она будет жить. И ее трудно назвать женщиной. — Он отъезжает, гладкая черная машина поднимает облако пыли позади нас.

В этом смысле он прав. Изель женщина, но она не заслуживает, чтоб с ней обращались как с женщиной и это ее вина.

Пока мы едем по пыльной магистрали, удаляясь от мотеля, американец протягивает руку к консоли между нами и достает маленький черный телефон. Проведя пальцем по экрану, он включает динамик и внезапно голос Изель заполняет машину. Сначала я в замешательстве, но вскоре понимаю, в чем была причина, что он оставил свое длинное пальто в комнате.

Я слышу голос Изель по крошечному динамику.

— Он ушел! Встань и развяжи меня! Быстрее!

Шелестящий звук заглушает ее голос, а затем появляется странный, непонятный шум.

—Убери эти веревки!

Один мужчина выжил?

Я смотрю на американца, чьи глаза сосредоточены на дороге, но его уши слышат голоса, раздающиеся из телефона в его руке. Он знал. Он все время знал, что один из них лежал, притворяясь мертвым. Я вздрогнула при мысли, что перешагивала его тело или проходила мимо так близко, что он мог схватить меня за лодыжку и повалить рядом с собой.

Из динамика раздается больше шаркающих и потрескивающих звуков. Я слышу, как Изель приказывает мужчине дать ей телефон и секундой позже, она говорит с Хавьером.

— Si², Хавьер. Он забрал ее. Он убил их. Нет.

Она замолкает, пока Хавьер, я знаю, даже не слыша его, сыплет угрозами на другом конце телефона.

— Si, — говорит она сиплым голосом, будто ее вынуждают соглашаться, хотя ей дается это нелегко.

Затем я слышу громкий выстрел и сразу же глухой стук! Я только могу предположить, что она только что убила мужчину, который помогал ей, в порыве гнева от того, что сказал Хавьер.